На отсутствие внимания со стороны противоположного пола Никите жаловаться не приходилось. Вихрасто-светловолосый и синеглазый, как какой-нибудь Иван-царевич, с ямочкой на подбородке, он, впрочем, брал не столько внешностью, сколько общением – никогда не лез за словом в карман. В силу и профессии, и личных предпочтений, окружение Никиты уже давно состояло главным образом из людей, которые, может, и не относились к интеллектуальной элите, но обладали минимум средним интеллектом. Значит, ценили остроумие и чувство юмора, а этого добра у Никиты было навалом.

Чего уж разводить таинственность, Татьяна Таран и была той Лизиной подругой, которую брали на дачу. В детсадовской группе, куда родители привели трёхлетнюю Танюшу, уже насчитывалось восемь Тань, и воспитательница придумала называть девятую Татьяну Яной. Такой вариант имени самой девочке понравился, родные не противились и быстро привыкли.

Яна была добрым мягким ребёнком и стала добрым мягким взрослым. Но слишком уж многие норовили воспользоваться этими чертами её характера. Разные аферисты – отдельная тема; но обычные, вполне приличные и не злые люди присасывались к Яне, словно вампиры. Она отчётливо это прочувствовала на первой работе. Сначала Яна думала, что ей повезло, – коллеги такие дружные и доброжелательные! Однако уже через полгода от их дружности и доброжелательности хотелось лезть на стенку. Соседки по кабинету постоянно, постоянно рассказывали ей о своих личных делах! Воспитанная Яна не знала, как их прервать, чтобы не обидеть, и почти каждый день теряла не меньше часа, слушая повествования о чужих семейных неурядицах / биографических воспоминаниях / хороших родственниках или друзьях / плохих родственниках или друзьях / и т. д. На этот час, а то и два, ей приходилось задерживаться после окончания рабочего дня, чтобы доделать то, что она доделать не успела.

Тётя Яны, перебираясь к дочери и внукам в Ташкент, не захотела сдавать квартиру, а оставлять без присмотра опасалась. Потому предложила самой любимой и ответственной племяннице временно занять жилплощадь. Племянница сочла, что пожить в другом городе ей будет полезно, и переехала. И дала себе слово, что на новом рабочем месте сделает всё, чтобы никому и в голову не пришло с ней откровенничать. Пускай лучше ненавидят, чем бессовестно отнимают время. Яна придумала образ и основательно в него вошла.

Немилосердно стягивала волосы. Красилась тёмной помадой, чтобы губы казались тоньше, и малевала жуткие стрелки, чтобы глаза казались меньше и злее. Носила одежду, которую родня собиралась увезти в деревню. Раздобыла очки с обычными стёклами, чисто для вида, со зрением-то был полный порядок. Ну и обувь подбирала пострашнее. Наверное, можно было обойтись и без столь радикального маскарада, да Яна перестраховывалась, к тому же её артистичную натуру забавлял и радовал этот спектакль. Переодевалась Яна в гранитной мастерской недалеко от редакции, для чего заранее задружилась с работниками, они разрешали ей проходить в одно из дальних помещений и там менять облик. В настоящем образе Яна заходила и выходила через главные двери, в рабочем – пользовалась дверью со стороны двора.

Сложнее всего было изменить не образ, а манеру общения. Вежливость и мягкость с детства укоренились в Яне где-то на уровне базовых инстинктов, она боялась кого-нибудь обидеть, а если всё-таки нечаянно обижала, то очень переживала. Она ненавидела конфликты и, хоть у неё было своеобразное чувство юмора, любила, чтоб всё шло мирно, уютно и по-дружески. Но воспоминания о том, чем это обернулось на предыдущей работе, придали ей сил. Хмурость, бурчание, недовольное шипение Яне, от природы улыбчивой и незлобивой, поначалу давались непросто. А уж как трудно повышать голос на коллег и выдерживать их растерянные, обиженные взгляды! Зато все быстро поняли, что к ней лучше без необходимости не соваться, и она заканчивала работу вовремя. Вернее, раньше, чем если бы ещё тратила себя на рассусоливания.

