Надо позвонить сестре и спросить. Господи, о чем он только думает. Видимо, все-таки здорово долбанулся головой.

– Итак, искусство вечно, – вслух сказал Вадим.

– Какое точное замечание, – иронически отметил вошедший в комнату Малюков. – Андрей Петрович, Орлов после своего героического падения начал говорить необычайно афористично.

– Давайте простим ему это отклонение, – сказал Кафтанов, – он отоспится и вновь станет излагать мысли в свойственной ему манере. Не забывайте, что в его нравственном становлении сыграла некую роль его сестра, хозяйка интеллектуального салона.

Малюков внимательно посмотрел на Кафтанова. Лицо генерала оставалось служебно-непроницаемым.

– Итак, – продолжал Малюков, – обыск закончен в 22:35. Кое-чего по мелочи нашли, пора и по домам.

– Распорядись, Вадим Николаевич, – сказал Кафтанов, – пусть изъятое доставят в департамент и насчет засады. Вас довезти, товарищ советник? Несмотря на ваш высокий чин, машины вам, как и прежде, не предоставляют.

– Увы. – Малюков развел руками.

– До завтра, Вадим, – Кафтанов протянул руку Орлову, – ты, как всегда, молодец. Только прошу тебя, не забывай, что тебе не тридцать, а…

Вадим усмехнулся.

Он раздал все необходимые приказания. Четко оговорил задание остающимся в засаде офицерам и спустился во двор.

У подъезда стояли серые «жигули»-фургон. Марина, прислонясь спиной к дверце, курила.

– Марина, вы.

– Я подумала, что вдруг понадоблюсь вам.

– Мне так неловко, я втравил вас в эту историю.

– Вам больно? – Она провела ладонью по щеке Вадима.

И он внезапно прижался к этой ладони, мягкой, пахнущей бензином, табаком и неуловимой прелестью горьковатых духов.

– Давайте я отвезу вас, – сказала она.

– У меня машина.

– Лучше я. Только за руль я вас не пущу.

– Спасибо.

В салоне машины пахло теми же горьковатыми духами. Вадим откинулся на сиденье, и ему внезапно захотелось курить. И он вспомнил, что не курил весь вечер.

Они въехали в Столешников, полутемный и поэтому особенно красивый.

– Это мой дом, – сказал Вадим, – пойдемте попьем кофе.

– К вам? – удивленно спросила Марина.

– Конечно, ко мне.

– А как воспримет ваша жена столь поздний визит незнакомой дамы?

– А у меня нет жены. У меня есть сосед Валера Смагин, дивный парень, киносценарист.

Марина повернулась к Вадиму и посмотрела на него долго и внимательно. Потом открыла дверь и сказала:

– Что ж, пойдем знакомиться с соседом-киносценаристом.

Поднимаясь по лестнице, Вадим мучительно пытался вспомнить, все ли в его комнате в порядке, но было поздно, они уже подошли к двери.

– Прошу. – Он посторонился, пропуская Марину.

Валерка был занят любимым делом: он сидел в кресле под телефоном, висящим на стене, поставив на маленьком столике пепельницу из снарядной гильзы. Рядом лежала пачка сигарет и зажигалка.

– Да, дорогая, конечно, он был не прав… – басил Валера в трубку.

Увидев Марину, он ошалело замолчал, потом проговорил скороговоркой:

– Ниночка, приехал мой режиссер из Ташкента, я позвоню позже.

Он бросил трубку на рычаг и вскочил.

– Орлов, что у тебя с головой и где ты взял это чудо?

– На улице, – ответила Марина, – все произошло на улице.

– Минутку. – Смагин скрылся за дверью своей комнаты.

– Входите, Марина. – Орлов пропустил ее вперед и зажег свет. Слава богу, в комнате все было в порядке.

Валера появился через минуту. Он был в новых пронзительно-синих джинсах, роскошных черных мокасинах и в рубашке, напоминающей форму латиноамериканских генералов. Она была затейливо украшена нашивками, погонами, карманами и эмблемами.

– Ты словно в Дом кино собрался, – уязвил его Вадим.

– Ты грубый человек, я пришел произвести впечатление на даму. Меня зовут Валерий Смагин, я разведен.

– Вы считаете это достоинством? – спросила Марина.

– Нынче спрос на одиноких мужчин. Разве я не прав?

– Правы.

– Валера, у нас есть чего закусить?

– Конечно. Ты утром дал мне десятку, и я, как проворный фуражир, кое-чего достал. У меня даже есть коньяк.

