– Ты проходишь в нашем мире под таинственной кличкой Каин. Тебя боятся, – смеялся Хомутов.

Его взяли внезапно. Он молчал на следствии и суде. Но улики были настолько неопровержимы, что Сергей все же получил высшую меру. У Долгушина остались ценности и деньги, а главное – связи. Он начал «работать» самостоятельно, построив свою империю. Теперь она разваливалась. Но главное – Юрию Петровичу это оказалось как нельзя кстати.

В Союзе художников он сдал свой паспорт и получил заграничный. Бухгалтер, выдавая валюту, сказал с усмешкой:

– На такие деньги не загуляешь, но пива попить можно.

Долгушин сел в машину, вынул паспорт и понюхал его.

Нет, он пах не коленкоровым клеем и типографией – это был запах его сбывшихся надежд. Он звонил Наташе несколько раз. Ее подруга Юля, красиво-распутная брюнетка, обожавшая Юрия Петровича, сказала:

– Юрочка! Нату занарядили с американцами в Кижи. Приедет послезавтра. Если хочешь, я опять ее тебе заменю.

– А что, это мысль, – засмеялся Долгушин, – приезжай ко мне часов в семь.

– Буду. – Юля повесила трубку.

Но все же Долгушин заехал домой к Наташе. У него был ключ, и он спокойно вошел в квартиру. Этот дурак, Наташин муж, узнав, что она ушла от него, выписался из Москвы и переехал постоянно жить на Север. В квартире стояла зыбкая тишина, пахло табаком и духами. В спальне створки шкафа были распахнуты, на постели вывалены платья и кофты. Все точно, Наталья собиралась стремительно. Ничего, жаль, конечно, что он теперь долго не увидит ее. Но она все равно приедет к нему. Юрий Петрович сел в машину и поехал домой. Скоро должна была приехать Юля.

Оперативное совещание проводил Кафтанов. Прямо у его стола сидел полковник Чанов из МВД СССР.

– Товарищи, – сказал генерал, – Долгушин получил иностранный паспорт. Завтра в 20:30 он улетает в Париж. Завтра же утром из Амстердама прилетает Корнье. Долгушин передаст ему медальоны, видимо, получит чек и поедет в аэропорт. Во сколько совершится передача, мы не знаем, где – тоже. Поэтому приказываю усилить наблюдение за Долгушиным и, конечно, не спускать глаз с Корнье. Руководит операцией по-прежнему подполковник Орлов. Ваша группа усилена и оснащена первоклассной оперативной техникой. Жду результата. Теперь несколько слов скажет полковник Чанов.

– Товарищи. – Полковник Чанов достал из кейса бумаги. – Мы, – продолжал он, – навели справки об этом Корнье. Что я хочу сказать? Фирма, которую якобы представляет Корнье, – ширма для группы дельцов, занимающихся незаконной скупкой, хищением антиквариата и произведений искусства. Поэтому мы хотели бы после реализации дела привлечь к нему внимание прессы. Мы должны быть гостеприимны, но вместе с тем и строги. У меня все.

– Орлов, – сказал Кафтанов, – как вел себя Долгушин?

– 8:00, – начал докладывать Вадим, – пробежка, 10:00–11:00 – получал паспорт и валюту. 11:20 – звонил по телефону, говорил с подругой Кольцовой Юлией Петровной Зверевой. До 13:30 ездил по магазинам. В 13:30 – обедал в «Национале». 15:21 – приехал в издательство, 17:11 – приехал на квартиру Кольцовой, 19:00 – вернулся домой. 19:17 – к нему поднялась женщина, сослуживица Кольцовой – Юлия Петровна Зверева. Пока все.

Вадим сел.

– Ну что же, внешне наш подопечный ведет себя вполне спокойно. Что докладывает наружное наблюдение? – спросил Кафтанов.

– Объект не выражал никаких признаков беспокойства, перемещался уверенно, не перепроверяясь.

– Все, кроме Орлова, свободны.

Бар был почти пустой, только в угловом кабинете веселились трое негров. Шеф сам приехал провожать Корнье в аэропорт. Это он делал редко, только перед особо ответственными операциями.

– Я очень люблю пустые кабаки, – шеф был настроен элегически, – знаете, Альберт, есть какая-то неуловимая прелесть в этой общественной пустоте.

– А я наоборот. Мне нравятся шум, люди, музыка.

