— Да, да, в платке. Эх, какая старуха! — с горечью сказал Сережа. — Сразу взяла и утащила. Даже ничего не спросила толком: чей кот? Может быть, нужен очень?

— Ну ладно, — нахмурился Левка. — Найдем как-нибудь. Может, она близко живет. Старухи далеко не ходят…

— Километра два, а то и три любая старуха теперь может отмахать. Да еще в какую сторону…

— А хоть во все четыре стороны! Мы всюду пойдем! Сегодня в одну, завтра в другую. И в каждый двор будем заглядывать!

— Так все лето и проходишь! Хорошо, если до лагеря, а то и поплавать не успеешь…

— Эх ты, пловец! Спустил чужого кота чертовой бабушке и искать не хочет! — озлился Левка. — Пойдем лучше. Три километра напрямки!

Сережа выплюнул изо рта ветку и зашагал рядом с товарищем.

— Хоть бы раз в жизни повезло!

Но мальчикам не везло. Наоборот, дела пошли еще хуже.

— Где ты шатаешься, Сережа? Избегался, почернел… С утра до вечера пропадаешь! — сердилась мать.

— Да чего мне дома делать-то?

— Ну, в школу бы сходил. Там ребята на качелях качаются, в футбол играют…

— Ну да, в футбол! Очень интересно… Подобьют ногу, останусь хромым на всю жизнь, сама тогда бранить будешь. А то еще с качелей упаду.

— Скажите пожалуйста! — разводила руками мать. — Да с каких это пор ты таким тихоней сделался? То все приставал: «Купи футбольный мяч», — покоя нам с отцом не давал, а теперь… Смотри у меня, я твои штуки разгадаю…

Левке тоже влетело от отца.

— Что ты, говорит, как петух, на заборе торчишь? Займись, говорит, чем-нибудь наконец! — жаловался Левка Сереже.

Многие улицы были исхожены за это время.

В одном дворе на крыше показался рыжий кот.

Ребята опрометью бросились за ним.

— Держи! Держи! Заходи вперед! — кричал Левка, задрав вверх голову.

Кот вскочил на дерево. Обдирая коленки, Левка полез за ним. Но Сережа, стоя внизу, разочарованно крикнул:

— Слезай! Не тот: грудка белая и лицо не такое.

А из дома выскочила толстая тетка с ведром.

— Опять голуби! — закричала она. — Вот я вас отучу от своего двора! Марш отсюда!

Она взмахнула ведром и окатила Сережу холодной водой. На спине и на трусиках осела картофельная шелуха. Мальчики как ошпаренные выскочили за ворота. Сережа стиснул зубы и схватил камень.

— Считай! — тревожно крикнул Левка. — Считай скорей!

— Раз, два, три, четыре… — начал Сережа, бросил камень и расплакался. — Дура, дура, дура! Как ни считай, все дура!

Левка молча выжимал на нем трусики, отряхивал с них приставшую шелуху.

Ночью шел дождь. Шлепая босыми ногами по теплым лужам, Левка поджидал Сережу. Из раскрытых окон верхней квартиры доносились громкие голоса взрослых.

«Нас ругают… — испугался Левка. — Обоих или одного Сережу к стенке приперли? Только за что?..» За эти дни как будто ничего плохого они не сделали. «Сделали не сделали, а взрослые, если захотят, всегда найдут, к чему придраться».

Левка спрятался в кусты и прислушался.

— В конце концов, я этого совсем не одобряю — получить себе чахотку из-за несчастного кота! — раздраженно кричала Эсфирь Яковлевна. — Она же маковой росинки в рот не берет.

— Бесполезное животное, в общем… — начал профессор.

Левка презрительно улыбнулся.

«Хорошо им разговаривать, а ей, бедной, даже и кушать не хочется, — с жалостью подумал он о Марье Павловне. — Если б у меня была овчарка, я бы ее любил, воспитывал, и вдруг бы она пропала! Ясно, обедать не стал бы… Квас какой-нибудь выпил, и все!»

— Ты чего стоишь? — толкнул его Сережа. — Пойдем скорей, пока мать занята!

— Пойдем, — обрадовался Левка, — а то скоро в лагерь!

Решено было сходить на рынок.

— Там старух видимо-невидимо! — клялся Левка. — Кто за молоком, кто за чем… Соберутся в кучку около возов — сразу всех видно. Может, и наша там.

— Я уж теперь ее помню: она мне снилась, — говорил Сережа. — Низенькая, сморщенная… Только бы увидеть такую!