Работы было много, потому что большинство журналистов трудились, как Яна это называла, по принципу Никиты Антонова – кое-как сделал, и ладно, скажите спасибо. А исправлять это «ладно» приходилось ей. Она понимала: скромные деньги не вдохновляют на титанический труд. Мечта любого начальника – высококлассный, выполняющий двойную, а лучше тройную норму специалист с зарплатой кладбищенского сторожа; смешно и несправедливо, ясно, почему люди предпочитают экономить время, силы и не жаждут целиком посвящать себя обязанностям, за которые им определённо не оплачивают. Одна загвоздка: кто-то всё же вынужден выполнять свою работу тщательно и добросовестно, чтобы газета выглядела достойно. Если журналист пишет статью небрежно, с ней потом мучается редактор, которого, между прочим, тоже золотом не осыпают. Редактору точно так же недоплачивают, но ему не на кого перекинуть свои обязанности (да, есть следующая ступень – корректоры, но у них другие функции), и он вынужден их выполнять, как бы ни хотелось тоже пофилонить в знак протеста. Такой вот этико-экономический парадокс.

Неприязнь журналистов – не всех, но некоторых – к Яне была взаимной. Нет, двое, а временами и трое из них писали чисто, вычитывать – одно удовольствие, таких Яна расцеловала бы, если б не имидж. Один или два очень старались писать хорошо, но им недоставало способностей либо опыта – тут без претензий, люди не халявят. Но полколлектива спускали рукава и явно даже не перечитывали свои шедевры после написания, оставляя грубейшие опечатки и ляпы. Взять того же Никиту Антонова – одарённый парень, опытный, знающий толк в своём деле. Только в газете не сильно за это дело радеющий, отчего в его материалах шикарный стиль, умелая подача и профессиональные приемы переплетаются с нелепейшими, практически детскими ошибками. И с недочётами по оформлению – вроде мелочь, но сколько времени на её устранение уходит у Яны! Говорят: если хочешь потерять друга, дай ему взаймы. Яна вывела собственную формулу: если хочешь разочароваться в журналисте, стань его редактором.

Последних майских выходных Яна ждала с нетерпением. Впрямь хотелось съездить за город, отдохнуть на природе, посидеть у костра, пожарить шашлыки и, если позволит погода, искупаться. А если совсем повезёт, ещё и размяться с Жениным другом – если друг понравится ей, а она ему. О великой любви на всю жизнь Яна давно не мечтала, а к сексу относилась незатейливо: если два взрослых, адекватных, свободных человека захотят хорошо и с пользой для здоровья провести время, то почему бы и да? И не только в сексе дело, она в принципе ценила мужское внимание, охотно кокетничала, строила глазки, сама над собой подшучивала.

– Никита тебе понравится, – обещала Лиза. – Симпатичный, умный, с юмором.

– А где работает этот кладезь достоинств?

– Точно не знаю. Что-то там делает в Интернете. Ой, забыла – он же не один на дачу поедет.

– Зачем вам тогда я?

– Да он собаку с собой возьмёт. Ты не против?

– Во-первых, права голоса у меня тут нет. Во-вторых, собак я люблю. – «Они же не пишут тексты, с которым мне приходится мучиться по три часа».

– Ну и хорошо. Он очень добрый, не кусается.

– Никита?

– Нет, пёс. Никита тоже не злой, но кусается он или нет – не знаю, это уж ты сама выясняй, если будет интересно.

На дачу поехали в пятницу вечером. Женька повёз всех на своей машине. Яну забирали последней, с остановки неподалёку от её дома. Переднее пассажирское сидение занимала Лиза, Яне оставалось лишь сесть назад, где уже обосновались Никита и Чепчик.

По ветеринарному паспорту Чепчик звался ЧП (Чрезвычайно Преданный), Никита когда-то решил приколоться. Но ни полное, ни аббревиатурное имя не прижилось, зато кличка Чепчик, которой хвостатого наградила тогдашняя девушка Никиты, сразу приросла к псу. Никита отчаянно противился (виданное ли дело – чтоб у мужика был Чепчик, даже если это собака!), но в итоге смирился. Чепчик к Никите попал новорожденным щенком – сытая и безопасная жизнь началась почти сразу после появления на свет. Он не осознал и не запомнил зла, с которым столкнулся, посему пребывал в полной уверенности, что все люди на свете добрые и их главная цель – гладить его, чесать, хвалить, баловать вкусняшками. Доброту Чепчик щедро возвращал окружающим, неважно, хотели они того или нет. А не каждому дано оценить подобную щедрость здоровенного двортерьера и умилиться, когда на тебя несутся тридцать пять килограммов воодушевления. При всей покладистости и ласковости внешне Чепчик напоминал помесь бурого медведя с нильским крокодилом.