Вадим не выдержал и расхохотался, глядя на растерянное лицо следователя. Прокурор встал из-за стола, подошел к ним.

– Смотри, Орлов, я на себя ответственность беру за твоего Суханова. Если он чего учинит, то мне…

– Он не учинит, – ответил за Вадима Малюков, – не тот человек.

– Тот не тот, а шея у меня одна. Правда, и у тебя, Орлов, тоже одна. Боишься?

– Нет.

– Молодец. Жаль, что ты не у нас работаешь. – Прокурор крепко пожал ему руку.

В кабинете Малюков, просительно поглядев на Вадима, спросил:

– Ты есть не хочешь?

– А что?

– Тут неподалеку кафе хорошее есть.

– Не хочу. Да и тебе не советую.

– До чего же жрать хочется!

– Поедем, оформишь подписку и иди хоть в «Арагви».

– Ты сошел с ума. Рабочий день кончился. Что ты, подождать не можешь?

– Я-то могу. Но Стрельцов у него на квартире сидит как пришитый.

– Ну и прекрасно, – обрадовался Малюков, – пусть он его сюда привезет.

– Нельзя. До завершения операции Суханов не должен выходить из дома.

– Твоя правда. Машина есть?

– Вопрос неуместный.

– Снимаю. Но все равно после пойдем есть.

– Тогда пойдем ко мне, я тебя накормлю.

– Ты накормишь. Валерка приготовил. А по рюмке?

– Найдем.

Машина опять въехала в знакомый двор и остановилась у подъезда.

– Твой Суханов живет явно не по чину, – сказал, вылезая из машины, Малюков.

– Это квартира его отца.

– Все равно. Он позорит своим поведением память тех, чьи лица высечены в камне на фасаде этого строения.

– Ладно, пошли.

Они поднялись на шестой этаж. Вадим нажал кнопку звонка.

За дверью послышались шаги, и она открылась. Мать Суханова посторонилась, пропуская их. В коридоре, расставив ноги, словно шериф из вестерна, стоял Стрельцов, положив руку на пистолет, торчащий за поясом.

– Здравствуй, Алеша.

– Здравствуйте, Вадим Николаевич.

– Как дела?

– Все нормально.

Из комнаты появился Суханов, он настороженно смотрел на Вадима.

– Пора? – спросил он.

– Я ваш следователь, – сказал Малюков, – решением прокурора города вам избрана в качестве меры пресечения подписка о невыезде до суда.

– Что это, Вадим Николаевич? – спросила Суханова дрогнувшим голосом.

– Хорошо это, – засмеялся Вадим, – очень хорошо.

– Исходя из сложности оперативной обстановки по делу, я обязан допросить вас, свидетель Суханов, здесь.

– Хорошо. Где вам удобнее? Пройдемте в мою комнату.

Суханов и Малюков ушли в комнату и закрыли дверь.

– Вы разрешите мне позвонить? – спросил Вадим.

– Конечно, ради бога.

Он взял трубку, набрал номер Марины.

– Ты поезжай ко мне. Приготовь чего-нибудь с Валеркой. Я приеду не один. – Он повесил трубку и улыбнулся Стрельцову: – Кончилось твое заточение, завтра работать начнем.

Мать Суханова принесла кофе и ушла к себе, оставив Вадима и Стрельцова в гостиной.

– Вадим Николаевич, – спросил Алеша, – вышли?

– Вышли.

– Серьезная группа?

– Посмотрим.

В их профессии не было серьезных и несерьезных групп. Когда Вадим работал в райотделе, они поехали вдвоем в Нижние Котлы задерживать восемнадцатилетнего пацана, проходившего по делу о разбое. Но, войдя в квартиру, увидели матерых здоровых ребят, тупо и зло пьяных. В тот вечер Вадим получил вторую – за службу – ножевую рану и провалялся месяц в госпитале. Черт его знает, этого Долгушина. Он для Орлова был человеком-оборотнем, а такой способен на все. Потом этот Каин. Кличка-то какая-то сволочная. Вдруг он законник из старых? Из тех, кому терять нечего, потому что за спиной, словно мешок, висят не раскрытые пока преступления? Все может быть. Поэтому операцию необходимо провести ювелирно – тихо и без потерь. Им хватит одного Фомина, который хоть и пошел на поправку, но из милиции врачи вполне могут его списать. А жаль, хотя сейчас многие и говорят, что пришло, мол, время образованных людей, в милиции всегда было одно время – людей мужественных и честных.

