Грайлер, наоборот, был долговяз, внешне непривлекателен, с большими торчащими ушами, слишком худыми кривыми ногами, большим ртом и огромными кистями рук, похожими на клещи. Когда он играл на гобое, то шея его раздувалась будто её надули как воздушный шарик, а глаза непроизвольно выпучивались, но несмотря на внешнюю некрасивость, он был чрезвычайно харизматичным и обаятельным в разговоре с противоположным полом: искромётно шутил, слыл талантливым рассказчиком анекдотов, весёлым и простым парнем, и количество девушек, побывавшее в постели у Грайлера, превосходило число дам сердца Стелькина.

График пребывания девушек в комнате молодых ловеласов, висевший над кроватью Миши, обговаривался заранее. В момент прибытия очередной леди (которую друзья называли в разговоре между собой «партитурой»), листок с именами переворачивался тыльной стороной, а после страстного прощания в дверях, возвращался в исходное положение с проставленной напротив имени галочкой.

На празднование старого нового года в комнате двух друзей собралась большая компания музыкантов: человек семь духовиков и столько же теоретиков. Девушки сразу принялись накрывать на стол, вытаскивая из принесённых пакетов приготовленную заранее непременную для застолья еду: салат оливье, селёдку под шубой, пирожки с яйцами и луком, жареную курицу, варёную картошечку, свёклу с черносливом в сметане, варёную колбасу, маринованный чеснок и черемшу.

Стелькин торжественно водрузил на стол несколько бутылок шампанского и водки, Грайлер добавил вино и коньяк.

– Садимся! – провозгласил Женя, приглашая всех за стол. – Уже начало двенадцатого.

– Вот ведь здорово на самом деле, что придумали ещё и старый новый год отмечать! – сказал кто-то из ребят.

– Давайте, давайте! – торопил всех Миша. – Проводим, выпьем, закусим, танцы потом, да, девчонки? – подмигнул он девочкам.

– А то, Миха, как всегда. – Отозвались они.

– Добрый вечер, – раздались тихие голоса. – Это семьдесят пятая комната? Мы правильно пришли? – хором спросили две девушки, стоявшие в проёме двери. – Нас трубач Петухов пригласил.

– Заходите, заходите, – засуетился Стелькин, пропуская гостей. – Присаживайтесь, давайте знакомиться.

– Ладно, – согласились девушки. – Лида и Лена, мы на втором курсе учимся, пианистки мы.

– О! – воскликнули все. – Фортепиано – это серьёзно.

– Москвички? – поинтересовался Грайлер.

– Лида из Адлера, а я из Москвы, – ответила девушка, назвавшаяся Леной.

Стелькин и Грайлер оценивающе посмотрели на неё: невысокая, очень тоненькая, волосы до плеч, с глазами в пол-лица, маленьким аккуратным носом, над верхней губой небольшая родинка, почему-то сразу взволновавшая Женю.

Друзья переглянулись и вдвоём подсели к девушке.

– Позвольте поухаживать, – галантно произнёс Стелькин.

– Благородный напиток, – подхватил Грайзлер, забрал бутылку шампанского у друга и налил бокал до краёв.

– Я не пью, – тихо ответила Лена.

– Как? – искренне поразился Женя. – Все пьют!

– А я нет, – повторила девушка.

– Ладно, тогда как же мы будем веселиться? – не понял Миша.

– Без этого никак? – улыбнулась Лена.

– Без этого? – растерянно повторил Стелькин.

В этот момент дверь в комнату распахнулась. В двери стоял совершенно пьяный парень, в руках он держал флейту.

– С новым годом! – икнул он. – У вас не осталось выпить? Мы что-то слишком бодро начали, – пояснил он, пошатываясь.

– У вас всегда так? – поинтересовалась Лена у Стелькина.

– Нет, – Женя попытался изобразить недоумение на лице. – У нас обычно культурно, а это, – он махнул рукой в сторону пьяного, – это так, случайность.

Лена понимающе улыбнулась:

– Может быть, вам закусить лучше? – спросила она парня с флейтой. – И инструмент положите, потеряете, не дай Бог, дорогущий, наверное.

– Как вы догадались? – парень шатнулся в сторону стола.

– Да садись ты уже! – раздражённо предложил Грайлер. – Девочки! Положите чуваку салат!

– И картошечки! – причмокнул парень, усаживаясь на кровать и придвигая к себе тарелку. – Я, кажется, со вчерашнего дня ничего не ел.

– А зачем пил тогда? – резонно заметил Стелькин. – Поэтому и наквасился за первые пять минут.

