– Почему именно за шесть?

– Согласно оценке.

– Елена Георгиевна, вы хорошо знали Бурмина?

– С детства. Мы с его покойной матерью были ближайшие подруги, я тоже считала его сыном.

Наумов взглянул на Котову и подумал, что, видимо, не очень счастливую жизнь прожила эта женщина.

– Да, – продолжала она, – Игорь был мне как сын.

– Он постоянно жил на даче?

– Последний год. У него нелады с женой.

– А кто его жена?

Котова достала сигарету, вставила ее в наборный плексигласовый мундштук. Такие мундштуки делали во время войны на фронте. Точно такой же был у отца Олега. Белая полоска, красная, желтая…

Олег щелкнул зажигалкой.

– Спасибо. – Женщина глубоко затянулась, усмехнулась грустно. – Мне советуют бросить, говорят, вредно. Так ведь и жить вредно, от этого умирают.

– Я сам пытался несколько раз… – Наумов махнул рукой.

– Жизнь наша – сплошное насилие над собой, – сказала Котова.

Она пыталась говорить спокойно, даже несколько иронично. И лицо ее было спокойным, и голос. Только глаза, нестерпимо грустные, полные горя, показывали, что переживает она на самом деле.

– Так кто же его жена?

– Алла Панова.

– Это ничего мне не говорит.

– Они жили два года. Жили плохо. Она красивая, несостоявшаяся, но весьма твердая дама.

– То есть?

– То есть хищная. Игорь не из тех, кто любит рассказывать о семейных неурядицах. Но я знала кое-что.

– Вот это «кое-что» меня и интересует. Вы, Елена Георгиевна, сказали «несостоявшаяся». Как это понимать?

– Очень просто. Единственная дочь весьма обеспеченных родителей. Немного рисовала с детства. Закончила текстильный институт, получила диплом художника. Дальше… Она пробовала писать стихи, рисовать, даже в кино снималась. Кстати, Игорь с ней познакомился в Болгарии. Алла снималась в фильме «Песни моря».

– К сожалению, не помню, – сказал Наумов.

– А этого фильма никто не помнит, – Елена Георгиевна вставила в мундштук новую сигарету, – обычная музыкальная поделка с красивыми видами.

– Так что же произошло у Бурмина с женой?

– У нее появилась новая компания, новые увлечения.

– У нее появился новый мужчина?

– Возможно. Я же говорила: Игорь не любил рассказывать об этом. Он приехал ко мне и попросил разрешения пожить на даче. Я согласилась с радостью.

Котова замолчала. Закурила новую сигарету. Олег видел, как тяжело ей рассказывать об этом. Женщина была на той грани, когда оставляют силы и слезы могут появиться в любую минуту.

– Спасибо. – Наумов встал. – Я провожу вас к следователю, он запишет все, что вы рассказали мне.

– А вы разве не следователь?

– Я оперуполномоченный. Я ищу. По дороге к дому Олег спросил:

– С кем дружил Бурмин?

– К нему тянулись люди. Но дружил он с писателем Виктором Гореловым и художником Борисом Новиковым. Вы знаете их?

Новикова Наумов не знал, но имя Горелова ему было хорошо известно.

Телерепортажами из Никарагуа, Мозамбика, Анголы. Прекрасные, острые политические романы, интересные статьи. Олег любил читать Горелова. Очень любил.

У входа в дом Наумова ждал эксперт.

– Мы закончили.

– Есть что-нибудь?

– Ничего. Преступник работал в перчатках, по-видимому, в кожаных.

– Я пойду погляжу.

Наумов вошел в комнату Бурмина и закрыл дверь.

Здесь было все так же, как и два часа назад, когда он впервые переступил порог.

Наумов сел на стул, закурил и внимательно оглядел комнату.

Письменный стол. Ящики вывернуты на пол.

Олег положил сигарету, сел прямо на ковер.

Бумаги. Видимо, Бурмин был аккуратным человеком.

Папка договоров. Папка переписки с издательствами и киностудиями.

Письма читателей. Счета за квартиру, телефон, автомобиль, корешки квитанций переводов.

Целая стопа ледериновых обложек. Понятно. Лауреатские дипломы и почетные грамоты. Прилично, штук двадцать.

