— Здравствуй, Лето! — говорит Весна. — Что-то ты не вовремя…

— Когда хочу, тогда и прихожу — говорит Лето. — Я тебя не спрашиваю…

— А я тебе и не отвечаю. Мне от тебя, прости, ни жарко, ни холодно.

Это значило, что не успело Лето наступить, как уже Осень явилась… Лето кричит:

— Бррр… Мерзну…

Осень улыбается:

— Так тебе и надо… Ты меня даже не поприветствовало…

Только Осень эти слова произнесла, снег повалил, мороз грянул… Зима на дворе!.. И сразу:

— Ой, слякоть-то какая… Разве это Зима?.. Все тает!..

— Ф-фу… Жарища… Дышать нечем!..

— И дождь, слава богу!.. Наконец-то опять холодрыга!..

В общем, все перепуталось в природе. Смотрят люди на календарь; там август, а по улице Дед Мороз с елкой шагает…

А все потому, что решила однажды Весна прийти раньше. И пришла.

1968

Жили по соседству две деревни.

Но жили по-разному.

Когда одна деревня плакала, другая смеялась.

Когда одна пела, другая молчала.

Когда одна спала, другая работала.

И вот, настало вдруг время, когда одна деревня не выдержала и пошла на другую с кулаками. А другой — что делать?.. Ей впервые, можно сказать, пришлось делать то же самое. С кулаками пойти на свою соседку.

Вот идут они деревня на деревню и думают, как бы победить друг друга в этой борьбе.

Да только двух победителей в драке не бывает. Дали волю кулакам, и вот что в результате получилось. Теперь…

Когда одна деревня плакала, другая смеялась.

Когда одна деревня пела, другая молчала.

Когда одна спала, другая работала.

1969

Один дядька много чихал. По двадцать два раза каждый раз. Если начнет чихать, его уже не остановишь… Пока двадцать два чиха не сделает, ни за что не успокоится… Даже смешно. Если не сказать, грустно.

Потому что на каждый его чих окружающие должны были говорить:

— Будьте здоровы!

Ему, дураку, хорошо чихать. Он свою норму знает. А окружающим — каково?..

Ну два раза ему «будьте здоровы» пожелали, ну, пять, ну, семь… ну, наконец, одиннадцать… это еще куда ни шло!

Но — двадцать два!.. Нет, это уже было слишком. И где-то после двенадцатого чиха наступало молчание. Ну, глупо двенадцать раз подряд говорить одно и то же. Хотя и семь не умнее.

И вот обычно последние десять чихов проходили без участия окружающих. Многие из них, бывало, просто не выдерживали напряжения и убегали от чихающего в неизвестном направлении. Говоря прямо, скрывались кто куда. Лишь бы не присутствовать при этой ужасной картине: дядь ка продолжает надрываться, а ты, видишь ли, ему опять и опять:

— Будьте здоровы!.. Будьте здоровы!.. Будьте…

Прямо-таки не ясно, кто больше в этой ситуации идиот: чихающий дядька или тот, кто рядом с этим чихающим мотором рядом оказался…

И вдруг: крутой поворот в жизни нашего дядьки.

Его назначают министром. И все в его жизни резко меняется…

Все, да не все: как чихал наш дядька раньше по 22 раза подряд, так и продолжал. Но только теперь уже как член правительства.

И вот, представьте, как он только на эту должность заступил, ему на каждый чих стали говорить:

— Будьте здоровы!

Он 22 раза. И они 22 раза. Ни больше, ни меньше.

И никто не убегает. Наоборот, некоторые даже после седьмого раза начинали подбегать, а после пятнадцатого хором скандировать:

— Будьте здоровы! Будьте здоровы! Будьте…

Да только через пару лет нашего министра сняли. И снова он стал обыкновенным дядькой.

И снова чихал столько же раз, сколько и раньше…

И снова ему после одиннадцатого раза — это предел! — никто уже не желал здоровья.

А когда на пенсию ушел, самое большее три раза чего-то такое промямлят для вежливости, и все. Тихо. Спокойненько. Без тревог.

