Летом 1921 г. Водовозов завершает работу над своей книгой «Западная Европа и Америка после войны. Факты и цифры», а 29 октября обращается к наркому просвещения А. В. Луначарскому: «Моя научная работа требует от меня поездки за границу. Читая лекции по разным вопросам, касающимся строя западноевропейских держав, я постоянно мучительно страдаю от полной невозможности ознакомиться как с новейшим развитием форм государства, политических партий и т. д., так и с новейшей западноевропейской литературой по интересующему меня предмету. Беспрестанно мои слушатели задают мне вопросы, на которые я не умею ответить…». Водовозов указывал, что в его книге, «посвященной как государственному строю новейшей Европы, так и ее экономическому состоянию, масса пробелов», которые он болезненно чувствовал, когда три месяца тому назад сдавал работу в печать, но, рассчитывая на второе издание, считает нужным дополнить ее, глубже провести исследование затронутых вопросов, что немыслимо без самостоятельного изучения их за границей. Помимо этого, добавлял Водовозов, ему требуются лечение и отдых: «К общему расстройству обмена веществ присоединяется специальная и очень серьезная глазная болезнь – глаукома; на левый глаз я почти уже слеп, и глаукома грозит и другому глазу. Чтобы спасти свое зрение, мне необходимо посоветоваться с хорошими окулистами, может быть – подвергнуться операции, и, во всяком случае, вести систематическое лечение; между тем в России я не могу даже достать того лекарства (Eserini salicylici), которое одно поддерживает мне зрение. Я чувствую с каждым месяцем, как падает моя работоспособность, а между тем работать мне хочется, потребность работы живет во мне; в недалеком же будущем мне грозит глазная инвалидность». Водовозов просил о предоставлении ему полугодовой командировки в Германию и на Балканский полуостров, поясняя свой выбор намерением завершить давно уже начатые им работы, одна из которых посвящена немецкой социал-демократии, «социальным причинам развития берштейнинанства», а другая – борьбе интересов держав и «внутренним течениям» на Балканах. «Так как, благодаря общему состоянию здоровья, глухоте и сильной слабости зрения, я чувствую себя в дороге совершенно беспомощным, – подчеркивал Водовозов, – я прошу вместе с тем дать командировку и моей жене – Ольге Александровне Введенской»116.

С введением нэпа возобновилась переписка со Станкевичем, возглавлявшим в Берлине научное издательство «Знание», который 28 октября извещал Водовозова: «Здесь, в Германии, образовалось около 40 русских издательств. Некоторые, конечно, эфемерные. Но имеются и весьма солидные. Поэтому журналист и литератор всегда кое-что может заработать, хотя, конечно, ввиду дороговизны жизни вообще и тройной дороговизны для приезжих особенного благополучия среди русской пишущей братии здесь не наблюдается»117. А вот как Водовозов описывал жизнь в Петрограде: «Вообще духовный голод есть самое тяжелое страдание, которое мы испытываем. С физическим голодом можно мириться, тем более что мы, петербуржцы, в сущности, от такого не страдаем: хлеба, крупы, селедок, картофеля нам дают теперь достаточно, и если мы чем-нибудь недовольны, то однообразием и качеством пищи, в частности недостатком сахара или сахаристых веществ (люди, очень привыкшие к мясу, жалуются на его отсутствие, но я к их числу не принадлежу), но не количеством. Хуже – холод; дров мало, и уже теперь приходится работать при 8 градусах, а в недалеком будущем холод грозит еще худший. Скверно отсутствие одежды и цельных сапог. Я теперь при помощи медицинского свидетельства хлопочу о том, чтобы мне выдали сапоги, но не надеюсь на успех». В другом варианте черновика того же послания Водовозов сетовал, что совершенно оторван от мира: «Никогда не был я так плохо осведомлен о том, что делается за рубежом, как теперь. Я почти ничего не знаю ни о политических событиях, ни об экономических и финансовых условиях, ни о бытовой стороне, ни о движении науки и общественной мысли. Поэтому за каждую книгу я был бы страшно благодарен». Водовозов мечтал ознакомиться с текстами послевоенных мирных договоров и конституций новообразованных государств (Австрии, Венгрии, Польши, Чехословакии и других), последними статистическими ежегодниками, справочниками по экономике и финансам, литературой по истории и государственному праву. «Вы бы меня прямо облагодетельствовали, если бы прислали хоть что-нибудь, что обошлось бы не слишком дорого, – просил он. – Об английских и французских книгах я и не мечтаю»118.

