Разные чувства испытывали в тот момент сидевшие в зале: ненависть и страх, недоверие и замешательство, ужас поражения, позор бесчестья. Рушилась вера, исчезал самый смысл их существования.

Военный министр Анами был тверд:

— У нас нет другого выбора, кроме как подчиниться. Капитулируем мы или будем продолжать сражаться — это зависит от ответа врага на нашу ноту. В любом случае вы обязаны помнить, что вы — солдаты, подчиняющиеся строгой военной дисциплине.

Молодой офицер, бледный от гнева, встал:

— Господин военный министр потребовал от нас подчинения любому его приказу. Неужели военный министр считает капитуляцию возможной?

У многих при этом вопросе болезненно сжалось сердце.

И вновь тишина — давящая, мертвая.

— Каждый, кто пожелает нарушить приказ, — холодно ответил Анами, — должен будет сначала переступить через мой труп.

Когда смысл слов Анами был окончательно уяснен, в одной из комнат военного министерства в районе Итигая собрались пятнадцать военных. Они хотели обсудить один вопрос: какие конкретные шаги должны быть предприняты, чтобы война продолжалась?

Прежде всего был составлен список сторонников капитуляции во главе с премьер-министром, которые должны быть устранены. Императора следовало оградить от «дурного влияния». Наиболее простой путь — ввести в императорскую резиденцию верные заговорщикам войска. В том, что император одобрит готовность продолжать сражаться, они не сомневались. Если генерал-лейтенант Такэси Мори, командующий императорской гвардией, откажется присоединиться к заговору, его тоже придется устранить.

Заговорщики были настроены оптимистически: армия не может не поддержать их акцию. Если Япония откажется капитулировать, ее честь будет сохранена. Только смерть спасает от поражения. Заговорщики, собравшиеся в Итигая, были уверены, что так же рассуждает и весь японский народ.

Разбившись на две группы, молодые офицеры в страшном возбуждении ворвались в апартаменты начальника генерального штаба генерала Умэдзу и начальника главного морского штаба адмирала Тоё-да и потребовали отвергнуть Потсдамскую декларацию. Еще одна группа заговорщиков явилась к военному министру.

— Капитуляции быть не должно, — заявил один из лидеров заговорщиков подполковник Такэсита, родственник военного министра. — Если же все-таки кабинет примет гибельное решение, военный министр должен совершить самоубийство.

Анами молча слушал его. Он не сказал ни «да» ни «нет». Анами не хотел, чтобы коллеги по кабинету заподозрили его в нелояльности, но и мысль о капитуляции была ему ненавистна. Он решил выждать. Если молодые офицеры заставят себя слушаться, что же, тем лучше. Он готов сражаться дальше.

Заявив армейскому и флотскому начальству о своем существовании, заговорщики принялись вербовать сторонников. Так появился другой список — на сей раз офицеров, на чью помощь заговорщики рассчитывали. В первой десятке значилось имя адмирала Хомма, командующего морской авиацией, создателя отрядов камикадзе.

Поздно вечером подполковник Такэсита позвонил адмиралу. Давнее знакомство позволяло Такэсита говорить «ты» старшему по званию.

Разговор велся через штабной коммутатор, поэтому подполковник не решался все называть своими именами.

— V нас важные новости, вызвавшие большие споры. Одни думают одно, другие другое, — шутовской тон подполковника сразу насторожил Хомма. Он понял, что с момента его отъезда из Токио действительно произошло нечто важное, если сухой и надменный Такэсита, близкий родственник военного министра, позволяет себе так разговаривать по прямому проводу.

— В такие минуты всегда хочется знать, кто рядом с тобой: единомышленник или трус, носящий маску храбреца, — продолжал Такэсита. — Мы решили: адмирал Хомма — тот человек, с которым следует посоветоваться в трудную минуту… Как ты отнесешься к тому, чтобы завтра встретить одного нашего общего знакомого, который вылетает к вам?

— Я всегда рад видеть старых друзей, — в несвойственной ему уклончивой форме ответил Хомма.

