Калугин нашел кнопку и долго слушал, как звенит звонок на «сопредельной стороне». Потом послышался лязг запоров. Видимо, хозяин открывал еще одну дверь. И наступила тишина. Калугин знал, что Патрушев внимательно изучает его в дверной глазок.

– Кто там? – Голос был приглушен массивностью двери.

– Это я, Борис Львович, Калугин из МУРа.

Опять наступила тишина, и Калугин уже начал злиться. Вновь сработали задвижки и запоры. Звук их напоминал звук работающих поршней дизеля, и дверь приоткрылась. Сначала чуть-чуть, потом пошире, и наконец щель позволила Калугину протиснуться в прихожую. За его спиной ухнула дверь. Синхронно сработали запоры. Вспыхнул свет, и Калугин увидел Патрушева. С последней их встречи прошло около шести лет, но Борис Львович не изменился. Перед Калугиным стоял моложавый для своих шестидесяти двух лет человек. Одет Патрушев был, как всегда, в темно-синий двубортный костюм из дорогого материала. Калугин знал, что Патрушев много лет шьет костюмы у самого дорогого закройщика. Белая крахмальная сорочка намертво врезалась в могучую шею. Рукопожатие было коротким и сильным, Патрушев любил демонстрировать свою мощь. Он принадлежал к категории людей, которых природа наградила силой от рождения. Ему не надо было искусственно накачивать мышцы.

– Здравствуйте, Игорь Владимирович. – Патрушев улыбнулся, показывая великолепные зубы, не знающие, что такое врачебное вмешательство. – Проходите, – продолжал он, – я, как видите, караулом стою. Сокровища свои охраняю.

– Да, Борис Львович, вам есть что охранять.

– Не для себя, не для себя старался. Умру – все людям достанется.

– Ну, вам-то о смерти говорить смешно.

– Почему же? Вы не знали моего друга, кинорежиссера Садовникова?

– Слышал, конечно.

– Он на двадцать лет моложе меня. К тому же спорт, культуризм всякий, утренние пробежки. Не пил, не курил. Был у меня в гостях, говорили, спорили. Вышел, домой пешком пошел и умер. Так-то вот, Игорь Владимирович. Прошу, прошу.

Калугин вошел в комнату. Одна стена была застекленная, и на ней плотно висели миниатюры и медальоны, вторую заняли иконы.

– Ничего нового нет, кроме, пожалуй, вот этой. – Патрушев взял Калугина за локоть и подвел к стене. – Лимарев. Приобрел два года назад, в Туле.

Патрушев отодвинул стекло, снял миниатюру, протянул Калугину.

Игорь долго рассматривал ее и протянул Патрушеву.

– Здорово.

– Прекрасная вещь. У меня был Забродин, перефотографировал ее. Реликт по нынешним временам. Телефон дымится, мои коллеги предлагают любой обмен. Но она мне нравится. Не отдам. Знаете, в любой коллекции есть вещи, которые приобретаешь для собрания как такового, а некоторые для себя. Так вот, Лимарева я приобрел для себя. Вечером сяду, поставлю его рядом с настольной лампой и смотрю часами. Понимаете?

Калугин понимал его. У него тоже были любимые вещи. У его приятеля висела картина Нестерова «Соперницы». Игорь, приезжая к нему, мог часами сидеть и смотреть на нее, находя все новые и новые детали.

– Не желаете ли чаю, Игорь Владимирович?

– Если это вас не затруднит, Борис Львович.

– Тогда прошу на кухню, по-простому.

Они сидели за массивным дубовым столом и пили чай. Кухня поражала своими размерами. Такие нынче сохранились не во всех старых домах.

– Гостей принимаю на кухне, – посетовал Патрушев, – коллекция. Остальные комнаты для меня стали музеем.

«Мне бы его заботы», – подумал Калугин.

– Игорь Владимирович, – продолжал Патрушев, – а я ведь знаю, зачем вы ко мне пришли.

– Желание посмотреть Лимарева исключаем? – Калугин хитро прищурился.

– Исключаю. Вам его не смотреть, а искать надо.

– Надо, Борис Львович. Информация у вас прекрасная.

– Так мирок-то наш узкий. Сколько в стране серьезных собирателей? Раз-два и обчелся. Только ко мне вы пришли напрасно. Неведомо мне об этом деле ничего.

– А может, Борис Львович, подумаете, вдруг какую зацепочку и найдем?

