Литмир - Электронная Библиотека

Виталий Иконников

Алуим

Открываю глаза.

«Ну, какого чёрта…»

Приподнимаюсь и быстро отсаживаюсь назад, под самую спинку дивана. Сон? Да какой там сон! Всё выветрилось за секунду. Нервничаю. Не знаю, куда деть руки, мну ими одеяло. Я ещё ничего не увидел, но уже всё понял.

Полная луна старательно вливает в комнату ворованный свет. Такое ощущение, что кто-то прибавил ей яркости. Тьма отброшена назад, вглубь комнаты, за мою спину. Но она просто так не уйдёт. Как и тот, кто таится у метрового промежутка стены, под неразличимой сейчас картиной.

А вот и вспышка, такая же короткая. Я ждал её в надежде получше разглядеть «гостя». Грязно-белый контур на чёрном фоне в полный человеческий рост. Линии от макушки тянутся к плечам, затем бегут вниз и рассеиваются в тридцати сантиметрах от пола. Призрак. Он снова пришёл. Он зовёт за собой. И сегодня мне ничего не останется, как пойти с ним…

Но обо всём по порядку…

глава 1

Ира была очень красивой. Миниатюрная, с точёной фигурой и ровными ножками. Небольшая торчащая грудь правильной формы. Курносый нос. Длинные чёрные волосы с отливом, всегда распущенные, спадающие на плечи. Забавная чёлка. Она делала Иру похожей на куколку. Взрослую куколку, в чьих глазах всегда царила серьёзность, несвойственная молодым девушкам… Молотки попарно забивают в доски восемь гвоздей, навечно пряча ото всех её тело. Ира не дожила до двадцати всего месяц. Плачущая Мария Викторовна умоляет остановиться, хочет в последний раз взглянуть на свою единственную дочь. Убитую горем мать крепко обнимает родной брат, не давая той наброситься на мужиков, вколачивающих гвозди. А у неё уже нет ни моральных, ни физических сил вырваться. Мужики заканчивают, после чего подсовывают под гроб верёвки, на которых его спустят в могилу. Священник снова начинает что-то говорить…

Солнце светит очень ярко. Неподобающе ярко для такого дня. Безветренно, деревья молчат, как и большинство родственников. Я отстранённо стою метрах в трёх от матери Иры и не понимаю, что сейчас во мне происходит. Что именно мне нужно сейчас чувствовать? Знаю, скоро она подойдёт и обнимет меня как родного, продолжая плакать. Это будет самое сложное за сегодня. Я покажу на лице всю горечь утраты, но в то же время постараюсь не впустить её боль в себя.

После трёх лет отношений мы с Ирой оказались на грани разрыва. Нежные чувства в нас обоих начали угасать ещё на исходе первого года, так что всё последующее было привычкой, сексом, сексом, ещё раз сексом и жужжанием матерей. «Ирочка у тебя такая красивая и порядочная». «Влад у тебя такой приличный и надёжный парень». «Вы такая хорошая пара». На всём этом «пара» как-то вот и держалась. Но в прошлый четверг Ира со своей тупой подружкой врезались в бетонную стену двухэтажного гаража, катаясь за городом на новеньком синем Пежо отца всё той же тупой подружки, которая и была за рулём. Её сейчас хоронят в другой части кладбища. А я стою тут. С непонятными чувствами. Не муж, не вдовец. Хотя, Мария Викторовна наверняка считала меня зятем. Ира не рассказывала матери о состоянии наших отношений. Своими переживаниями она почти ни с кем не делилась. И теперь уже никогда не поделится.

Мозг плавает в грустных мыслях, а глаза наблюдают, как «божественно» блестит золотой крест на массивной груди священника. Его помощница, облачённая во всё чёрное, заводит ритуальное пение. Четыре мужика медленно спускают гроб в яму. «4.06.1993 – 2.05.2013» – даты, нанесённые серебряной краской поверх лакированных досок. Начало и конец не понятного никому приключения… Каждый из пришедших проводить Иру в последний путь кидает на крышку гроба горсть земли и идёт в сторону ворот… Мужики берут лопаты… Мария Викторовна в слезах подходит ко мне…

Кажется, грудная клетка вжимается внутрь. Это я так сильно хочу отстраниться назад, чтобы выкроить хоть секунду до её объятий. Но секунды мало.

– Влади-ик.

