Отчасти нам всем знакомы эти чувства. Мы готовы уступить близким людям в каких-то конфликтных ситуациях, нам приятно делать им подарки и видеть их радость, мы даже можем пожертвовать жизнью, например, ради своих детей. Это тот «ближний круг», в котором мы существуем, который считаем продолжением своего «я» и о котором в первую очередь заботимся. Однако душа, наше «я», нам еще ближе, и о ней мы должны заботиться прежде всего. Правда, чтобы реально это осознать, нам всем нужно время.
Собственно, время жизни как раз и дает нам возможность разобраться в себе и окружающем мире, чтобы понять, что действительно является для нас добром, к которому мы должны стремиться. Но всегда ли этого времени бывает достаточно? Очевидно, что нет. Значит, в отдельных случаях общий закон развития не срабатывает? Попробуем это выяснить.
Положим, мы считаем доказанным, что душа бессмертна, тогда возникает вопрос: что же будет происходить с ней дальше, после этой жизни? Если обратиться к опыту мировых теистических религий, то из него можно вынести, что после смерти нас всех ожидает бесконечный период воздаяния за прожитую жизнь, т. е. либо вознаграждение пребыванием в раю, либо наказание адом. Вместе с тем, если с идеей вечного рая человеческий разум легко может согласиться, то идея вечного ада представляется достаточно противоречивой. Вообще, трудно представить, чтобы душа, имеющая динамичную сущность, вдруг навсегда застыла в одном из своих состояний («райском» или «адском»), притом что остальной мир продолжит развиваться. Но главный вопрос — как это может сочетаться с общей целью развития мира и благостью Бога?
Для начала рассмотрим несколько ближе сам механизм этого развития. Учитывая, что в основе всего — разумная божественная сущность, мы вправе предположить наличие разумных принципов в мироустройстве. И мы действительно их обнаруживаем. Особенно показателен в этом смысле мир живых существ, рациональные черты устройства которого позволили Дарвину создать теорию эволюции.
Прежде всего, живое имеет преимущество перед неживым за счет своей подвижности (иначе говоря, большей одушевленности), которая позволяет своевременно реагировать на изменения внешних условий существования, до того как они окажут свое разрушительное воздействие. Например, скала, размываемая морской волной, не может переместиться от нее на безопасное расстояние, но это по силам, скажем, значительно более хрупкому береговому крабу. В целом жизнь, проигрывая неживой материи в устойчивости в каждой отдельной ситуации, в более широком диапазоне условий проявляет лучшую адаптивность.
Среди самих живых существ действует тот же принцип: более совершенные формы обладают лучшей способностью к реагированию на внешние условия и адаптации к ним, т. е. более одушевлены. Однако на уровне тела и на уровне интеллекта эта способность проявляется по-разному. Даже самое совершенное тело способно к адаптации лишь в достаточно узких пределах. Чтобы выйти за эти границы, жизнь должна сменить свою индивидуальную или видовую форму, поэтому смерть индивида и даже вымирание целых биологических видов является естественной необходимостью.
А вот адаптивные способности интеллекта (рассматриваемого вне биологических ограничений) развиваются иначе. Для них не существует естественных пределов. Развитие разума происходит путем накопления опыта, в результате чего количественный рост знаний о мире приводит к качественному изменению модели поведения. Соответственно, нет необходимости в качественном изменении самого носителя разума; наоборот, разуму, обладающему более значительным объемом прошлого опыта, проще перейти на следующую ступень развития.
В этом, во-первых, можно увидеть еще одно указание на бессмертие души (если мы признаем разумность мироустройства, то бессмертие души, с этой точки зрения, было бы весьма логичным). А во-вторых, можно предположить, что развитие души, а также различных жизненных форм, требует ее продолжительного пребывания в живой материи, вероятно, на протяжении ряда жизней (имеется в виду не реинкарнация той же личности, а перевоплощение «я», в результате которого возникает новая личность).
Таким образом, раз мы считаем, что мир устроен разумно и развивается в направлении все возрастающего гармоничного единства, предполагающего повышение взаимной адаптированности всех его частей, то следует допустить, что всякая душа будет эволюционировать бесконечно, в том числе воплощаясь снова и снова в живые существа. Этого же требует наше представление о благости Бога.
В самом деле, может ли Бог обречь свое создание на бесконечное пребывание во зле, каковым является ад? Если даже причиной этому — сама душа, несущая ад в себе, то как Бог допускает, чтобы в подвластном Ему мире хоть где-нибудь (т. е. в этой душе) развитие происходило вопреки установленному Им всеобщему закону и в итоге привело к полному и окончательному торжеству чуждого порядка вещей, т. е. зла? Все это кажется совершенно невозможным. Поэтому вероятный исход нашей жизни таков: каждая душа, будучи носителем собственного внутреннего рая или ада, получает свою меру воздаяния (как следствие, вызванное ее состоянием), после чего душа, достигшая рая, продолжает эволюцию уже в новом качестве, а душа, угодившая в ад, исчерпав накопленную энергию зла, снова воплощается в нашем мире. Души, находящиеся в своем развитии между этими крайними полюсами, также вступают в череду дальнейших воплощений, ведущих их по пути к большему совершенству.
Однако, возможно, мы напрасно полагаем Бога благим; точнее, может быть, то, что мы называем злом, для Бога таковым не является? Да и что вообще есть зло?
Довольно распространенная точка зрения заключается в том, что зло свойственно только миру людей, а в остальном мире, по крайней мере в неживой природе, оно отсутствует. С этим трудно согласиться, если рассматривать зло как значимый, а потому универсальный фактор. Повсюду мы видим, как одни формы жизни утверждают себя в мире за счет других, что предопределено их природой. Нескончаемые пищевые цепи перемалывают массы живых существ. Более того, и в неживой природе можно найти подобные проявления зла: взрываются звезды, планеты сталкиваются с астероидами, вода размывает сушу и испаряется под солнечными лучами и т. д. В целом, все, что связано с разрушением существующего, может считаться злом. И таков общий порядок вещей. Между тем, как сказано в Библии, сотворив все сущее в мире, «увидел Бог, что это хорошо»[18]. Зачем же разрушать то, что хорошо? Как может Бог, дав чему-либо право на существование, потом его отнять? И как может человеческий разум с этим примириться?
Все это давние вопросы, которые не могут не возникать. И многих они убеждают в том, что никакого Бога нет, или же Он скорее зол, чем добр, или Ему нет дела до нашего мира. Как представляется, причиной подобных выводов является ложный страх души, что она может кануть в небытие, проецируемый на весь окружающий мир.
О том, что душа бессмертна, мы уже неоднократно говорили. Соответственно, нужно признать, что все опасения относительно конечности ее существования напрасны. В то же время причина их вполне понятна. Будучи связанной с телом, душа не может временно не отождествлять себя с ним. В сущности, она боится за тело, что оно будет разрушено. Но само тело, как и вся неживая природа, бояться этого не может. Душа ошибочно считает, что разрушение является злом для тела, поскольку испытывает страдание при всяком ущербе, причиняемом телу. Но страдание, боль злом не являются. Во-первых, они не могут разрушить душу. Во-вторых, по своей сути они представляют собой лишь сигнальную систему, указывающую душе, на что ей нужно незамедлительно обратить внимание, и в этой роли выполняют полезную функцию, т. е. скорее являются добром, маскирующимся под зло. Природа их, кажется, такова: это такие же ощущения, как, например, зрительные образы или вкус, только заключающаяся в них информация более однообразна и содержит в себе сигнал душе немедленно изменить ее текущее состояние и вместе с тем состояние соответствующей области связанного с ней тела.
