— Подарки!? — восторженно переспросила Клара. А меня скорее смутил его ответ: «как пожелает».
Подарки действительно прибыли. Целый огромный сундук, при виде которого Клара восторженно запищала. Да, один сундук позолочен и усыпан сотнями драгоценных камней, а внутри оказались платья, шелка, обувь. Клара лично доставала каждую вещицу и радостно охала, рассказывая о качестве ткани и вышивки, поскольку я-то слепая и плохо видела. А на самом дне сундука притаилось белое прозрачное платье.
Клара с детским визгом взялась за края платья, рассматривая изысканную работу швеи. Прокомментировала отсутствие стежков, натирающих нежную кожу, после чего заставила меня одеться в это великолепие. Белая воздушная ткань полностью просвечивала тело. На груди чашечки держались только за счет объемов, один неправильный выдох и ткань бы оголила все великолепие. От груди ткань свободно спадала вниз и заканчивалась точно на один сантиметр ниже самого интимного места. На спине ткань отсутствовала, а начиналась на уровне ягодиц и достигала щиколоток. Одним словом — не так вздохнешь и платье спадет.
Клара задумчиво ходила вокруг меня и оценивала представленный вид. Благодаря настойкам для скорейшего возвращения зрения, которыми поил Рафаэль, или, что это было, я приобрела более округлые формы. Клара же твердила, что в достаточно спокойной обстановке без нервов и плена, я просто наконец стала женщиной. Даже моя походка приобрела грацию, как она выразилась. Грудь потяжелела и бедра появились — всё это мне доказывала Клара, поскольку себя я не видела.
— Если глаза и голова меня не подводят, то Бонифаций подарил тебе ночное одеяние, в котором ты должна будешь удовлетворять Рафаэля в первую брачную ночь? Видел бы ОН тебя в этом, то непременно захлебнулся бы слюной!
Подглядывая за собой в зеркало, я слушала вопли Клары, а позвонки пробирал неприятный холод, словно кто-то невидимый скреб когтями. Интуиция дико кричала о том, что Бонифаций втирался в доверие, усыплял бдительность. За свою землю он не простит. Я давно поняла, что его земля и его жители для него дороги. По сути и наша тринадцатая земля ему нужна была для заселения его же жителями.
За своих людей он отомстит, и я первая, кому будет мстить.
Мне надо было избегать его всего один день. Продержаться до свадьбы и выйти, наконец, замуж за Рафаэля. А после бракосочетания я планировала уговорить мужа покинуть дворец, поселиться как можно дальше от отцов и кровавых междоусобиц.
Гости
POV Лиля
К завтраку я спустилась вместе с Кларой под руку на случай опасности — к примеру, нечаянной встречи с незваным гостем. На людях таким образом я была в безопасности и могла найти причину отказа от разговора.
В главном зале по случае великого торжества поставили столы с изысканными деликатесами и, в целом, дворец казался веселым и «живым». Обитель тепла и добра, которая манила к себе, но едва я спустилась по лестнице и завернула в зал, то передумала идти. Остановилась, точно вросла стопами в пол, из-за чего невнимательная Клара едва не упала.
— Лиль!? — не подобающе дерзко на людях она обратилась ко мне по имени, взывая о причине остановки, но как только подруга осмотрелась, так непременно поняла мое состояние. Обычно в зале за завтраком собиралось много людей — сыновья и дочери шейха, но сегодня помещение уж слишком звенело от гула голосов, а высокие стены гремели от хохота гостей. Среди всего шума и гвалта удалось различить двух знакомых людей. Артура и отца. Двое друг против друга. По виду вели непринужденную беседу, но скрестили враждебные взгляды, словно на поле боя.
Аж три наложницы шейха Вацлава отвлекали внимание Бонифация на себя. Одна из них стояла за его спиной, обнимала мужчину за шею, пальцами скользила по его могучим плечам, иногда наглела и ноготками царапала его жесткую грудь в вороте черной рубахи. Другие две наложницы в красном одеянии расположились на полу возле мужских массивных широко расставленных ног, гладили твердые голени и бедра. Каждое движение искусительниц — четкое и выверенное. Призванное соблазнить, очаровать, заставить забыть обо всем, кроме игривых пальцев. Девы дорвались до сладкого. Да, это не толстый старик с лысиной. Да простит меня великий шейх!