Боль Марии Викторовны сковывает меня намного сильнее, чем руки. Глаза начинают бегать по сторонам. Я сдерживаю рвущиеся наружу слёзы из-за обиды на самого себя, потому что не могу в полной мере разделить с ней горечь утраты. Не могу по-человечески посочувствовать, посопереживать. Словно я и не человек вовсе.

– Прости, – навзрыд произносит Мария Викторовна. – Я любила вас обоих. Прости.

Глаза увлажняются. Не знаю, за что она просит прощения. Нижняя губа подрагивает, но я держусь. Стискиваю зубы. Держусь… Нет. По щекам бежит вода. Я будто робот, который всё анализирует. Сжимаю веки, а вода бежит сильнее…

Брат Марии Викторовны стоит неподалёку. Невысокий коренастый мужик в бежевой рубашке и чёрных брюках на ремне, с округлыми чертами лица и широко посаженными глазами. Кажется, он понимает: ещё немного, и внутри молодого парня на всю жизнь повиснет траурный баннер. Но я чувствую, Антон Викторович хочет этого не допустить.

– Пойдём, Маша, пойдём, – он берёт сестру за руку. – Нас ждут.

Мария Викторовна не спешит уходить, ведь эти объятия – последние. Когда они с братом направляются к воротам, тот оборачивается. Что сейчас выражает моё лицо, я не знаю.

– Всё, помчали отсюда, – сказал Богдан. С самого утра он находился рядом со мной. Забрал из дома, привёз в ритуальное агентство «Вечность», затем ехал в колонне машин, следовавших за чёрным микроавтобусом Мерседес, в котором на кладбище и доставили гроб. Пора ехать обратно. Мы последние в веренице тех, кто пришёл проститься с Ирой. – Ты же говорил, что выдержишь.

Говорил. И много раз прокручивал в голове объятия и слёзы Ириной мамы. Я готовился. Но оказался не готов.

«Бездушная ты скотина, Влад».

– Вас с Иркой связывал лишь секс. И всё. Очнись. Ясен пень, её мать опрокинула на тебя столько всего. Но это чужая боль. ЧУЖАЯ. Так что идём быстрее. Серёга уже ждёт.

Богдан говорил уверенно, с серьёзностью в голосе. В другой ситуации он ляпнул бы какую-то весёлую ерунду в адрес моих якобы переживаний. Но он понимал – сейчас всё действительно серьёзно. Боде не было дела до других людей на кладбище, его волновало лишь моё состояние.

Мы сели в старенькую чёрную «девятку». От солнца сиденья в машине нагрелись настолько, что обжигали зад даже через брюки. Богдан повернул ключ зажигания, опустил передние стёкла и включил музыку. Русский рэп. Как всегда, песни о тёлках и наркотиках. Рэперы ни о чём другом не поют.

– А что там, у Серёги? – спросил я, когда мы выехали на главную дорогу.

– «Розовые короны». Нужно вырваться на время из этой реальности. Так что не спорь.

Я и не спорил. Честно сказать, пробовал экстази всего раз, и то более трёх лет назад. Но сегодня тот день, когда я не прочь повторить. Это лучше, чем заливаться водкой и слушать чужой бред про землю, пух, рай и взгляд в будущее. В любом случае, Богдан отлично знает меня и знает, что делать.

Наша «девятка» летела в сторону города, картавые рэперы что-то там зачитывали, а я безразлично разглядывал изменившийся интерьер салона. Богдан обтянул руль новым чехлом, покрасил часть передней панели в красный цвет, насадил новую рукоятку на рычаг коробки передач, сменил магнитолу. Богдан любил машины, любил тюнинг и любил свою мечту купить себе Хонду «Аккорд», непременно новую. Когда-нибудь.

Не сбавив скорость на крутом повороте, мы едва не врезались во встречную иномарку, чьё приближение от нас скрыла плотная листва невысоких, но густо растущих деревьев. Это как раз и была Хонда, только «Цивик». Кажется, наши машины чиркнули зеркалами. Если так, стоило бы испугаться. Но Богдан посмотрел на меня взглядом гонщика-победителя. Скорость и адреналин – его страсть. Вот только кого мы победили?

– Ты долбаный псих, – произнёс я и даже смог улыбнуться.

Богдан улыбнулся в ответ и перевёл взгляд на дорогу. Я не стал больше ничего говорить. Сейчас мне не до упрёков в опасной езде.

1
{"b":"840587","o":1}