– Это пройдет с возрастом. Я раньше тоже любил шум, но теперь, в старости…

– Побойтесь Бога, – перебил Корнье шефа, – вам ведь только пятьдесят.

Корнье посмотрел на могучие плечи и крепкие загорелые руки шефа. Он-то знал, сколько часов в день этот человек тратит на теннис и гимнастику.

– Опять ваш молодой максимализм. Для вас мне только пятьдесят, а для меня – уже пятьдесят. Вам, Альберт, тридцать восемь?

– Да.

– Время надежд. – Шеф пригубил бокал сока. Он никогда не пил спиртного и не курил. И что самое ужасное, запрещал другим курить в своем присутствии.

– Что вы вздыхаете, Альберт, наверное, думаете: зачем этот старый дурак увязался меня провожать, теперь даже не выкуришь трубки? Ладно, ладно. Курите, я разрешаю.

Корнье набил трубку, сделал первую, самую сладкую, затяжку. Он мучительно думал, что нужно от него Анквисту, человеку не склонному ни к сантиментам, ни к проявлению демократизма.

– Вас, конечно, удивило, Альберт, что я поехал провожать вас?

– Честно, шеф?

– Безусловно.

– Очень удивило.

– Мне надо с вами поговорить, а знаете, в конторе это не всегда надежно.

– Я слушаю вас.

– Наша профессия, Альберт, вечна. Меняются политические течения и системы, начинаются и заканчиваются войны, а наше дело остается. Все пушечные короли и президенты, генералы и гангстеры являются нашими клиентами. Со временем сталь заменят какой-нибудь необыкновенной пластмассой, а вместо бензина придумают смесь из разных сортов минеральных вод. Да, представьте себе, это будет. Но Гоген, Рубенс, Рублев – останутся. Это ценности вечные. Их не касается мода. Вспомните, как неплохо мы заработали на абстракционистах. Но это было вчера.

– Вы хотите сказать, что этот… как его… Ли-ма-рев, мода?

– Нет. Он ценность непреходящая. И мы не выбросим его на аукцион, не в этом и даже не в следующем году. Мы организуем его выставку, а этот русский, господин Юрий, будет рассказывать о нем нашим дуракам с деньгами. Через три года, когда цена станет рекордно большой, мы его реализуем. Понимаете, как важна для фирмы ваша поездка?

Корнье кивнул.

– Теперь второе, в Москву ездил Поль, он встречался с вашей невестой.

– Как, без меня?

– Да, не удивляйтесь, что я пошел на это, мне не безразлично знать, кто будет служить в моей фирме. Это хорошо, что вы женитесь именно на русской. Во-первых, подобный шаг подчеркивает нашу расположенность к стране, во-вторых, у нас будет человек, который сможет постоянно ездить в Россию. Вам и вашей невесте я отдам эту страну на откуп. Теперь еще об одном. Бизнес бизнесом, а дело делом. Мы должны перехватить у англичан заказ на поставку станков. Как к вам относится господин Баринов?

– Как к солидному, деловому партнеру.

– Это хорошо. Полю удалось скомпрометировать англичан. Там, где надо, он сказал, что их фирма – филиал секретной службы.

– Русские не дураки.

– Но они не любят чужую разведку, а пока разберутся, посредниками при сделке станем мы. Помните, если понадобится, достаньте где хотите, но суньте англичанам на стенд что-нибудь компрометирующее.

– Что именно?

– Подумайте.

Голос диктора объявил рейс на Москву. Корнье встал.

– Кстати, шеф, канал доставки прежний?

– Да. Дипломат.

– Он начинает просить слишком много.

– Скотина. Строит из себя форпост западной цивилизации, а грабит нас, словно гангстер. У вас есть русские деньги?

– Юрий передаст их мне.

– Постарайтесь рассчитаться ими. И походите по антикварным лавкам, купите, что сможете. Сейчас пригодится все.

Сидя в самолете, Корнье думал о разговоре с шефом. Нет, он не пойдет к Дипломату. У него на примете есть другой сотрудник посольства, который за полцены перевезет русского художника. А шефу он скажет, что деньги заплачены сполна.

Корнье задремал и проснулся перед самой Москвой. Таможенные формальности он прошел быстро. В Шереметьеве хорошо знали бельгийского коммерсанта, часто приезжающего в СССР. Он никогда не нарушал таможенных правил, всегда был мил и приветлив.