В полупустом кабинете, где перемешались запахи свежего ремонта, шампанского и женских духов открылась дверь. За порог ступил необъятный детина с физиономией прирожденного душегуба.

– Спишь что ли, Колян? – пробасил он лежащему на кожаном диванчике единственному обитателю кабинета.

– Алексей Евгеньевич, ты? – сонно отозвался Колян; лениво поднялся, задев журнальный столик – один из пары бокалов пролился на пол, – проходи, проходи. Как вечер прошел?

– Без эксцессов, – отрапортовал Алексей Евгеньевич, ногой отодвинул пустые бутылки с прохода и добавил, усаживаясь в кресло, – звал чего?

– Дело к тебе срочное нарисовалось.

– Какое ж срочное? – расстроился Алексей Евгеньевич, – домой охота, – махнул он на окно – через щелочки жалюзи пробивались лучи утреннего солнца.

– Да ты послушай, послушай. По твоей специализации дельце: нужно об одном человечке всю подноготную выведать. Кто таков, чем живет, с кем спит…

– Понимаю, – кивнул Алексей Евгеньевич, – что за человечек?

– Академик, с которым Витька спор затеял.

– Этот? – напрягся Алексей Евгеньевич, – проходимец?

– Ну что ты. Славный малый – почти птенец; но перестраховаться стоит – шухер он у нас знатный навел.

– Это точно! – ухмыльнулся Алексей Евгеньевич.

– Академик этот – Геннадия дружок, Александром звать. Вот тебе первая ниточка.

– Чей дружок? – прищурил один глаз Алексей Евгеньевич.

– Да шальной как бабуин, в охране у тебя работал, официантом потом. Теперь постоянно тут по выходным ошивается – народ пугает.

– Генка что ли? – удивился Алексей Евгеньевич и добавил с ухмылкой, – Геннадий! Больно чести для него много.

– Главное не забывай: дельце это приватное – не в рабочем порядке решай. Никому пока знать не надо, – наказал Колян и добавил суровым полушепотом, – никому!

Алексей Евгеньевич молча кивнул.

– За нашу с тобой конспирацию хорошо заплачу, ты только пошустрей. Отчет здесь не свети – домой мне занеси.

– Сделаю.

– Как принесешь – новые указания выдам.

– Разведаем как положено.

– Ну, Алексей Евгеньевич! – протянул руку Колян, – с тобой всегда приятно дело иметь! Ты главное не затягивай, а лучше прямо сегодня и начни. Выспись хорошенько и за работу.

Алексей Евгеньевич вышел. Колян прикончил вино из уцелевшего бокала, рухнул на диванчик и скоро уснул.

Двумя месяцами ранее…

В жаркий московский полдень, одуревший от духоты Сашка ковылял по Мытной. Навстречу шагали такие же несчастные горожане с угрюмыми оплавленными лицами. Понять их страдания нетрудно: места эти и в милосердную для прогулок погоду едва назовешь привлекательными; нескончаемый рев машин, однообразные бетонные коробки с офисами и посольствами; лишь деревья и аккуратные газончики слегка разбавляли эту полыхающую в летнем зное серость.

Сашка, глядя на эти необъятные просторы, невольно улыбался – всякий раз возвращаясь в них, он чувствовал уют давно минувшего студенчества, едва ли доступный случайному путнику. Вспоминались душевные сокурсники, беспечная жизнь от сессии до сессии, безбилетные вылазки в Парк Горького через секретную дыру в заборе и как вечно околачивались на Калужской площади пока бронзовый Ленин хмуро наблюдал как их молодые еще светлые головы заливаются пивом вместо учебы.

* * *

Напротив детской библиотеки, которую легко спутать со Зданием Совета Труда и Обороны, Сашка свернул в подземный переход; из глубины доносился до удивления знакомый тенор и неистовый бой гитары.

