— Отец!.. — со страхом еле слышно произнес Яновский, с головой накрывшись одеялом.

Оксана судорожно подняла голову и, поднеся ладонь козырьком к глазам, взглянула в залитое солнцем окно. Теперь она отчетливо увидела на фоне ослепительно яркого солнечного потока силуэт отца.

— Он!.. — выдохнула Оксана и инстинктивно закрыла голую грудь подушкой. Тут же силуэт в окне исчез. Оксана заметалась. Вскочив с постели, она подбежала к окну и задернула наглухо шелковые портьеры.

— Я погиб!.. — дрожащим голосом сказал Яновский и никак не мог попасть ногой в штанину джинсов. — Ради бога, спасай меня…

— Сиди здесь!.. Я тебя закрою на ключ, — сказала Оксана, накидывая на плечи длинный шелковый халат, валявшийся на полу.

— Может быть, мне… — трясущимися губами пролепетал Яновский.

— Что тебе?!. — нервно произнесла Оксана, энергичным движением поправляя рассыпавшиеся волосы.

Яновский выразительным взглядом показал на окно.

— Сбегать?!. Ты что, с ума сошел?!. Ты не знаешь моего отца!..

— Он не прибьет меня?

— Успокойся… Приводи себя в порядок и жди. Тебя позовут. И не вздумай удирать. Если это сделаешь — можешь сегодня же ставить крест на своей диссертации. — С этими словами Оксана вышла из спальни и закрыла ее на ключ.

Никогда еще Оксана не видела лицо отца таким, каким оно было в ту минуту, когда она открыла дверь веранды. На нем не было ни гнева, ни злости, ни возбуждения. На нем не было ни гнева, ни злости, ни возбуждения. На нем запечатлелись боль, стыд, бессилие обманутого и преданного человека. Оно выглядело намного постаревшим.

Оксана, пересилив страх, сделала шаг вперед и поднялась на цыпочки, чтобы поцеловать отца, как это она делала всегда, когда он возвращался из командировок, с отдыха и вообще после двух–трех дней разлуки. Но это ее движение было отторгнуто резким жестом руки, в котором отчетливо проступала брезгливость.

— Вначале отмойся от грязи, потом лезь целоваться! — Переступив порог, Гордей Каллистратович остановился посреди веранды. Взгляд его упал на стол, заставленный пустыми бутылками и грязными тарелками с остатками закуски. — Во что ты превратила то, что для нас с матерью было алтарем чистоты?!.

— Папа, я тебе все объясню, — как побитая, виновато проговорила Оксана. — Только ты не думай об Альберте плохо. Он порядочный человек.

— Пока я вижу одно: он или современный альфонс, или новоявленный Растиньяк, который свою карьеру делает через постель.

— Ты не прав, папа, — подавленно проговорила Оксана. — Я тебе все объясню. Мы любим друг друга!.. Мы ждали твоего приезда, чтобы заявить тебе об этом.

Гордей Каллистратович впервые после того, как перешагнул порог дачи, взглянул на дочь.

— Приведи себя в порядок, потом… — Он не договорил фразы.

— Что потом? — дрожащим голосом спросила Оксана.

— Через полчаса я приму вас у себя в кабинете. Вначале у меня будет разговор с тобой, потом с твоим любовником.

— Но он прежде всего твой аспирант, — робко возразила Оксана.

— Сегодня он в моем доме пребывает как любовник моей дочери, которая уже успела в жизни наломать дров! — Гордей Каллистратович посмотрел на часы и ушел к себе в кабинет, которым служила самая большая и самая светлая комната.

Вернувшись в спальню, где не находил себе места насмерть перепугавшийся Яновский, Оксана обессиленно рухнула в мягкое кресло и, заметив, что Яновский за время ее отсутствия успел убрать постель, горько улыбнулась краешком губ и шуткой пыталась приободрить его:

— Хоть этим хочешь смягчить гнев отца?

Яновский молча пожал плечами, вместо ответа потер ладонями и отрешенно махнул рукой. Оксана передала ему разговор с отцом и его желание поговорить с каждым в отдельности.

— Чем мне оправдываться? — Яновский умоляюще глядел на Оксану. — Ведь если он захочет — он из меня сделает мокрое место в науке.

