Наконец, он добрался до того городского квартала южной стороны, который был выделен под оккупацию храмовникам. Теперь в распоряжении Родимцева оказалось довольно обширное городское пространство с большим куском стены и четырьмя городскими башнями, с участком озерного побережья с пляжем и причалами, с казармами и тренировочным плацом, а также с многочисленными городскими постройками, которые еще только предстояло исследовать. Одновременно с этим возникла и новая проблема: людей в отряде теперь явно не хватало для полного установления контроля над захваченной территорией. На это обстоятельство сразу обратил внимание знаменосец, предложив немедленно запросить подкрепление, написав письмо Великому Магистру. Занятие Тибериады являлось серьезной победой, а потому глава ордена отказать вряд ли мог. Хоть кого-нибудь, да пришлет, а значит, польза для общего дела противостояния сарацинам будет. Потому отправить посыльного с письмом к руководителю ордена Григорий согласился.

Его беспокоило другое. Он опасался, что руководство братства, с большой вероятностью, пришлет в Тверию какого-нибудь тупоголового наместника. И тогда создание артиллерии может оказаться под угрозой. А то и вовсе ретивые церковники объявят пушки сатанинскими орудиями и запретят их. Ведь, к этому времени, церковь уже неоднократно предавала анафеме арбалеты. Конечно, здравый смысл всякий раз пробивался наружу из того вороха церковных запретов, в который его пытались спрятать под благовидными предлогами «отцы церкви». Но, сколько жизней на полях сражений стоило то, что крестоносцы долгое время не имели права применять арбалеты, в то время, как те же мамелюки их применяли повсеместно?

Через небольшой промежуток времени конная прогулка закончилась, потому что Григорий подъехал к тому самому манору с красивым садом, в котором пожелал устроить свою резиденцию, дав поручение сержантам обеспечить охрану периметра понравившегося трофейного объекта, перед тем, как направиться на совещание. У высоких двухстворчатых ворот, ведущих в сад, его встретил верный Мансур. И, когда Григорий спешился, оруженосец повел Антония на конюшню, которая находилась рядом, при въезде в манор и уже была занята сержантами ордена, устроившими рядом пост охраны. Но, Родимцев не отпустил парня, а окликнул его, пожелав иметь провожатого, разбирающегося в местных реалиях. Лучшего гида, чем Мансур, конечно, найти было бы очень затруднительно.

Ухоженный сад перед манором с первого взгляда привлек Гришу своим великолепием. Финиковые пальмы, персиковые и абрикосовые деревья, вишни и черешни, инжир и виноград росли вдоль аккуратных аллей, мощенных камнем. Конечно, этому саду было далеко до вычурных ландшафтных садово-парковых изысков более поздних эпох, но, для наблюдаемого исторического периода, сад манора мог гордиться великолепием дизайна. Большой участок дорогой городской земли за высоким каменным забором кто-то обустроил со вкусом.

От ворот дорога шла вверх на небольшой холмик, где и стояло главное здание. Укрепленный особняк, все же, больше напоминал небольшой дворец, чем маленькую крепость. Изящные колонны, вычурные арки и лепнина на фасаде в виде изречений из Корана в сочетании с двумя башенками, похожими на минареты, сразу привлекали внимание. А на лужайке перед зданием даже струилась вода в небольшом фонтанчике.

Григорий поднялся по широкому мраморному крыльцу на высокую террасу перед входом в манор и оглянулся на город. За зеленью сада блестели воды озера, а по обеим сторонам оправой пейзажу выступала городская стена с зубчатыми башнями. Мансур проследовал за Грегором Рокбюрном и встал рядом с ним, тоже разглядывая великолепную панораму. Родимцев произнес:

— Я в этом месте впервые. Пока нет сражений, нужно осмотреться и организовать отдых бойцам. Сад для отдыха вполне подойдет. Отсюда и вид весьма красивый.

— Мы находимся возле дворца эмира Ибрагима, одного из богатейших людей Тибериады. Он торгует рабами, — сообщил Мансур.

— Гнусный негодяй! Немедленно раскулачить работорговца! — вырвалось у Родимцева слово из далекого собственного прошлого, которое тут было еще более далеким будущим.