День был праздничный. На рынке беспорядочно толкался народ. Сережа и Левка, поддергивая трусики, озабоченно заглядывали под каждый платок. Завидев подходящую старушку, они мчались ей наперерез, сбивая с ног домашних хозяек.

— Бесстыдники! Хулиганы! — кричали им вслед.

В самой гуще людей мальчики заметили школьного преподавателя.

Они спрятались от него за ларек, дождались, пока он скрылся, и снова забегали по рынку. Старух высоких, низеньких, толстых и худых было много.

— Но где же наша? — сердился Левка. — Хоть бы мяса пришла купить себе! Неужели она обед не варит?

Солнце начинало сильно припекать. Волосы прилипли ко лбу.

— Напьемся квасу, — предложил Левка.

Сережа вытащил из кармана двадцать копеек.

— Кружку на двоих! — заказал он.

— Хоть и на троих, — лениво буркнул торговец, вытирая платком красное лицо.

— Пей, — сказал Сережа, отметив пальцем середину кружки. — Пей до сих пор.

Левка, закрыв глаза, медленно потянул холодную жидкость.

— Пенки оставь, — забеспокоился Сережа.

Низенькая старушка в черном платке подошла к ним сбоку и с любопытством оглядела обоих.

— Не то я обозналась, ребятки, не то нет? — громко сказала она.

Сережа оторопело глянул на нее и с размаху толкнул товарища:

— Смотри!

У Левки цокнули зубы, и на шею плеснул квас.

— Эх! — рявкнул он, растопырив руки. — Сережка! Она! Она!

— Бабушка, это вы? — задыхаясь, спросил Сережа.

Старушка закивала головой:

— Ну да, ну да…

Левка подпрыгнул и, размахивая кружкой, заорал во все горло:

— Старушечка! Миленькая!

Продавец, перегнувшись через прилавок, дернул его за трусики:

— Кружку верните, гражданин!

Левка, не глядя, сунул ему пустую кружку.

Сережа почесал затылок и облизнул сухие губы.

— Бабушка, бежим к вам домой! Сколько километров? Четыре, пять? — подхватывая старушку под руки, захлебывался Левка.

— Стой, стой! Батюшки мои, очумел ты, что ли? — отбивалась она.

— Пойдем, пойдем, бабунечка! — Левка на ходу чмокнул старушку в сухую щеку.

— Ишь как бабушку свою любят ребята! — расплылась в улыбке молочница. — Поглядеть любо!

— Затормошили совсем, — покачал головой какой-то старик.

— Напрямик! — орал Левка, расталкивая прохожих. — Жарь, бабушка!

— Голубчики, голубчики, весь народ повалили кругом себя!.. Лешие этакие! — сердилась старушка.

У ворот рынка она уперлась ногами в землю и тоненько закричала:

— Да чего вам от меня надобно-то?

— Котика рыжего, бабушка! Помните, мы отдали вам вечером на улице.

— Сестренка плачет по нем, исхудала, как спичка!.. — затянул Левка.

— Ишь ты… Назад, значит, взять хотите?

— Назад! Сейчас же назад!

— Вот-вот… Ну так бы и сказали, а то разорвали было на части.

— Да жив ли он еще, котик рыжий? — испуганно спросил Сережа.

Старушка вынула сложенный вчетверо платочек, обтерла лицо и, не спеша, засеменила по тротуару.

— Жив или нет? — простонал Левка.

— А с чего ему помирать-то? Толстый такой котище… И то правда, забирайте вы его лучше — бестолковый, страсть! Только и лазит по всей квартире, по всем углам нюхает…

— Пускай нюхает! Бежим, бабушка!

Старушка высвободила руку из Левкиных пальцев.

— Убери клещи-то! Такой и кот твой надоедный, как ты. Утром орет и ночью встанет орет. Совсем не нравится он мне. Уж я его дочке отдала.

— Как — дочке? Какой еще там дочке? Раз, два, три, четыре…

— Насовсем? — ахнул Сережа.

— Зачем насовсем?! На подержание.

— Да где она живет хоть?

— Дочка-то? В Москве. Где же ей жить, там у ней детки…

— Адрес давайте! — сказал Левка, сжимая зубы.

— Какой адрес? Одна-то я не езжу туда. Город шумный… Покойник зять, бывало, и на метре прокатит…

Сережа махнул рукой:

— Пропал Мурлышка!

— Ну нет! — закипел Левка. — Я и в Москву поеду, и с покойником на метро прокачусь. Как щепка высохну, а достану этого кота!