Такэсита сразу же почувствовал это.

— Ты, похоже, без особой радости отнесся к моему звонку, а? Мы-то считаем тебя человеком твердых убеждений, который привык обходиться без дипломатических экивоков… Что тебя смущает?

— Лягушка в колодце не знает моря, — ответил Хомма, вспомнив старую пословицу. — Мне же неизвестно, о чем вы там спорите в Токио. Приедет человек, поговорим, тогда я и выскажу свое мнение.

Такэсита повесил трубку, не очень довольный беседой с Хомма. Но после недолгих размышлений пришел к выводу, что адмирал Хомма не может не присоединиться к ним.

Адмирал Хомма догадался о предмете токийских споров.

«Значит, правительство решило выйти из игры? Ставка принимает условия союзников полностью или в лучшем случае торгуется из-за мелочей. Если император поддержал правительство, то все кончено. Если он еще не высказал своего мнения, можно побороться».

В комнату, постучавшись, вошел адъютант.

— Прикажете принести ужин?

Адмирал еле заметно кивнул. Адъютант отступил в сторону, и появился официант. Он старательно накрыл стол и исчез.

— Какие будут приказания на завтра?

— Пока никаких, иди.

— Позвольте пожелать вам спокойной ночи, господин адмирал. Я оставил на столе список людей, которые прибыли в штаб по вашему вызову. Я устроил их на ночь в соседнем помещении, и они в любой момент в вашем распоряжении.

Адъютант мягко прикрыл за собой дверь.

Хомма бросил короткий взгляд на список. Там значились двадцать две фамилии. Все эти люди и подчиненные им части готовы выполнить любой его, адмирала Хомма, приказ. Сознание собственной власти, возможность влиять на события и судьбы людей придавали жизни адмирала осмысленность. Если Япония капитулирует, жизнь Хомма лишится всякого смысла.

Адмирал Хомма снял трубку внутреннего телефона и попросил ночного дежурного к половине шестого утра пригласить майора Мацунага, командира специального авиаотряда. Адмирал всегда просыпался очень рано.

Майора Мацунага адмирал знал с начала малайской кампании. Мацунага командовал эскадрильей, бомбившей Сингапур, и произвел на адмирала самое благоприятное впечатление своей обязательностью и неукоснительным выполнением приказов. Мацунага всегда был спокоен, расчетлив и холоден. Какую бы сложную задачу перед ним ни ставили, он не терялся, не просил помощи, а немедленно брался за исполнение. Адмирал считал Мацунага образцовым офицером. Хомма знал блестящих летчиков, разносторонне образованных штабистов, командиров, от рождения наделенных талантами в области военного искусства, но люди типа Мацунага были ему ближе. «Талантов кругом полно, — говорил Хомма, — а надежных исполнителей не хватает». Умничающих молодых офицеров он недолюбливал, полагая, что они слишком заняты собственными мыслями и потому недостаточно проникаются идеями командира.

Предупрежденный ночным дежурным адъютант поднялся пораньше, чтобы привести к адмиралу майора Мацунага, который замер у порога, спокойно ожидая приказаний. Ранний вызов не удивил его. Мацунага, несомненно, самая подходящая кандидатура для выполнения щекотливой миссии, которая еще неизвестно чем кончится…

— Сколько в отряде самолетов?

— Пригодных к вылету пятнадцать. Еще десять можно привести в порядок, если получим запчасти. Но бензина все равно мало.

— А летчиков?

— Шестьдесят три. Не считая инструкторов.

— Настроение в отряде?

— Самое патриотическое. Все как один рвутся в бой. Вчера группа лучших пилотов нанесла удар по вражеским кораблям, осмелившимся приблизиться к Японским островам.

— Вы знаете, что Советский Союз вступил в войну на стороне наших противников?

— Да.

— А о том, что Соединенные Штаты применили так называемую атомную бомбу?

— Я слышал сообщение об использовании бомбы нового типа, от которой основательно пострадала Хиросима, но не очень понимаю, о чем идет речь.

— Положение нашей страны критическое.