Так, поехали дальше. Коробочка, разобранная зажигалка… Кремни…

Сломанные трубки… Это что? Медали… «За трудовую доблесть», «За отвагу на пожаре», «За спасение утопающих», две каких-то иностранных.

Так, дальше. Ершики для чистки трубок… Сломанный стартовый пистолет… Ножички… Какие-то монеты и значки…

Господи, как много ненужных мелочей храним мы! Они кажутся нам значительными и необходимыми. Чаще всего это память о чем-то. Очень личном, никому не ведомом.

Из этих мелочей и состоит мир человека. И ничто так крепко не привязывает его к жизни, как эти мелочи.

А что в этой коробке? Почетные знаки. ЦК ВЛКСМ, МВД, Погранвойск, спортивные.

Как аккуратно берег Игорь Бурмин все эти вещи! А единственная наследница – его жена, приедет, сгребет все в кучу как ненужный хлам, все, что дорого было ему, и выкинет.

Надо изъять их и медали. Составить акт и изъять. И отдать на память чудной женщине Елене Георгиевне. Неудобно, когда на помойке валяются почетные грамоты и дипломы. Совсем неудобно.

Бумаги, письма, блокноты. А он аккуратный был. Каждая командировка отмечена, и год стоит, и месяц, и люди, с которыми говорил.

Все это внимательно посмотрю в управлении. А это что? Надпись «Место встречи Гродно». Документальная повесть, 1985 год. Название перечеркнуто и красным фломастером написано новое – «Падение».

Видимо, это и есть его последняя работа. Листы по полу разбросаны. На одном след ботинка. Это наши. Словно слоны в посудной лавке. Горе-оперы.

Олег поднял одну из страниц.

«Я живу в Родопах. По утрам над горами висит туман. Плотный и мягкий. Сквозь него с трудом пробивается солнце. Оно похоже на занавешенную лампу. Потом ветер разгоняет туман и солнце, нестерпимо яркое, повисает над миром, в котором есть только две краски: зеленая – поросшие соснами горы и голубая – небо. Озеро тоже голубое, потому что в нем отражается небо.

Я живу здесь в немыслимой тишине. Среди простых и забытых звуков: смеха детей, глухого стуканья коровьих колокольчиков и шелеста ветра. И здесь, среди невероятной красоты Родоп и тишины, я острее воспринимаю все то, о чем хочу написать.

Именно в состоянии невероятного покоя приходят ко мне ассоциации из того жестокого времени. И становятся более выпуклыми понятия «мужество», «трагизм», «предательство»…

– …Вот этот дом, – говорит Сергей Петрович Брозуль.

Основная улица. Зеленая, горбатенькая. Домики маленькие, с арочными воротами, с заросшими кустами дворами. Она, извиваясь, бежит к реке. Маленькая улица с нежным названием Буковая в белорусском городе Гродно.

Дом закрывают кусты, видны только окна второго этажа и островерхая крыша. Мы входим в ворота и идем по дорожке, уложенной гладкими, лопнувшими каменными плитами.

– Вот этот дом, – повторяет мой спутник. – Только в сорок третьем он не был таким нарядным.

Сорок два года назад в этом доме сотрудники абвера арестовали разведгруппу. Их не взяли. Был короткий и яростный бой. Уйти удалось одному молодому связному – Борису Луневу. Раненный, истекающий кровью, он приполз в дом к Брозулю, руководителю нашей разведки в этом районе».

Олег отложил страницу. Нет, это не о том. Это о войне. Значит, он работал над книгой о тех годах. А искать надо в сегодняшнем.

Наумов аккуратно собрал страницы, вложил их в папку. Он прочтет все это потом, в управлении.

Шкаф раскрыт, но, видимо, ничего не взято. Количество вещей соответствует количеству вешалок.

Стеллажи. Книги выкинуты. И здесь что-то искали.

Но что?

Вот валяются раскрытые папки с надписью «Архив». Книги, которые написал Бурмин. Журналы с его статьями, газетные вырезки.

Если бы узнать, что искали в этом доме, то можно было бы найти того, кто искал. Не можно, а легче. Потому что он должен найти убийцу. Для этого он, Олег Наумов, и надел милицейскую форму.

В дверь заглянул следователь:

– Ну, что у вас?