Часы пробили семь, потом восемь. А Малюков еще не выходил из комнаты.

– Как вел себя Суханов? – спросил Вадим Стрельцова.

– Сначала о чем-то разговаривал с матерью, потом ушел к себе в комнату и не выходил.

– А ты что делал?

– Телевизор смотрел. Все подряд.

– Тоже занятие.

– Я заснуть боялся, товарищ подполковник.

Наконец распахнулась дверь, и густой баритон Малюкова заполнил квартиру:

– У нас все.

– Валентин Андреевич, – Вадим подошел к Суханову, – мы уезжаем. Я прошу вас обещать мне, что до моего звонка вы никуда не выйдете из квартиры. Это необходимо нам для успешного завершения дела.

– Обещаю.

– Я вам верю. Всего доброго.

В машине Малюков, повернувшись на переднем сиденье, сказал Орлову:

– Вот уж не знал, что ты такой человеколюб. Странная черта для работника розыска.

– Ты, видимо, путаешь уголовный розыск с какой-то другой организацией. Я в данный момент боролся не только за Суханова.

– А за кого? – с иронией спросил Малюков.

– За тебя, за себя, за всех нас.

– Ты, видать, к старости стал сентиментальным. Я помню, как ты колол Николаева.

– Николаев бандит, насильник и убийца. Не надо путать его с такими, как Суханов.

– Тебя не переспоришь.

– А ты и не спорь.

Дверь им открыла Марина. Малюков на секунду смешался, потом хмыкнул понимающе.

– Олег Малюков, – представился он, – мне приходится работать вместе с Вадимом.

– Марина Денисова.

– Ну вот мы и познакомились, Марина, а то что-то наш друг несколько застеснялся.

– Он еще не привык, Олег. Мойте руки и к столу.

В ванной Малюков посмотрел на Вадима и неодобрительно покрутил головой:

– О таких делах предупреждают. Я бы цветы купил.

В комнате их ждал накрытый стол. И хотя на нем не было ничего необычного, он выглядел сказочно. Они сели за стол и ели необычайно вкусную печеную картошку, помидоры и соленые огурцы, яичницу с колбасой. И водки они выпили из запотевшей, покрытой изморозью бутылки. Потом пили чай и говорили о книгах и фильмах, о грибах, рыбалке. Только о работе они не говорили, но тем не менее помнили о ней. Малюков ушел, а Марина осталась убираться.

Вадим проснулся среди ночи. В комнату падал зыбкий свет фонаря. Марина спала, положив голову ему на руку, и он боялся пошевелиться, чтобы не разбудить ее. Лицо ее в этом ночном свете казалось особенно красивым, и впервые он подумал о том, что счастье его окажется недолгим. Ему захотелось курить, и Вадим начал осторожно освобождать руку. Наконец ему это удалось, и он, встав, подошел к столу и взял сигареты.

Телефон звякнул и подавился, Вадим успел снять трубку.

– Орлов.

– Это Калугин.

– Да, Игорь.

– Есть новость, я могу приехать?

Вадим взглянул на часы, фосфор стрелок застыл на двадцати минутах четвертого.

– Вы один?

– Да.

– Жду.

Когда он обернулся, то увидел Марину, сидящую на кровати.

– Ты уезжаешь?

– Нет, приедет мой помощник.

– Орлов, а так будет всегда?

– Иногда да.

– Ты будешь стрелять, выпрыгивать из-под машин, улетать, а ночью к тебе будут приезжать сотрудники.

– Это издержки нашей профессии. – Вадим привычно быстро одевался.

– А на столе вместо цветов всегда будет лежать пистолет, – грустно сказала Марина.

– Нет, почему же, я буду покупать цветы.

– Значит, все это окажется вместе.

– К чему этот разговор, Марина? Ты же знаешь, что я работаю в угрозыске, а не в филармонии. Если бы я работал там, то на столе лежала бы скрипка.

– Это все очень грустно, Вадим, и особенно грустно потому, что я тебя люблю.

– Не вижу связи.

– Просто я уже вижу перспективу.

– Она пугает тебя?

– Во всяком случае, не радует.

– Я не уйду со своей работы.

– Я знаю.

В прихожей раздался короткий звонок. Вадим вышел и открыл дверь. На пороге стоял Калугин.

– Прошу простить за поздний визит, – улыбнулся он.