— В смысле, побить его кулаками? — не понял Мансур. И добавил:

— Но, это не получится, мессир, потому что эмир уже сбежал из города на своем корабле, едва началась осада, бросив дом и рабов.

Григорий сказал:

— Ладно, тогда бить эмира пока не будем, но вот его недвижимость, в смысле, этот дом и сад, заберем в доход ордена. И, кстати, а что с теми рабами? Кто их теперь кормить будет?

— Не знаю. После бегства хозяина тут остались женщины из его гарема и несколько стариков-евнухов, — поведал Мансур.

Григорий сообщил парню:

— Это большая проблема. Потому что братья нашего ордена женщин не любят и боятся их. Они считают, что все женщины от лукавого, и многие беды исходят от них. Так что с женщинами поскорее нужно что-то решать.

— Неподалеку есть невольничий рынок. Он пока работает, несмотря на смену власти в городе. Может быть, отвести их туда? — предложил Мансур.

— Даже не знаю. Надо бы на них хотя бы взглянуть. Возможно, сгодятся в качестве работниц на пороховую фабрику, — сказал Родимцев. Организация артиллерии занимала его мысли больше всего. Впрочем, с женщинами он тоже почти не общался с тех пор, как нечаянно оказался в теле Грегора Рокбюрна. А с сарацинками и вовсе общаться ему пока не довелось.

Они с Мансуром прошли во дворец. Резные высокие двери из ливанского кедра оказались не заперты. В этом времени Григорий впервые попал в такой роскошный интерьер. Высокие узкие окна просторного зала сдерживали солнечные лучи и жару, царящую снаружи, но давали достаточно света, чтобы рассмотреть все детали. Мраморный пол украшала мозаика, изображающая растительные узоры, а стены обрамляли галереи из вычурных арок. В некоторых арках между декоративных колонн в больших расписных вазонах росли небольшие пальмы. А в иных располагались двери, ведущие во внутренние покои дворца.

Родимцев поинтересовался, в каком месте хозяин, согласно местным обычаям, должен принимать своих слуг. И Мансур провел его в соседний диванный зал, где вдоль одной из стен находился длинный бардовый плюшевый диван, выставленный буквой «П», уставленный множеством бархатных подушек такого же цвета. Перед большим диваном стояли маленькие столики с вазами, в которых лежали фрукты и восточные сладости, а рядом стояли большие кальяны. На одном из столиков располагалась настоящая шахматная доска с такими знакомыми фигурами древней игры, сделанными весьма искусно. Все окна этого зала украшали разноцветные витражи, изображающие цветущие растения, рассеивающие яркий дневной свет и делающие освещение мягким. Впервые с момента своего появления в этом времени, Григорий по-настоящему удобно уселся и расслабился. Уверенным голосом он приказал оруженосцу:

— Зови их по одной. И пусть без паранджи заходят. Объяви, что я их новый хозяин.

Первой из боковой двери в диванную вошла стройная женщина средних лет в тяжелом длинном платье из зеленого бархата. Ее длинные черные волосы были распущены по плечам. Ее шею, запястья и даже голые лодыжки босых ног, торчащие из-под подола, украшали золотые цепочки, причем, довольно толстые. Она встала посередине комнаты с гордо поднятой головой и пристально рассматривала молодого храмовника в белом плаще, внезапно сделавшегося, по воле судьбы, ее новым хозяином. Ее карие глаза казались задумчивыми и расчетливыми. Ее лицо с крючковатым носом вызывало опасения, а в воздухе витало ощущение скрытой угрозы, словно бы женщина являлась ведьмой или подосланным убийцей. И Родимцев сразу понял, что не понравился ей. Впрочем, чувство антипатии оказалось взаимным.

— Пусть назовет свое имя и положение, — обратился Григорий к Мансуру. Когда оруженосец, все это время стоящий справа от рыцаря в одной из ниш, перевел, женщина произнесла имя:

— Зухра.

Она добавила еще какую-то фразу, и Мансур пояснил:

— Она говорит, что занимает положение старшей наложницы.