Я стал рассуждать о том, что люди не пьют просто так. Разумеется, я об употреблении алкоголя. Вот смотрите: пиво берут к футболу, вино – к романтическому ужину, шампанское – к Новому году, водку – к какому-нибудь серьёзному семейному торжеству вроде свадьбы или поминок.

– Коньяк берут в подарок! – добавил Костик справа.

– А ром? – спросил Саня.

– Ром изначально пили пираты, – серьёзно сказала Марианна. – А уже потом всякие уроды, чтобы показать, что они крутые!

С ней стал кто-то спорить. Я стал махать руками и упал. Меня подняли.

– Так к чему ты это всё говорил?

Я, честно говоря, не думал, что меня так внимательно слушают.

– Сейчас мы с вами все… Все пьём! За будущее!

Слова давались мне с таким трудом потому, что я их, словно летних бабочек, ловил где-то внутри себя стальным длинным сачком и тащил через глотку вместе с сигаретным дымом на Божий свет.

– И за прошлое, – сказал я. – Вообще непонятно: мы провожаем прошлое? Или встречаем будущее? Тьфу, чёрт! Вот этот убогий тост! За любовь! За какую любовь? За ту, что была? Или… за ту, которая будет?

Я замолчал, потому что меня слушали мрачной, совсем не радостной тишиной. Моя речь не была на это рассчитана. Я думал, что я просто скажу эти слова и всё. Слова никому не предназначались. Они были просто словами. Они должны вылететь из меня и раствориться в песчинках секунд. А они взяли и повисли нам нами. Висели и никуда не пропадали. Не улетали, не таяли, не растворялись. Ух! Жутко…

И я – чёрт меня дери – продолжал говорить:

– Но мы… Пьём! Причём, пьём всё подряд! Вот. Я! Пиво, разное пиво. Потом… Вино?

Марианна кивнула.

– А потом ром с колой!

Вика вдруг страшно заплакала, кинулась меня обнимать, но промахнулась и упала. Все бросились её поднимать, поэтому падали на землю, словно их сбивали невидимые пули. Я же проклято, памятником стоял и (почему же никакой чёрт никак не появлялся?!) мог говорить.

– Нам надо выпить, чтобы встать! – заверил всех Андрей. Мы стали пить.

– Главное, – заверила меня Марианна – не смотреть, что именно ты пьёшь!

Все следовали её совету, хотя его слышал, наверное, только я. Бутылки ходили по рукам. Постепенно люди оказывались на ногах. Те, кто уже поднялся, помогали встать тем, кто ещё недостаточно выпил. Выглядело так, как будто мертвецы поднимаются из могил. Тьма, опустившаяся в парк, только подыгрывала сходству.

– Надо спеть! – сказал он, протягивая мне руку.

– Надо, – кивнул я. – Где гитара?

– Ги-та-ра! – нараспев сказал Саня, поднял палец вверх, отдал мне изумрудную бутылку шампанского (откуда она у него?!) и пошёл искать гитару.

Оставшись один, я поднял бутылку на просвет. Зелёное мутное стекло. Свет словно застывал в той её части, где ещё пузырилось шампанское. Чёрным орнаментом проглядывалась этикетка. Я сделал большой глоток. Слишком большой! Пузырьки ударили мне в нос.

– Счастье! – прокричал я. – Нужно счастье!

– Да заткнись ты! – крикнули мне.

– Как там было? – бормотал я. – Что-то там про счастье, которое должно доставаться даром… Как же звучало…

Я схватил кого-то, поднял с земли. Но этот кто-то только отобрал у меня бутылку, а потом снова упал вниз. Я куда-то побрёл, пытаясь выпутаться из ловушки слов и вспомнить те самые слова о счастье, которое достаётся всем просто так. Но слова не находились. Слова из моего бреда висели прямо над макушкой, а вот эти самые нужные слова куда-то исчезли, хотя я точно знал, что они где-то здесь.

– А-а-а! – закричал я. – Счастье! Счастье! А-а-а! Счастье!!!

Кто-то подошёл ко мне и врезал по морде. Я упал. Всё крутилось и падало, но тому, кто ударил меня, тоже прилетело, и он упал не так далеко от меня. Внезапно меня осенило.

– Выпить! – крикнул я и вскочил на ноги. – Дайте мне выпить!

