Город выглядит жизнерадостно. Субботний солнечный день, оживлённые улицы. Молодые мамы с колясками. Дети с воздушными шарами, чудом пережившими первомайские праздники. Плакаты-поздравления «С Днём победы!» уже украшают билборды и здания. Красные флажки и флажки-триколоры чуть ли ни на каждом столбе.

Мы едем на Первомайскую «6», в серую восьмиподъездную пятиэтажку. Там живёт Серёга Чёрный, местный «контрабандист», удивительным образом умеющий доставать всё, что ему нужно. Если захочет, добудет хоть куст колумбийской коки, хоть галапагосскую черепаху. Он был одноклассником старшего брата Богдана, который сейчас где-то в загранплавании. И для узкого круга «своих» его квартира всегда открыта.

Май, Первомайская. А ведь в марте и апреле мы к Чёрному не заезжали. Да и он к нам во двор не захаживал. Май, Первомайская. Игра ассоциаций. Весна, начало чего-то нового. «Первое» и «май» – что-то произойдёт впервые. Всё цветёт. И мир на несколько часов снова станет цветным.

– Ты что, опять загрузился? – спрашивает Богдан. По идее, если он хотел меня отвлечь, мог бы всю дорогу болтать, не переставая. Но мы молча слушали музыку. – Приехали.

– Надолго мы сюда?

– До вечера. Пока не отпустит.

– Нормально, – домой в любом случае не хочется.

Мы открываем кодовый замок и поднимаемся на четвёртый этаж по идеально чистым лестницам. Потолки белые, без прилипших сгоревших спичек. Стены ровные, хорошо выкрашены в тёплый жёлтый цвет, на них висят горшки с цветами. Солнечный свет заполняет подъезд через большие чистые окна в пролётах. У каждой двери лежит маленький квадратный коврик. Да, Чёрный выбрал отличное место для конспирации.

Нажимаю на кнопку звонка. Глазок затемнён, но мы знаем, что с той стороны нас снимает видеокамера. Меры предосторожности. Наконец, дверь квартиры открывается, и мы входим внутрь. Чёрный снова закрывает её на два больших замка.

– Здорово, малыши! Без хвоста?

– Это кто ещё малыш?! – усмехается Богдан, который чуть ли ни на голову выше Серёги. Вообще, они очень контрастно смотрятся на фоне друг друга. Высокий, крепкий, голубоглазый, с добродушным лицом и светлыми вьющимися волосами Бодя и низкорослый, худощавый, коротко стриженный, всегда прищуренный Серёга, которого из-за смуглой кожи и прозвали Чёрным. Да и мой образ не затеряется рядом с ними: рост выше среднего, пепельные, практически «седые» волосы, бледная кожа (это от матери) и зелёные-зелёные глаза. Собрались вот такие трое, чтобы закинуться по таблеточке.

Осматриваюсь по сторонам. Прежние обои в прихожей содраны, от них на стенах остались лишь мелкие сине-белые ошмётки. Местами нанесена шпаклёвка, на полу поверх «паркетного» линолеума расстелены газеты. Из-за ремонта провода от видеокамеры и скрытых микрофонов висят, накинутые на крючки вешалок для одежды, тянутся вдоль стены, повисают на турнике, а дальше – сворачивают за угол в маленькую комнату, расположенную рядом с кухней. В той комнате я ни разу не был.

– Держи, – произносит Чёрный и протягивает мне две розовые таблетки. – Проходи в зал и располагайся. С двух тебе станет о-о-очень хорошо. Там есть, чем запить. Травка в пакете у кальяна. Только на Борю не наступи, он может серьёзно обидеться. А мы с Бодей минут десять потолкуем на кухне. Есть дела.

– Хорошо, – соглашаюсь и иду в большую комнату. Их дела меня мало интересуют.

На двери в зал нарисованы в полный рост три грудастых блондинки в странных космических костюмах и с бластерами в руках. На чёрном фоне много белых точек – звёзды. Берусь за ручку, опускаю и вхожу внутрь. За дверью оказалось темно. Если учитывать, что минутами ранее меня слепило солнце, то очень темно. Шторы задёрнуты, и я знаю, что за ними ещё и закрытые жалюзи. Сразу делаю два шага вправо, ищу рукой примостившийся на столе светильник. Лампа в нём, скорее всего, неоновая. Включаю. Нет, красная. Такое освещение делает антураж комнаты и вовсе необычным. Зал по своей форме прямоугольный, длинный. В нём, подобно шахматным клетках одного цвета, находятся три разложенных дивана, напротив которых на стенах висят три «ж/к» панели. Обои, из-за красной лампы, непонятного цвета. И я не могу разобрать, делался здесь ремонт или нет. По углам комнаты стоят высокие колонки на длинных металлических ножках. Звук на них подаётся с компьютера, который – всё на том же столе со светильником. Тут и кальян, и бутылка колы.

