Люди нашли виноватого в делах моего отца, потому что больше не найти никого для вымещения своей боли и своих потерь. Они хотят уталить жажду мести через меня. Самый лучше способ — раздавить, сломать меня, увидеть как плачу и умираю у них под ногами, а еще лучше, если буду просить прощения за своего отца или воинов. Они настолько отчаянно ненавидят, что без бросков камнями ощущалось давление их сильных эмоций.

Мне надо встать на колени и заплакать. Попросить прощения или прикрыться именем Зверя… тогда толпа начнет хохотать, но вряд ли отпустит живой. По крайней мере пока не истеку кровью.

Только отходила от бетонной прохладной стены жилища, как очередной камень, врезавшись в тело, заставлял обратно удариться лопатками об стену. Далеко не от страха мои колени затряслись и тело безвольно пошатнулось, как на сильном ветру, а от разъедающей ненависти. Безграничной, просто необъятной.

Наши чувства взаимны!!! Из-за них Бонифаций вырезал нашу землю, чтобы расселить их. Представить им более уютный дом и более плодородные земли нашего оазиса. Они радовались смерти моей земли, моему плену, плену отца. Они нашли виновного в своих страданиях. А для меня — они виновны в моих страданиях и потери моего мира.

Здесь всё размыто, словно ты находишься в вакууме, через который уже не просачивается людская ненависть. Отвлекаясь на свои эмоции, я не испытывала больше боли от ударов камней. Так даже умереть не страшно. Совсем не больно. Пик боли давно пройден.

Когда боль смолкла, тогда я решила прекратить защищаться, ведь это бесполезно. Люди не знают жалости и не остановятся, хоть плачь хоть кричи.

Поэтому я медленно убрала руки от лица, а голову осторожно подняла, посмотрев на окружившую дикую толпу. Никто не дрогнул при виде моего лица. Ни капли сомнений. Они все также продолжили мстить и уродовать меня камнями.

Я посмотрела очень внимательно на каждого, кто бросался. Женщина довольно потрепанная, бедная, в лохмотьях с грудным ребенком. Видимо, потеряла в той осаде кормильца. Седовласый дед, грязный и злой. Вероятно, потерял сына. Мужчина помоложе, который переговаривался со своим дружком и оба по очереди бросались камнями. Один, полоснув камнем, попал мне в губу и рассек ее. Не знаю целы ли зубы, но во рту привкус крови. Другой — попал в глаз, отчего слеза скатилась по щеке. Последние двое мужчин пришли просто ради жестоких забав, ведь женщина не столь значительная фигура для общества.

Один камень щелкнул по моим очкам, вдребезги разбив их, отчего осколки посыпались на землю, а часть из них успела порезать щеку.

Нелюди, у которых не осталось совести и чести.

Чем больше я смотрела им в глаза, тем больше испытывала удовлетворения, надеясь что мой облик будет отныне терзать их души.

Путь каждый сегодня, поднимая камень и бросая в меня, совершая эту глупую месть отныне и до конца дней видит мое лицо в кошмарах. Трясется от ужаса, видя и кровь, и грязь на моем возможно изуродованном лице. Пусть они умрут в муках совести и мое лицо пусть не оставит их до конца. И каждый пусть боится за свою дочь, которая также может стать объектом чьей-то грубости, насилия, мести на войне. Вряд ли это осознание придет сейчас, когда они с такой страстью бросались камнями. Они «вдруг» не поймут своей дикости и беззакония, но правда может прийти к ним со временем, когда жажда мести будет удовлетворена, и они увидят мое бессознательное тело и тогда ночью придут домой и появятся первые признаки осознания. И так каждую ночь пусть они мучаются страхом за своих дочерей на войне!!!

Я дажу удивилась, но вскоре живодерам надоело бить меня. Наскучило, ведь жертва не валялась в ногах и со слезами на кончиках ресниц не молила простить.

Или я слишком привыкла к боли, которая стала со мной одной плотью и кровью?

Сама природа на время затихла, ветер покорно замолчал, крики людей растворились в тишине. Чужие взгляды закололи по телу, оставляя на нем невидимые зарубки на память о себе и об этой минуте. Женщина с грудным ребенком зашептала себе под нос неизвестные слова, словно молитву красным пескам, а затем судорожно, сбиваясь с шага, попятилась назад.