– Точно, – согласился парень, тыкая вилкой в картошку. – Ну, со старым новым! – объявил он. – Будем здоровы!

Через час весьма подвыпившие и наевшиеся гости вспомнили про танцы.

– Миха, медляки сразу ставь! – обозначил свою решительную позицию Женя и приобнял Лену за плечи.

– Потанцуем? – низким волнующим голосом спросил он, как бы случайно проведя рукой чуть ниже плеча.

– Пожалуй, – согласилась Лена, перемещая пальцы Стелькина выше.

Зазвучала медленная музыка.

– Энигма, – подмигнул Грайлер Жене и налил себе ещё водочки.

Парочки танцующих топтались посередине комнаты. Пьяненькие кавалеры пытались двигаться ровно, но градус принятого сносил их к стене. Стелькин ловко держал равновесие, крепко обнимая Лену за талию.

– Может, сразу на ты? – спросил он и, не дожидаясь ответа, продолжил. – Как тебе учёба? Отличница, наверное? Мама-папа кто? Что собираешься делать, когда закончишь? У нас почти пол-группы приторговывает турецкими шмотками, а что, жить как-то надо.

– А ты? – поинтересовалась девушка.

– Что я? – не понял сперва Женя.

– Тоже торгуешь? – уточнила Лена.

– Не, – засмеялся Стелькин. – Я с бабушками в Доме творчества занимаюсь: они поют, я аккомпанирую, за работу продуктами получаю, так что не жалуюсь. Через два года закончу институт, может, удастся куда-то пристроиться, вон у нас внизу объявление висит, что народ в хор набирают, а что, я могу, у меня голос красивый, а там и загранка, то да сё, доллары, проживу, ничего, вот у Мишки Грайлера, соседа моего, ситуация гораздо хуже, духовик он талантливый, а работать негде, на похоронах подхалтуривает, играет, если приглашают, на свадьбах, но так всю жизнь не протянешь, вот, где засада-то.

– Ты женат? – вдруг спросила Лена.

– В поиске, – загадочно произнёс он, обнимая девушку крепче. – А что, ты хочешь замуж?

– Я-то, может, не против, а вот папа не одобряет, хочет, чтобы жених достойным был, – ответила она.

– Это как? – не понял Стелькин.

– Ну, чтобы москвич, с деньгами, работой и, главное, не музыкант, – засмеялась Лена.

– Ах, вот как, – усмехнулся Женя и полез целоваться.

Утром Стелькин проснулся от громкого храпа Грайлера. В комнате был полный разгром. Поморщившись от дневного света, Женя запустил в соседа пробкой из-под шампанского.

– Миха, просыпайся! Куда девчонки делись? И вообще, чем вчера всё закончилось? И почему я спал один? – спросил он.

– Отстань, Жека, – попросил сонно Грайзлер. – Партитуры свалили, когда ты окончательно напился, – нехотя пояснил он. – Зря ты это сделал, конечно, Лена, кажется, была ничего.

– Кто её пригласил, не помнишь? – поинтересовался Стелькин.

– Она сказала, Петухов, духовик, – ответил Миша. – Он на нашем курсе учится, если хочешь, я сегодня его поищу в институте.

– А ты что, прям сегодня в Гнесинку собрался? – удивился Женя.

– Да репетиция у нас вечером важная. – Грайлер поднялся с кровати, подошёл к столу, налил из чайника воды и стал жадно пить. – Шеф сказал, чтобы все были, на кону поездка в загранку, вот так, брат.

– Представляю, – Стелькин хмыкнул. – У тебя такой сушняк, ты же ни одной ноты не возьмёшь.

– Должен, – вздохнул Миша, снова беря стакан с водой. – Иначе не видать мне Германии как своих ушей, а мне позарез надо, ты же знаешь, мама болеет, отец один на трёх работах крутиться, а я тут бездельничаю.

– Понимаю, Мих, может и выгорит загранка. Слушай, а Лена, вроде, была ничего, – повторил Женя. – Худая только очень, плосковата, мне бы размера на два побольше, – мечтательно вздохнул он. – Интересно, какая у неё фамилия?

Тем временем Лена Авдеева готовилась провести первую репетицию с оркестром гнесинской академии, а главное – с приглашённым дирижёром из большого симфонического, её собственным отцом. Папа Лены был известным музыкантом, много лет руководил коллективом, ездил по всему миру. Оркестранты называли его за глаза «наш Францевич», уважали и любили его, несмотря на всем известную строгость и нетерпимость Авдеева к пьянству.