Легкий сквозняк пробежал по взмокшей футболке и приятно охладил спину. Лампы кое-где не горели – музыкант устроился в темном углу будто нарочно прячась. Сашка узнал в нем Генку – бывшего сокурсника по Горному. Студентами они мечтали о своей рок-группе, но уже после пары репетиций разбежались: слишком разные оказались творческие предпочтения. Сашка – выпускник музыкалки – склонялся к мягкому мелодичному звучанию, самоучка Генка любил чего потяжелее. Несмотря на разногласия, до конца учебы они дружили, пережили немало приключений, но вскоре после выпуска пути их разошлись.

Сашка остановился возле Генки – тот не обратил внимания. На полу лежал чехол с единственным мятым полтинником, не иначе как для приманки. Выступление снимала любительская видеокамера на штативе.

Кроме Сашки слушателей не было, но Генка все равно пел с надрывом, бил по струнам не жалея гитары, как могут только полуголодные уличные рок-бунтари. Он, казалось, совсем не изменился: все та же косуха в любую погоду; узкие джинсы с дыркой на коленке; неистребимая щетина и волосы до плеч.

Сашка увлеченно осмотрел гитару – старую истертую, всю в наклейках; такие обычно пылятся где-нибудь в темном уголке с паутиной, достаются пару раз в год на очередные винные посиделки с гостями и, если не разбиваются в пылу веселья, возвращаются на место и вновь забываются.

– Генка! – крикнул Сашка.

Тот прекратил играть и задумчиво взглянул на него.

– Саня! – обрадовался он, протягивая руку.

Невысокий коренастый Генка сжал его тонкую ладонь так что кости захрустели. Сашка хоть и был повыше и пошире в плечах, но в силе всегда уступал; а почти что болезненная бледность и излишняя худощавость предавали ему вид безобидного интеллигента.

– Все поешь? – улыбнулся Сашка, массируя зудящие пальцы.

– Пою! – радостно ответил Генка, – другим талантом обделен! Сам то куда чешешь?

– Да к клиенту на Люсиновскую забежал, теперь обратно на работу…, – начал Сашка и тут же отвлекся, – ты где такой раритет достал? – спросил он, кивая на гитару.

– «Играючая!» – охотно подметил Генка и провел пальцами по струнам.

– Ей бы лады поменять, – хмуро добавил Сашка, – дребезг уши режет.

– Ну ты как всегда! – рассмеялся Генка, – давай-давай рассказывай, как сам? Чего там у тебя за клиент?

Сашка уместил семилетку, минувшую с выпуска в несколько фраз: пока не женился, как и мечтал открыл гитарную мастерскую и годы эти прошли по большей части спокойно и размеренно. Генка на расспросы о себе отвечать не торопился и ограничивался многозначительным: «то тут-то там».

Сашка еще недолго поболтал с ним и, распрощавшись побрел к метро.

– Саня! – окликнул его Генка, – подсасывай в «Завал» в эту пятницу, не забыл еще про него? Отвиснем, пивка дерябнем. Там кого попало пускать не будут: скажи, что со мной.

– Постараюсь!

* * *

В пути Сашка осознал, что так и не спросил Генку как он оказался именно в том переходе, да еще в разгар рабочего понедельника. Можно предположить, что в нем тоже теплились грезы о студенческой юности, но место для выступления он выбрал не самое подходящее. Людей там ходило мало; кто к метро, кто в офисы или за визой в посольство, разве что студенты остановятся послушать, да и то скорее всего задарма. Куда практичней пройти чуть дальше: в переход через Ленинский проспект, где публики в любой час хватает. Впрочем, размышлял недолго – Генка всегда слыл неусидчивым шустряком с множеством неимоверных идей чем заняться; он даже разговаривал всегда громко резко, будто постоянно куда-то торопился. Он и раньше выступал в переходах и на улице – было бы не удивительно встретить его даже на Красной площади в ансамбле с каким-нибудь балалаечником или аккордеонистом.

До конца дня Сашка ностальгировал: раскопал на домашнем ноутбуке старые фотографии и с трепетом вспоминал истории с ними связанные. На одном оцифрованном снимке с полароида, невесть как затерявшемся среди ярких студенческих гулянок, он еще сосем маленький с широкой невинной улыбкой стоял посреди хоккейной коробки с резиновым мячом в руке. Те счастливые времена он помнил смутно, больше по рассказам родителей.