— Смотри…

— Кровь…

Разве удивительно, что на мне кровь после ударов камней?

— Вместо глаз — кровь.

— Ей выкололи глаза, а она жива?

Какие глупости? Кто мне выколол глаза? Пальцы, которые раньше сжимались в кулаки, теперь разжались, чтобы прикоснуться к щекам, а затем потрогать глаза. Что с ними? Почему выкололи, я же зрячая. Я видела каждого, кто с ненавистью бросался камнями. Всех запомнила и оставила отпечатком на сердце и в памяти. До конца дней буду хранить их облик у себя в голове.

— Она проклятая. Мертвая, мертвая! — шум с новой силой нарастал. Первичный страх от моих глаз сменялся новым витком агрессии. Всего неизвестного и не объяснимого мы страшно боимся. Мечтаем избавиться от него.

— Оставьте! А если нашлет проклятия?

Чаша весов, повинуясь разным мнениям, опасно балансировала на грани моей жизни и смерти. Прежде чем толпа в целом решила мою участь молодой парень наклонился за большим булыжником, а после разогнулся и отчетливо произнес:

— Враг, из-за которого погибло столько наших родных должен умереть в муках!

Показав пример, как поступить, он ударил мне в грудь, чуть ниже ключицы, оставив на моем теле очередной синяк. Только его совету не последовали и парень не увидел, как толпа, шепчась, медленно разошлась в разные стороны, тем самым образовав дорожку. Люди вжались спинами в стены домов и плотно присоединились к плечам друг в друга, словно хотели исчезнуть именно в эту минуту, но взглядами безотрывно следили за тем, кто прибыл. Но никто не осмелился трусливо сбежать, покорно пристыли к земле и стенам домов, прячась от всадника.

Не знаю, что я испытала, увидев его. Мне было просто интересно, что он сделает — присоединится к гневу народа и казнит или… Правда, второй вариант я даже правильно не могла оформить в мыслях. Какой здесь второй вариант? Земля и жители для Артура — всё. Это его кровь, плоть, мышцы. Это его дети, ради которых он пойдет на все. А его дети хотят моей казни…

Молодой мужчина с камнем появления Артура, как и тишины не заметил, поскольку был занят местью. Уже приготовился для нового удара, совсем не замечая происходившего за спиной. Он довольно подкинул камень в ладони, радуясь возмездию, но замер, едва услышал позади лошадиный цокот. За одно мгновение его бесстрашие исчезло — руки застыли в одном положении.

А после тихих, вкрадчивых слов — вопросов, смешанных с цокотом копыт:

— Кто…? Посмел…? Тронуть…? Мою…? Собственность…? — лицо прежде бесстрашного мужчины вовсе изменилось. Теперь на нем откровенно читался ужас и стеклянные расширенные глаза тому подтверждение.

Когда прибывший Артур спрыгнул с коня, то мужчина напряженно сглотнул слюну.

Когда меч всадника острием вспорол землю, создав этим движением продолжительный свистящий звук, тогда мужчина от испуга выронил камень.

А когда всадник обошел его и встал перед ним, возвышаясь на добрую голову, мужчина поднял взгляд на своего повелителя, захлебываясь ужасом и выплевывая в перемешку со слюной слова оправдания:

— Грязная работа. Мы просто выполняли грязную работу, чтобы вы не пачкали руки.

Бонифаций коротко развернулся и равнодушно оглядел меня, разбитые очки на земле и ссадины на моем лице, а потом резко развернулся. В его взгляде я на секунду уловила энергию — мощнейший заряд ненависти, от которой люди шарахнулись назад, ударившись в панике друг об друга. Но убежать не могли, ведь взгляд принца держал их на привязи и приказывал стоять. А его огромная, тяжелая фигура заставляла людей трепетать от страха.

Всадник, уверенна, не услышал ни капли оправдания и не увидел страха. Не видимо для глаза поднял меч и резко опустил его, со свистом рассекая воздух. Отсеченная правая рука мужчины скатилась на песок, забрызгав его кровавыми каплями. Вопль страха и боли разорвал мои ушные перепонки, мне захотелось зажмуриться от чудовищного по силе визга. Не обращая внимания на крик, Артур, находящийся в центре внимания, поднял меч, и воткнул его острием в песок. С лезвия меча тут же закапала кровь первого осужденного.