Ощущая некоторую неловкость от ещё недописанного, Платон невольно оправдывался перед Гудиным:
– «Там много идиоматических выражений!».
– «Да, да! Там много идиотических выражений!» – пытаясь показать себя знатоком и не попав в тему, неожиданно высказался Гудин.
Выслушав объяснение автора на только что сказанное, Гудин по привычке принялся оправдываться:
– «Тебе пятьдесят восемь, а мне шестьдесят пять! Значит я тебя опытнее на семь лет!
– «Так это пи́сать и какать, а в делах ещё неизвестно!» – по существу возразил ему Платон.
Вскоре автор сменил своё домашнее занятие на гараж и автомобиль.
Ещё в конце апреля Платон оформил через знакомых Даниила ОСАГО, и теперь вплотную начал готовиться к очередному годовому техосмотру.
Подсевший за зиму аккумулятор требовал значительного времени для подзарядки.
В ожидании процесса, Платон решил пока набросать хоть небольшое стихотворение. Почти в течение полугода ему ничего не пришло в, без конца занятую прозой, голову.
Но вот, наконец, процесс пошёл.
Он вспомнил давнюю историю в метро, и строчка за строчкой, полилось лирическое стихотворение о, давно некоторыми людьми забытой, человеческой доброте.
Я еду из дома работать опять,
Но мысли мои повернулись вдруг вспять.
Я вспомнил, как как-то, однажды, недавно…
И тут же подумал: то было забавно!
Я ехал с работы домой на метро,
И дрёма закрыла глаза мне давно.
Она разморила не только меня:
Соседку, что слева сидит от плеча.
И каждый боролся с той дрёмой, как мог.
Но всё ж от борьбы той совсем занемог.
От дрёмы склонялась моя голова.
То влево, то вправо валилась она.
Её я на место всегда возвращал.
И сон меня прежний опять посещал.
И вдруг я почувствовал, видно во сне,
Как что-то склоняется явно ко мне.
То женская слева меня голова,
Сморённая дрёмой, к плечу прилегла.
Неловкость лишь временно я ощутил,
И женщине этой я сон подарил.
Я замер на месте, как только лишь смог.
Ведь сон потревожить соседки не мог.
Улыбка задела мои лишь уста.
Свободными были вокруг нас места.
И можно вполне было даже отсесть.
Иль где-нибудь рядом подальше присесть.
Но видно такая дана нам судьба.
Меня испытать вдруг решила она.
И сон мой непрочный куда-то пропал.
Я рыцарем верным себя ощущал.
Сидел неподвижно, и чуть не дыша.
Наверно, картина была хороша?!
Что думали люди, увидевши то?
Кто: баба кадрится, мужик о-го-го!
Кто думал, наверно, всё то про меня.
Кто: дурочка баба – теряет себя!
Но я эти мысли совсем отогнал.
Сидел неподвижно, хотя и не спал.
Глазами закрытыми чувствовал взгляды.
А кожею чувствовал – люди всё ж рады,
Что я не толкаю соседку свою.
Тем более зло на неё не ору.
А только несу неожиданный крест.
Как будто сдаю перед кем-то я тест.
На стойкость, на верность и доброту.
Я что-то вдруг тему поднял здесь не ту.
Экзамен мой вызвал большой интерес:
Мужик может этот всего лишь балбес?
Стесняется бабу он скинуть с плеча.
Подумалось, может кому сгоряча.
Но мысли я эти немедля отмёл,
И сразу какой-то покой я обрёл.
Щекою я кудри её ощутил,
И запах духов от волос уловил.
И вовсе полынью не пахли они.
Почувствовал я ароматы свои.
Забытая нежность вдруг тело пронзила.
И мысль меня тут же одна поразила.
Она доверяет невольно ведь мне.
Раз так вот склонилась к моей голове.
И прежнее чувство проснулось тогда,
Которое мне не забыть никогда.
Как будто держу на руках я ребёнка,
Иль глажу ладонью по шёрстке котёнка.
Себя я поэтом в тот миг ощущал,
И мысли свои, как хотел, продолжал…
И в этих мечтах я зашёл далеко.
Вернуться назад было мне нелегко.
Но вот остановка конечная наша.
Что думаешь делать с попутчицей, Тоша?
Я быстро тогда оценил обстановку,
И тут применил я такую уловку.
Я в сторону двинул немного плечо,
Которое всё же слегка затекло.
Соседка проснулась – как не было сна.
Не обернувшись, на выход пошла.
Я даже не видел лица незнакомки,
А лишь на затылке заметил заколки.
Мне было приятно ей сделать добро!
Наверно я это не делал давно?
Но, в отличие от стихотворения, аккумулятор уже на следующий день не давал нужной мощности, и приходилось всё начинать сначала.
С помощью соседского ареометра Платону удалось замерить плотность электролита. В одной из шести колб она была явно много ниже нормы.
Но пока Платон всё это выяснял, первый раз на дачу с вещами пришлось съездить на машине Даниила и его жены.
Он давно и внимательно присматривался к ней. В образе Александры зоркому, опытному и намётанному взгляду Платона смутно открывались коварные повадки хитрой и хищной лисички-сестрички.
Она была чуть меньше, чем на год, младше Данилы, но по-женски мудрее. Платон видел, как во время незлобных ворчаний мужа, в голубых глазках молчащей подруги будто бы бегали чёртики в калькуляторе. Кроме того Саше явно не хватало простого воспитания. Зачастую она не знала, как себя правильно вести в той, или иной ситуации, что говорить и делать.
Платон всё больше смотрел на Александру, как на девушку из глухой деревни. Она даже в фамилии своего мужа поначалу делала неправильное ударение: Коче́т.
Позже молодые несколько раз приезжали самостоятельно. Зная лихой нрав сыночка-автогонщика, Платон успокаивался, лишь тогда, когда вороной Даниила оказывался в дачной конюшне.
В своё самое первое посещение Саша с Данилой привезли к отцу на дачу своего рыжего кота Сеньку, породы бобтейл. Тот ранее уже бывал здесь. Но сейчас он неожиданно сбежал. Поэтому в поисках любимца Александра с Даниилом зачастили к отцу. Но все поиски рыжего беглеца пока не давали результата. Особенно после того, как его уже один раз находили. Но тот, «засранец», опять сбегал.