– Вы мою крепость видели? Так-то. Я ее не так давно соорудил. Лет пять назад. А почему? Молчите? Так я вам скажу. Именно в это время и появились люди, которых весьма заинтересовали предметы старины. Их начали скупать. Более того, начали отправлять за границу…

– Борис Львович, – перебил его Калугин, – мне, как никому другому, это известно.

– Понимаю. Простите, что читаю вам популярную лекцию.

– Борис Львович, я же за другим пришел. Вы в вашем профсоюзе человек уважаемый и информированный. Есть же какие-то слухи, предположения, мне интересно все.

– Скажу вам одно, Игорь Владимирович. Я тут встречался с Козловым из Ленинграда, мы долго говорили. Нам надоело бояться.

– То есть?

– Жить в постоянном ожидании несчастья. Кто мог подумать на тихого старичка Хомутова, что он мафиози?

– Хомутов. – Калугин достал сигарету. – Вы позволите?

– Ради бога.

– Хомутов был человек с биографией. Бывший полицай. И не просто полицай, а начальник криминального отдела полиции в Гродно.

– Да… Божий старичок. Такой тихий, ласковый. А хватка у него была железная.

Патрушев замолчал, видимо вспоминая что-то. Калугин молчал. Он знал Патрушева не один год. Борис Львович славился своей силой и непоколебимой уверенностью. Но сегодня перед Калугиным сидел совсем другой Патрушев. Напуганный был Борис Львович, ох напуганный.

– Я нынче всего боюсь, – нарушил Патрушев молчание. – Если уж квартиру-музей Алексея Толстого ограбили, то нас и подавно не пощадят.

– Вы мрачно настроены, Борис Львович, мы раскрыли это преступление, и виновные наказаны.

– А особняк Сухотина?

– Работаем.

– Эти люди не побоялись поднять руку на госимущество.

– Найдем.

– Найдите их. Все коллекционеры вам спасибо скажут. Мне говорили, что Хомутов так ничего и не сказал. И денег вы его не нашли. Так это или сплетни? Я не из праздного любопытства спрашиваю.

– В какой-то степени ваша информация верна.

– У Хомутова был помощник. Я о нем ничего не знаю. Слышал только кличку – Каин.

– Кто вам сказал об этом?

– Козлов.

– А он знает этого Каина?

– Нет.

– Так откуда ему все это известно?

– Вы же знаете, что Козлов три месяца был под следствием.

– Слышал что-то.

Калугин прекрасно знал историю Козлова, работавшего начальником реставрационного цеха. Его запутали ушлые дельцы. Три месяца Козлов отсидел в Крестах и вышел оттуда полностью оправданным. Так иногда оборачивается чрезмерная доверчивость, Козлов сам наказал себя на эти три месяца.

– Так вот, – продолжал Патрушев, – эту кличку ему назвал один из уголовников.

– Доверчивый вы человек, Борис Львович, кличка-то прямо из авантюрного романа.

– Смотрите, смотрите. Я все рассказал, что знал.

Ленинградский уголовный розыск.

Спецтелеграмма.

«В связи с делом убийства Киреева и ограблением музея просим срочно допросить гр. Козлова Н. В. Нас интересует:

1. Кто из уголовников сообщил ему кличку Каин.

2. Проходила ли данная кличка по вашим разработкам.

Начальник отдела МУРа Орлов».

– Каин, – сказал Вадим удивленно, – из какого нафталина они вытащили эту кличку? Вот уж подлинно – у страха глаза велики. Вы, Игорь, когда-нибудь слышали нечто подобное?

– За всю свою сыскную практику – впервые. Это напоминает мне рассказы наших ветеранов.

– А что, может быть, так оно и есть. Может, этот Каин – гость из далекого уголовного прошлого. Игорь, не сочтите за труд, пройдитесь по этой кличке. Чем черт не шутит?

На столе зазвонил телефон.

– Орлов… А, Павел Степанович! Ну как? Ждите. – Вадим положил трубку. – Объявился Алимов. Фомин его караулит. Я сейчас поеду к Гринину.

– К кому? – спросил Калугин.

– К Гринину, фотографу этому. Хочу поговорить с ним.

– Я вам нужен?

– Нет. Игорь, вы займетесь этим Каином. Чертовщина какая-то. Сыскной анахронизм. Каин! Прямо роман о великом сыщике Путилине. Боюсь, что скоро появится некая «Красная маска»!