— У тебя есть единственный путь к спасению, — твердо сказала Оксана и закурила. Пальцы рук ее крупно дрожали: от выпитого вина, от бурной ночи и от волнения.

— Какой?!. Подскажи!.. Ведь я люблю тебя.

— Вот об этом ты ему и скажи.

— И еще что? — пересохшими губами проговорил Яновский, готовый в эту минуту на все.

— А еще скажи, что ты сделал мне предложение, что ты хочешь на мне жениться, и что я согласна за тебя выйти замуж, и что мы решили с тобой об этом заявить ему и маме, как только они вернутся с юга.

— Но это же правда, Оксана!.. Мы же и без этого решили. Ведь всё так.

— Вот и хорошо, что всё так. Только возьми себя в руки и будь мужчиной. Вчера вечером и ночью ты был Тарзаном, а сейчас — посмотри в зеркало, на кого ты походишь. — И, как бы опасаясь его трусости и страха, предупредила: — Только не вздумай рассказать отцу о том, что жена твоя с инфарктом лежит в больнице, что твой пасынок сидит в тюрьме под следствием. Он это расценит как твой побег от трудностей, как предательство. Я знаю своего отца. Ты меня понял?

— Понял…

— Ступай умойся и побрейся. У тебя вид — на море и обратно.

— Я не могу туда выйти, я боюсь его, — дрожащим голосом проговорил Яновский.

— А ты действительно сейчас жалок, — брезгливо сказала Оксана. — Возьми себя в руки! Пойдем, я провожу тебя в ванную.

Как и распорядился Гордей Каллистратович, ровно через полчаса Оксана вошла в его кабинет и с опущенными к полу глазами подошла к тахте, на которой, заложив руки за голову, лежал отец. Он сделал вид, что не заметил дочь. Оксана присела в кресло, стоявшее рядом с тахтой.

— Папа, я пришла, как ты велел, — еле слышно проговорила она. Оксана знала, что любовь отца к ней безгранична, что он простит ей, как прощал раньше и не такие грехи. Но для того чтобы успокоить его и привести в состояние душевного равновесия, она всем своим видом старалась выразить в эту минуту любовь, покорность и готовность сделать для отца все, что он потребует.

— Я никогда не только не говорил тебе, но даже виду не подавал, что мне известна причина твоего разрыва с мужем. Я щадил тебя и берег тебя. Я не хотел, чтобы в глазах моих ты упала до той грани безнравственности, за которой самая нежная родительская любовь иногда перерастает во враждебность. Ведь ты так виновата перед Дмитрием!.. И узнал я об этом не от него. Он до конца остался благороднейшим человеком. Подробности вашего развода мать твоего бывшего мужа рассказала твоей матери. А от нее обо всем узнал я.

Оксана поднесла к глазам платок и всхлипнула.

— Зачем все это ворошить, папа?.. Я готова пожертвовать многим, чтобы искупить свою вину перед Дмитрием, но теперь это невозможно.

— Скажи, когда мой аспирант стал твоим любовником? — в упор спросил отец.

— У нас, папа, не так, как ты думаешь, начали складываться отношения.

— А как же?

— Первое время наши встречи проходили в стенах театров, музеев, кафе… Потом…

— Что потом? — не дождавшись, когда дочь скажет, что было потом, спросил отец.

— Потом Альберт признался, что любит меня, что он очень хочет, чтобы я была его женой, что он любит всю нашу семью: тебя, маму, бабушку… У нас все ему нравится, все ему у нас мило.

— Но он же женат, твой рыцарь, — язвительно сказал Гордей Каллистратович.

— Они уже подали на развод, — солгала Оксана.

— Причины развода? — как на допросе, официальным тоном спросил отец.

— Их очень много, папа. Главная из них: жена его старше Альберта на двенадцать лет. И второе — у него с ней почти ежедневно конфликты из–за ее сына. Расстаться решили по–мирному, обоюдно.

— Пока убедительно, если это — правда. — И, помолчав, спросил с подчеркнутой иронией: — Значит, ему нравится вся наша семья?

— Очень, папа!.. Он говорил мне об этом при наших первых встречах.

Гордей Каллистратович ухмыльнулся.

— Золотая мечта безлошадного мужика всегда была одна — иметь лошадь. Хорошую лошадь! Твой Альберт пока безлошадная голытьба.

— Зачем так резко, папа? — Оксана метнула на отца колючий взгляд.