Не знаю, как мне так быстро удалось оказаться на ногах, но факт моего возвращения в вертикальное положение остался фактом.

– О, Максик! – откуда не возьмись появилась из темноты танцующая Вика со странной бутылкой в руке. Я хищно отобрал бутылку.

– Что это? – спросил я.

– Не имею ни малейшего понятия, – задорно захохотала она и полезла целоваться.

– Дура! – крикнул я и вырвался на свободу. Во тьме, под вопли и пьяный бред я провозгласил:

– Счастье! Для всех! Даром! И пусть никто не уйдёт обиженным! Пусть у нас всё будет, а нам за это – ничего!

Этот тост забрал у меня все силы: я рухнул прямо там, ощущая, что боль от падения смешная и на неё не стоит обращать внимание. Возможно, всё это было не сразу прям после этого тоста. Наверное, я всё же что-то пропустил. Я так думаю потому, что лежал я с сигаретой в зубах, дым улетал к звёздам, туда, где в бархатной темноте звучала гитара и чей-то отчаянный голос.

– Давай выпьем? – услышал я справа. Я поднялся, опираясь на локоть. Девушка была мне совершенно не знакома.

– Давай! – расплылась моя улыбка. Пился горький портвейн. С горла и, разумеется, из одной бутылки.

– За что пьём? – спросил я.

– Лучше, чем ты сказал, уже невозможно, – услышал я.

Потом она целовала меня долго, с горьким придыханием. Я чувствовал, как гулко бьётся её сердце. Этот стук отдавался в моей глотке. Я целовал её с упоением, закрыв глаза, впиваясь в губы, жадно ловя её язык. Она неожиданно отстранилась, поднялась во весь рост и звонко, чётко выговаривая слова, крикнула:

– Юля, видела? Никто не уйдёт обиженным!

– Аминь! – сказал я.

И, слава Богу, настала тьма.

Довольно тяжело рассказать эту историю.

Или нет, не так.

Довольно тяжело рассказать эту историю так, чтобы меня поняли.

Такой вывод я сделал после того, как всё это собрал все слова этой истории. Я бы даже сказал, что тут ничего непонятно. А ведь каждому – пусть даже самому маленькому писателю – хочется, чтобы его понимали.

Конечно, дело в том, что у меня нет такого таланта, чтобы с помощью слов объяснять всё то, что хотел сказать (в доказательство этого пункта предлагаю изучить только что прочитанное вами предложение), но от этого желание быть понятым не становится меньше. Я попробовал что-то написать иначе, погрузился в муки творчества и написал некоторые эпизоды, так сказать, «с высоты прожитых лет», но получилось только хуже. Видимо, для этой истории важно, чтобы было написано так, как я запомнил всё это тогда, когда все эти события происходили. Однако переписывая, я точно понял, чего не хватает всем моим записям.

Дело в том, что я тогда не осознавал то, что чувствовал. Заметки получились плоские, фактические, а вся подводная часть, всё то, что было спрятано внутри, осталось там настолько глубоко, что даже айсберичной, хемингуэевской девятой части нет на поверхности.

Казалось бы, если проблема найдена, то её надо просто решить. Добавь, мол, эту самую девятую часть и пожалуйста! Но не всё так просто. Точнее, такого таланта у меня нет.

Единственное, что пришло мне в голову, так это назвать всё то, что я чувствовал в те моменты. Но это совсем уж издевательство над читателем! Может, ещё график какой или таблицу придумать?

Поэтому я предложу вам игру: угадайте по описанию и названию, что я чувствовал. Для этой истории это важно. Наверное, это вообще самое главное.

В начале каждой главы я даю список всех тех чувств, что испытал во время описанных событий. Каждую главу я дроблю по ним, но не пишу само чувство, а предлагаю вам самим во всём этом разобраться.

Понимаете ли вы меня? Чувствуете ли то, что чувствовал я?

Попробуйте угадать и вписать в пустую строчку что-то одно из предложенного в списке. Да, разумеется, одно чувство может посещать меня сколько угодно раз. Да и если я что-то написал в начале главы, то во всей главе оно точно где-то должно будет появиться.

Правильные ответы я поместил в конец каждой главы.

Попробуйте угадать мои чувства, и (я не сомневаюсь) в какой-то момент вы начнёте меня понимать, а потом и чувствовать то, что чувствовал я.