Бонифаций же позволял прикасаться к себе. Только с его разрешения к нему прикасались. Это была великая честь. Мне иногда казалось, что у него какая-то мания. Он не терпел, когда к нему прикасались без разрешения.
Если Бонифаций со стороны чудился раскованным, спокойным, то мой отец во время разговора бросал короткие взгляды на свой меч, прислоненный к стулу, что выдавало его эмоциональную обеспокоенность. Отец что-то произнес с улыбкой, отчаянно пытаясь создать иллюзию уверенности в себе, а Артур же сухо кивнул, одновременно слушая должно быть жаркие, пошлые предложения красавиц — наложниц.
Я осознавала, каких трудов стоило отцу и Бонифацию сидеть друг напротив друга и создавать видимость мира, когда в душе они искренне желали смерти друг другу. Но это политика наших земель. Искусство лжи и хитрости. И гости в зале прибыли лишь с одной целью, узнать, когда враги набросятся друг на друга, но вместо ожидаемой сцены убийства Артур внезапно поднял кружку с хмельным напитком, чем заставил людей послушно умолкнуть, после чего мысленно скрестил фужеры с отцом и что-то произнес, но я не смогла услышать или прочитать по губам. Слишком далеко. Зато услышала, как Ярин, сидевший рядом с братом, громко провозгласил-повторил речь:
— За жениха и невесту! — тогда же зал закричал от радости и наполнился ликованием. Опасность и напряжение, сковывающее зал, отлегло, а я отмерла и наконец, покинула зал пока меня не заметили.
* * *
Я не собиралась встречаться с Артуром, к тому же, у меня много дел перед предстоящей свадьбой. Приготовлениями мы занимались с матушкой Рафаэля — милая тетушка, которая всегда казалась ласковой и понимающей, в отличие от остальных представителей Вацлавов. Но несмотря на долгое время и разговоры со слугами, я так и не отвлеклась. Каждую секунду ощущала невидимую слежку от Бонифация. Его глаза были везде! За каждым углом и в каждом встречном госте. Он следил за мной. Желал найти. Проклятый убийца словно ходил за мной или мне так казалось. У меня развилась мания преследования, отчего я была нервная и раздраженная. Говорила грубо со слугами и повышала голос. Даже матушка Рафа поняла мое волнение и отправила меня после обеда отдыхать и морально готовиться к свадьбе.
Оказавшись на втором этаже за защитой охранников, хоть и изможденная жарой, но я почувствовала спокойствие. Словно сняли жесткий ошейник и поводок. После возвращения «прямоугольника видимости» с непривычки заболел правый глаз, а от него и голова. Держась за виски обеими руками, я вошла в личные покои и, оглядев помещение, остолбенела. В ноздри пробрался сладкий аромат цветов, чьи лепестки я обнаружила на месте шелковых покрывал и подушек. На моем ложе был изображен огромный круг из белых лепестков, как символ чистоты девушки, а в центре — красный круг из красных роз. Немедленно возникла ассоциация — белые простыни, на которых символом отнятой девственности лежали красные капли-цветы, будто кровь. Это сцена брачной ночи, когда муж берет девственность жены.
От гадливости затряслись руки. Будь моя воля я бы начала крушить и орать не своим голосом. Это издевательство — прямое оскорбление, намек на то, что моему будущему мужу никогда не взять мою девственность, потому что она уже подарена Ему. Не было сомнений, кто сделал очередной дар и захотел унизить. Вся кровь прилила к лицу красками стыда.
Он словно издевался надо мной. Воскрешал в памяти события, когда я сама пришла к нему. Показывал, что не принуждал, а я добровольно легла под него. Мне так в жизни не было стыдно. Мои мысли были глупы и хаотичны, тело горело от стыда, а руки принялись мять. Мять эти кровавые лепестки, выжимать их, а потом я с удовольствием потопталась на цветах. И хоть сколько не топчись, но из памяти не изъять тех моментов. Ведь это я подарила ему девственность, он действительно не отбирал. И винить кроме себя некого. Я думала, что так будет лучше. Думала отомщу, а может, если удастся, то однажды всажу ему нож в спину, пока будет меня иметь, но поняла, что бесполезно играть с таким. Он сам, с кем хочешь поиграет. Да и убить его я бы не смогла. Все же он не убил меня в свое время.