Закидываю в рот таблетки, запиваю тремя большими глотками и сажусь на диван. Дверь медленно закрывается. На обратной стороне на фоне пляжа в полный рост позируют три стройных нарисованных брюнетки, облачённые в цветастые купальники. Брюнетки. Мать их так! Перед глазами возникает образ пристально смотрящей на меня Иры.

«А вдруг, причиной всему стала наша ссора во вторник? Два дня мы потом не виделись. Кто знает, что у неё в голове творилось. Она же хрен когда выскажет! Разве только этой тупой Альбине. Та предложила хорошенько выпить, обмыть тачку. Ирка взяла да и согласилась. Потом пьяные поехали кататься. Ирка грустила, разговорилась. Альбина внимательно её слушала и невнимательно смотрела, что там за лобовым стеклом. Ехала быстро, пьяные скорости не ощущают. И вовремя не успела повернуть…»

Да что ж такое! Себя ещё винить не хватало! Встаю. В голове что-то меняется. На пустой желудок таблетки начинают действовать быстро. Снова сажусь. И тут же внутри себя слышу поганый голос:

«Иркина смерть оказалась лучшим способом расстаться. Иначе бы ваши отношения тянулись вечно».

Такой тихий, чем-то похожий на мой. Но его не заглушить, как ни старайся.

Уже много лет в моём подсознании живёт кто-то ещё. Он вышвыривает оттуда разного рода смутные мысли. Чаще всего циничные, надменные, провокационные, порой просто отвратительные. Но они не мои. Не мои! Подозреваю, что я психически ненормальный. Мышление способом внутреннего диалога могло породить кого-то третьего. Я читал про такое, когда искал объяснение. Когда искал оправдание.

«Если Ирка напилась, грустила, открылась Альбине, значит… она переживала из-за нашей ссоры. Может, это я давно охладел, а она нет? Просто глубже ушла в себя. А там, в глубине души, ещё любила меня…»

О, нет, пора курить, включать музыку и ложиться. Голова переполняется опасными мыслями. Встаю, запускаю «Винамп», засыпаю в кальян большую щепотку травки, делаю одну затяжку, вторую, третью, чтобы меня сильнее «размазало», и ложусь. Колонки со всех сторон наполняют комнату треками Оакенфолда, Ван Дайка, Джонстона, а я спешу убежать от морального давления своего «сиамского близнеца» и закрываю глаза… С каждой новой композицией я всё сильнее растекаюсь по дивану. И в то же время парю в воздухе. «Southern sun»… «Hypnotized»… «Delirium»…

Волны музыки, пробегающие по телу, замысловатым образом выносят меня на околоземную орбиту. За спиной точно Земля, я уверен. Краем глаза вижу лишь голубое свечение, но чувствую близость дома. «I watch the sky turn black to blush» (Я смотрю на чёрное небо, становящееся красным). Звучит тонкий грустный женский голос – кажется, он заполняет собой всё это холодное бесконечное пространство – и справа чёрный фон окрашивается яркими вспышками солнца. В кончиках пальцев рук ощущаю холод. Холодно становится и ступням. Будто замерзаю от голоса поющей незнакомки. Мурашки… И тут я замечаю её. Космическая станция, состоящая из двух пар параллельных колец, соединённых друг с другом пересечением под прямым углом. Она далеко, но из-за огромных размеров кажется, что можно дотянуться рукой. Я вижу все малейшие детали на её поверхности. Она реальна. И она мертва. «Looking down from my hotel these dawn-lit streets begin to fill with memories of you and I on a New York City night… On a New York City night…» (Смотрю вниз из окон своего отеля, а освещённые улицы начинают наполняться воспоминаниями о нас с тобой в нью-йоркской ночи… В нью-йоркской ночи…) Голос поющей девушки окрашивает мои ощущения. От него щемит в душе, мне безумно кого-то не хватает… Это словно поёт Ира. Смотрит с неба и вспоминает о нас… Я один. Совсем один во Вселенной. Но я сейчас выше неба…