А когда дядька наш совсем состарился и сделался совершенно одинок, он по привычке однажды как начал чихать, как начал…

А ему ни ответа, ни привета…

Расстроился наш старый дядька и тут же умер. И правильно сделал, между прочим. В самом деле, ну, зачем жить, если тебе «будьте здоровы» сказать некому.

1966

Вначале было слово.

— Прикройся, — сказал Адам.

Девушка по имени Ева от возмущения тряхнула грудями и прошипела:

— Я буду защищать свои права. Почему я должна делать то, что ты говоришь?

— Потому, что это неприлично.

— Почему тебе можно ходить с голой грудью, а мне нельзя?.. Я, между прочим, такой же человек, как и ты. Мы равны.

Адам не согласился:

— Все-таки между нами есть кое-какие различия.

— Это мелочи, — сказала Ева. — Это не в счет.

— Ты оскорбляешь меня. Мое мужское достоинство.

— Не вижу никаких достоинств.

Адам чуть не заплакал. Ему хотелось, чтобы Ева видела в нем что-то хорошее.

— Я еще покажу тебе, — пообещал Адам.

— Показать мало, — возразила Ева. — Меня надо убедить.

Адам не знал, что ответить. Он застеснялся. А Ева решила, что Адам — просто слабак. Она съела яблоко и пошла гулять со Змеем-искусителем.

— Ева! — закричал Адам. — Вернись сейчас же домой!..

Он имел в виду шалаш, в котором они жили с Евой все первые годы. Но девушка даже не откликнулась.

— Боже! — воскликнул Адам. — Что с нами со всеми происходит?!

Тут разверзлось небо и раздался голос Всевышнего:

— Ничего не могу поделать. Феминизм, черт его дери!

С той поры прошло несколько тысяч лет, но этот голос так и не был услышан.

1987

Светская хроника

Недавно в нашем лесу, что около Рублево-Успенского шоссе, произошла презентация лучшей прошлогодней шишки, упавшей с березы в этом году.

Звери съезжались сюда по проселочным дорогам на своих лимузинах. Было мыло. То есть било мило. То есть было мило, я хочу сказать. Извините, после вчерашнего…

На большой поляне кружил рой приглашенных пчелок. С них стекал мед, которым тут же, у всех на глазах, лакомились медведи, пришедшие на праздник совершенно голыми и без галстуков.

Многочисленные официанты-муравьи сновали туда и сюда, разнося на подносах свои знаменитые муравьиные настои на спирту.

Некоторые животные из отряда кровожадных лениво поедали с тарелок белую рыбку, красную капустку, желтую морковку и зеленый сельдерей.

— Я на диете! — сказал Волк, и все стали спрашивать у него: что это такое — волковская диета?..

— Можно кушать все, но не чаще чем раз в месяц! — шутил наш вечно голодный серый герой.

— Но ведь это так трудно! — воскликнула доверчивая Лиса, большая любительница курочек.

— А вы попробуйте! — советовал Волк, клацая своими ослепительными вставными клыками. — Раньше я был свинья свиньей, а теперь смотрите — элегантен и подтянут, как Wolk Wolker из Голливуда.

Его тут же сфотографировали на глянцевую обложку мужского журнала, редактируемого какой-то лягушкой из соседнего болота.

Гости, среди которых можно было заметить кучу банкиров и ни одного спонсора, продолжали тусэ под тихую гламурную музыку, которую наигрывали из-за кустов звезды нашей дикой попсы — группа «Шуршащие», состоящая из гусениц, приползших покорять столицу из Сибири.

Прочая публика, одетая в винтажные платьица, сумасшедшие шляпы и разноцветные гольфы, красовалась вокруг пенька — зайцы и зайчихи, суслики и сусличихи, бары и барвихи… Рядом уныло стоял заезжий верблюд, на которого никто не обращал внимания, поскольку теперь у нас и своих верблюдов полным-полно. Под развесистой клюквой то ли целовались, то ли совокуплялись шестеро крокодилов-метросексуалов с супермоделями из агентства «Оборотни».