– Как фамилия артиста? – неожиданно заволновался Жур.
– А Бог его знает. Василиса не запомнила. Я еще подумал…
Он не договорил, увидев, что Жур вдруг вскочил и, забыв про палку, на одной ноге допрыгал до шкафа, распахнул дверцу, сдернул с вешалки костюм и тут же стал переодеваться.
– Лина! – крикнул Виктор Павлович, застегивая пиджак. На пороге появилась жена. – Найди калошу на эту ногу, – показал он на забинтованную.
– Зачем? – удивилась та.
– Скорей! – повысил голос Жур.
Гарнич–Гариицкий с удивлением следил за тем, как хозяин квартиры вызвал оперативную машину, как привязывал к забинтованной ноге калошу.
Через десять минут они уже мчались по улицам Южноморска, а капитан так пока еще ничего и не объяснил своему одесскому коллеге.
Машина остановилась у демонстрационного центра «Люкс–панорама», где сегодня утром Жур так бесславно упустил Бабухина. Оба опера поднялись в приемную генерального директора. На этот раз Жанна – секретарша была на месте. Жура она узнала сразу. На ее лице был неподдельный испуг.
– Пожалуйста, откройте! – попросил Виктор Павлович, указав на дверь кабинета Бабухина.
Жанна поспешно выполнила просьбу.
В сопровождении ее и Гарнич–Гарницкого Жур буквально чуть ли не ворвался в комнату. И остановился возле одной из афиш, висевших на стене. На ней был изображен тот же человек, что и на привезенной Гарнич–Гарницким, только в другом костюме – фраке и с галстуком–бабочкой.
Наверху крупными буквами было выведено: колдун, экстрасенс, целитель. А внизу еще более крупным шрифтом – Станислав Зерцалов.
– Ну что? – торжествующе произнес Виктор Павлович, сравнивая обе афишы.
– Да, верно, – кивнул Гарнич–Гарницкий, не понимая, однако, причин возбуждения Жура.
Тот молча вынул из кармана фотографию обезглавленного трупа в чемодане. Одежда, что была на убитом, полностью совпадала с одеянием Зерцалова на одесской афише.
– М–м–м, – промычал с улыбкой Гурий Тихонович.
Уж кто–кто, а он мог теперь в полной мере оценить открытие коллеги. Только стоящая в сторонке секретарша была в неведении насчет происходящего.
– Адрес Зерцалова у вас есть? – обратился к ней Жур.
– Станислава Аскольдовича? – вздрогнула та от неожиданности.
– Да, да, – нетерпеливо сказал оперуполномоченный.
– Вообще–то он не здешний… И перестал выступать под нашей эгидой.
– Почему?
– У них с генеральным директором возникли какие–то крупные разногласия из–за гонорара. И теперь Зерцалов, кажется, выступает от какого–то концертного кооператива.
– А куда вы ему посылали деньги, по какому адресу?
– Это легко можно узнать в бухгалтерии.
Секретарша кому–то позвонила, и тут же появилась пожилая женщина.
– Деньги мы переводим Зерцалову сюда, в Южноморск, – сказала женщина, глядя на бумажку, – по адресу: Капитанский бульвар, дом пятнадцать, квартира тридцать два. Есть номер телефона…
Жур записал адрес и номер телефона, поблагодарил женщину из бухгалтерии и, сопровождаемый Гарнич–Гарницким, спустился к машине.
– Поздравляю, капитан, – крепко пожал ему руку Гурий Тихонович. – А может, скоро и майор? – лукаво подмигнул он.
– С меня причитается, – весело сказал Жур. – И не бутылка, а целый ящик.
– Кефира, – усмехнулся одессит. – Язва, будь она неладна… Может быть, в санатории помогут…
– Прошу, – открыл перед ним дверцу Виктор Павлович.
– Спасибо, я больше привык на своих двоих.
– Садитесь, садитесь, – настойчиво предложил Жур. – Подброшу.
– Тогда вы первый…
Гарнич–Гарницкому надо было в курортную поликлинику.
– Что, думаете, у нас эскулапы лучше, чем в Одессе? – балагурил Виктор Павлович.
– Если честно, то на врачей я уже махнул рукой. Травами лечусь…
Когда подъехали к нужному зданию, Жур поблагодарил Гарнич–Гарницкого за неоценимую услугу и просил звонить, если тому понадобится помощь. Затем Виктор Павлович поехал на Капитанский бульвар.
Разболелась нога, но капитан не обращал на это внимание. На третий этаж поднялся чуть ли не в мгновение ока – так велико было нетерпение. Нажал на кнопку звонка. Дверь отворилась.