– Я, к сожалению, за рулем, – развела руками Марина.

– Святое. Зато я организую замечательный кофе.

– Ты развлеки Марину, а я пойду приведу себя в порядок.

– Меня не надо развлекать, Вадим, я лучше помогу Валере.

– Марина, помогите мне снять повязку.

– Зачем?

– У нас есть пластырь, и ссадину на лбу лучше заклеить им.

– У нас есть все, – усмехнулся Валера, – все, что надо для оказания первой медицинской помощи. Вадим был чемпионом по прикладным видам спорта.

– А такое часто бывает? – прищурилась Марина.

– Бывает. Один раз его собирали по кускам.

– Пойдемте в ванную, Вадим. – Марина повернулась к Орлову.

– Сейчас, я только возьму во что переодеться.

– Да, – со знанием дела констатировал Смагин, – костюм можно выкинуть, а жаль.

– Жаль, – усмехнулся Вадим, – я за ним аж в какое-то Орехово-Кокосово ездил и еще в очереди промаялся полдня.

– А разве офицеры милиции не пользуются преимущественным правом захода через задние двери? – усмехнулась Марина.

– Возможно, и есть такие, – жестко ответил Вадим, – но их надо гнать из милиции и судить.

Марина внимательно посмотрела на него.

– Пойдемте, – сказала она.

Ванная комната удивила ее ухоженностью и чистотой.

– Садитесь, – сказала она, – на край ванны.

Она намочила повязку, умело разбинтовала, протерла рану перекисью. Крови почти не было, но шрам наверняка останется.

– У вас останется шрам, но ничего, это украшает мужчину, – пошутила она.

– А вам нравятся мужчины со шрамами? – Вадим следил за ее пальцами, ловко режущими пластырь.

– Я врач, мой милый сыщик. Врач. Я предпочитаю, чтобы их не было. Я три года работала в Афганистане, там я насмотрелась на шрамы.

Вадим совершенно иными глазами посмотрел на эту тонкую и красивую женщину. Вот откуда у нее почти мужское спокойствие и решительность. Странная штука жизнь. Ведь случайная пуля душмана могла попасть именно в нее, и тогда не было бы этого вечера, наполненного предчувствием счастья.

Они ели тосты с сыром и колбасой и пили кофе. Никогда еще Вадиму кофе не казался таким вкусным. Они с Валерой налили по рюмке коньяку, и ему стало тепло и хорошо.

И вдруг зазвонил телефон.

Вадим автоматически взглянул на часы: было ноль тридцать.

Телефонный звонок, словно плетка, стеганул Марину. Неужели опять он уедет в свой непонятный мир, где, как в кино, стреляют из пистолета, режут ножами, бьются на машинах. Мир, в котором в любой момент может погибнуть этот красивый, умный, отважный человек.

– Орлов. – Вадим поднял трубку.

– Слушай, Орлов, – услышал он бойкую скороговорку сестры. – Что ты там творишь? Ко мне приехала вся в слезах Ларочка Лесоковская, тебе знакома эта фамилия?

– Знакома.

– Ты сошел с ума. Врываешься в дом, оскорбляешь известного композитора…

– Лауреата.

– Да, представь себе, и лауреата тоже. Твоя ирония неуместна. Устраиваешь погром, грозишь, хамишь. Ты позоришь семью. Меня, Славу, Нинку. Тебе закроют двери в приличные дома.

– Если ты считаешь приличными домами те, где скупают краденое, то пускай закрывают. Вот что, Алла, ты не звони мне больше по поводу своих светских знакомых.

– Ты идиот, у них связи, я умоляла ее не писать на тебя телегу.

– Пусть пишет. – Вадим бросил трубку.

– Дорогая сестра? – спросил Валера.

– Именно.

– Пытается влиять на ход следствия?

– Что-то в этом роде.

Марина, сидя в кресле, курила, наблюдая за этими людьми, которые внезапно стали для нее понятными и близкими. Она вслушивалась в веселую пикировку мужчин, чувствуя по-женски, что эти два человека за веселой иронией скрывают глубокую нежность друг к другу.

Ей было хорошо в этой комнате, так не похожей на квартиры многих ее знакомых. И так не похожей на квартиру Бориса. Он жил в вылизанном, обставленном дорогой мебелью музее. Из каждой командировки за рубеж он привозил вещи, придававшие его жилищу респектабельность и подчеркивающие положение хозяина.