3 января 1922 г. Станкевич уведомил Водовозова, что заказал несколько интересующих его изданий, о стоимости которых он может не беспокоиться: «…как раз теперь мне с Р[увимом] Марк[овичем] Бланком удалось получить для Вас 1000 германских марок от комитета литераторов и ученых, и за Вами дело – распорядиться этими деньгами». Хотя Станкевич предлагал всю или часть указанной суммы перевести в Россию, Водовозов предпочел, чтобы все деньги были потрачены на покупку книг. В июне Парижский комитет помощи литераторам выделил ему еще 200 франков (5400 германских марок), которые, как указывал Станкевич, «уже в немецкой валюте лежат на руках Марка Александровича Алданова», ожидающего директив119. На вопрос, заданный 22 июля, не от Станкевича ли приходят Водовозову продуктовые посылки, тот ответил: «Нет, не от меня. Получив первое письмо от Вас, я сообщил Ваш адрес, с просьбой принять все меры, в разные стороны: в Париж Л. М. Брамсону, в Прагу (Е. А. Ляцкому, который говорил об этом с Масариком), Оберучеву в Америку (через Р. М. Бланка), в здешний Фонд [литераторов и ученых]. Машина и пришла в ход, и я рад, что это было не безрезультатно, что, как и следовало ожидать, со всех сторон получились должные отклики»120.

В январе 1922 г. Водовозов был вызван секретариатом коллегии Наркомата по иностранным делам для заполнения анкет на оформление загранпаспортов. Но, указывая, что «старому, больному, страдающему глухотой Водовозову крайне неудобно и затруднительно, как по состоянию здоровья, так и по недостаточности материальных средств, ездить в Москву», а получение загранпаспортов им и женой, разрешение на выезд которых давно отправлено Наркоматом просвещения в Отдел виз, «значительно задержалось», Петроградское управление научных учреждений и высших учебных заведений просило выполнение требующихся формальностей поручить уполномоченному НКИД в Петрограде и «по возможности ускорить присылку паспортов»121. Тем не менее решение вопроса затянулось еще на полгода, хотя, похоже, Водовозов, увлеченный открывшимися возможностями, теперь уже и сам не очень торопился с отъездом. Ведь помимо участия в сборнике Главного управления архивным делом он сотрудничал в журналах «Анналы» и «Былое», а в Центральном кооперативном издательстве «Мысль» вышли две его брошюры – «Граф С. Ю. Витте и император Николай II», «Версальский мир и Лига Наций», в Государственном издательстве – справочник «Западная Европа и Америка после войны. Факты и цифры». Водовозов принял также участие в сборнике о В. Г. Короленко122, а в издательстве «Задруга» под его редакцией и с его предисловием вышла первая часть труда В. И. Семевского «М. В. Буташевич-Петрашевский и петрашевцы».

«Как Ваши планы на поездку? – интересовался Станкевич 1 июня. – Из писем видно, что Вы колеблетесь. <…> Каковы Ваши отношения с Гржебиным? Он тут строит издательское дело на очень широких основаниях»123. Возможно, последний аргумент сыграл определенную роль, ибо 13 июня Водовозов подписал заявление в ГПУ с просьбой о выдаче ему удостоверения для выезжающих за границу. В опросном листе на вопросы, куда предполагается поездка, Водовозов ответил: «Германия, Скандинавские страны», цель – «научная командировка Наркомпроса», срок – «6 месяцев», время выезда – «тотчас по получении паспорта и виз морским путем». Ольга Александровна заполнила такой же опросный лист, сообщив, что она «переводчица с иностранных языков», до 1917 г. «преподавала в гимназии б[ывшей] Е. Песковской, занималась переводами», а позднее «служила в Историко-революционном архиве (архивариус), в Северной научно-промысловой экспедиции (статистик), на Рабочем факультете [Петроградского университета] (преподаватель)», но в настоящее время нигде не служит и сопровождает мужа «в научной командировке в качестве его секретаря»124.