Перед ним стояла… Инга Казимировна Гранская.
– Как?! – вырвалось у оперуполномоченного.
– Что, как? – спросила недоумевающе следователь, глядя на забинтованную ногу капитана с привязанной галошей.
– И вы, значит, вышли на убитого?
– Убитого? – еще больше расширились глаза у Инги Казимировны.
– Ну, Зерцалова…
Некоторое время ошарашенная Гранская переваривала услышанное.
– Господи, что же вы стоите? – пришла она наконец в себя. – Пойдемте скорее…
Она потащила Виктора Павловича на кухню. Через открытую дверь Жур успел заметить в комнате младшего лейтенанта милиции, молодую блондинку и пожилого мужчину.
– Садитесь, выкладывайте! – горела нетерпением Гранская.
Жур разложил на кухонном столе две афиши и рядом положил фотографию трупа.
– Неужели убитый – Зерцалов? – произнесла Инга Казимировна, в голосе которой одновременно слышались и торжество, и сомнение.
– Он, – убежденно проговорил Жур. – Смотрите, костюм один и тот же, эти пуговички на воротнике, галстук. А главное – перстень.
На одесской афише на пальце Зерцалова был изображен тот самый необычный перстень, что менял окраску.
– Что ж, допустим, так оно и есть, – согласилась следователь. Видя, что Виктор Павлович хочет протестовать, она остановила его жестом. – Да–да, допустим… Пока не будет других неопровержимых доказательств… Кстати, откуда у вас афиши?
Капитан вкратце рассказал о визите Гарнич–Гарницкого и о посещении «Люкс–панорамы».
– Гурий Тихонович выдвинул предположение, что Эрмитаж, ну, тот самый бывший зэк, скорее всего распознал Зерцалова по наколке на руке… – заключил Жур, а потом спросил Гранскую; – Ну а вы как сюда попали?
Пришлось и Гранской поведать об эпопее с установлением личности Кирсановой.
– В ее квартире мы и находимся, – закончила Инга Казимировна.
– Хозяйка – это та блондинка, что в той комнате? – спросил Жур. И показал на дверь кухни.
– Хозяйки нет дома уже несколько дней. Так сказали соседи. А мужчина и женщина – понятые. Пожилой слесарь, он открыл дверь.
На кухне появилась кошка.
– Голодная была – ужас! – заметив животное, сказала Инга Казимировна. – Накормили, стала ласкаться.
– Что, Кирсанова живет одна?
– Судя по прописке, да. А вот уже начало обыска говорит о том, что здесь жил и мужчина… Правда, мы только начали… А тут вы…
– Разрешите участвовать? – попросил капитан и, перехватив взгляд Гранской на его ногу, улыбнулся: – Рано меня списывать.
– Хорошо, идемте, – поднялась следователь. – А то заставили понятых ждать.
Когда Инга Казимировна представила Жура, понятые подозрительно посмотрели на сыщика, его палочку и галошу.
Комната, с которой начали обыск, служила, видимо, хозяйке столовой и гостиной. Обстановка была дорогая, но старомодная. Лет двадцать назад это был шик. Поражало обилие хрусталя, фарфоровых безделушек, бронзовых статуэток. На стенах висели ковры. Под стать мебели был и цветной телевизор – один из первых тяжеловесных мастодонтов.
В тумбочке под ним Гранскую ждала первая интересная находка: пустой конверт. Обратный адрес – Новобалтийск, ул. Победы, дом 13, кв. 9. Письмо пришло от Зерцалова С. А. Судя по штемпелю, полтора месяца назад.
Следующая находка – коробка из–под шоколадных конфет, в которой лежало несколько телеграмм и открыток. В основном от Зерцалова. Из различных городов: Ростова, Алма–Аты, Одессы, Сочи, Пятигорска. Свои послания он неизменно заканчивал словами: «целую тысячу раз, твой Станислав». Другие послания – от Маргариты Корецкой. По–видимому, близкой подруги Кирсановой из Москвы.
И еще одна находка озадачила Ингу Казимировну и привела в смущение понятых. Это была кипа брошюр, буклетов, книжечек эротического содержания. «Любовники Екатерины Второй», сборник секс–анекдотов, руководство к интимной жизни и прочая литература, что раньше считалась запретной, а теперь продавалась бойкими молодыми людьми чуть ли не на каждом углу в особо людных местах. Возле Центрального универмага, в подземных переходах, на автобусных станциях, на «фарцплаце». Издания эти были предельно откровенны, рисунки и фотографии – натуралистические. В них без всяких эвфемизмов рассказывалось об эротике, приводились способы удовлетворения половой страсти.