Это открытие воодушевило Иволгина. Ведь и его Золушка должна носить одежки трехсотлетней давности, со всеми их фижмами, корсетами, распашным и глухим платьями. Причем все это должно сидеть на ней естественно, а не так, как на девицах, завлекающих туристов фотографироваться на фоне Осеннего дворца. Кем бы ни оказалась девушка, порхающая впереди, громоздкое по меркам нынешнего века одеяние выглядело продолжением ее тела, а не причудой романтической натуры. Художник почти уже не сомневался в том, что пытается настичь именно ту, которую он так долго искал. Осталось только набраться храбрости и окликнуть ее. Должна же она понять, что этот странный тип, преследующий ее по утренней набережной, не маньяк и не искатель амурных приключений… А впрочем, почему – должна? Кому должна? Скорее всего, она пошлет его подальше и уйдет. И это в лучшем случае…

– Простите, девушка! – услышал он собственный, перехваченный от волнения и долгого молчания голос. – Остановитесь на минутку. Мне нужно поговорить с вами. Поверьте, в моих намерениях нет ничего дурного. Если опасаетесь, я не стану подходить близко. Я подвернул ногу и за вами мне не угнаться…

Незнакомка замедлила шаг, медленно повернулась на каблуках и взглянула ему в лицо. У Иволгина подкосились ноги, на которых он и так еле стоял. Скитания по ночному городу, безумная погоня за незнакомкой – все было не напрасно. Перед ним, горделиво выпрямив стан и чуть-чуть наклонив голову, стояла… Золушка. И она была даже лучше, чем ему представлялось. Пораженный этим, художник забыл о собственном обещании не приближаться. Как сомнамбула, шагнул к ней. Девушка отступила на шаг, подняла правую руку, на безымянном пальце которой сверкнуло в лучах восходящего солнца кольцо. Острый лучик света кольнул Иволгина в глаза, он невольно зажмурился, а когда проморгался, Золушки нигде не было.

В любовь колдуна Ася не поверила. Слишком уж холоден был его тон, когда он говорил о своих чувствах, слишком уж расчетливо подкупал ее. Однако кольцо девушка приняла. Особенно после того, как Брюс объяснил, какие именно возможности оно дарует. Сие подношение ни к чему ее не обязывало, а возможность самой творить чудеса – соблазняла. Понять бедную сироту можно. Когда ты во всем зависишь от доброхотства сильных мира сего, живительным становится любой глоток свободы. Руки чесались испытать чудесное кольцо в действии, но страшила неизвестность, поджидавшая ее в другом мире. Колдун сказал, что кольцо может перенести ее на три столетия в грядущее. Ася пыталась представить себе, с чем она может столкнуться в мире, ушедшем в своем развитии так далеко вперед? Будет ли это мир всеобщего просвещения и улучшения нравов, как предрекают иные английские и французские писатели, или придется очутиться среди безнравственных дикарей, пасущих коз на руинах великого города?

Получить ответ можно было, только побывав там. Ася попыталась подготовиться. Одеться попроще, но не как служанка, разумеется. Какими бы ни оказались потомки, предстать перед ними следовало достойно. Никаких украшений девушка ни надела и не взяла с собой ничего, что могло бы вызвать у людей далекого века недоумение или тревогу. Даже свой любимый кинжал милосердия, коим Анна Болотная вооружалась, если ей мерещилась какая-либо опасность, она решила оставить дома. Первая вылазка в мир далекого будущего должна была быть короткой. В детстве вместе с другими приютскими Ася нередко посещала сад соседней с воспитательным домом усадьбы. Разумеется – тайно. И вот теперь ей могло пригодиться умение не привлекать к себе внимания бдительных сторожей. Девушка выбрала самое таинственное время ветроградского лета – бледные ночи, полагая, что и в грядущем они будут привлекать внимание романтически настроенных горожан.

За бледные ночи ветроградцы готовы простить своему горячо любимому городу многое: и его мостовые, которые во времена Анны Болотной по большей части еще не были вымощены камнем, и частые дожди, порой сменяющиеся убийственной жарой, и промозглые ветры с залива, и наводнения, когда под бешеным напором Борея соленые волны из Маркизового болота сталкиваются с течением Большой Извети и захлестывают берега. Асе не пришлось побывать под небом Парижа, не довелось любоваться очертаниями руин Акрополя, белеющими на голубом полотне греческих небес, и уж тем более – южными звездами на берегах Ганга, но она верила, что красивее летнего неба Ветрограда нет ничего на свете. Тщетно искала девушка описание этого чуда в книгах – пиитам не хватало слов, да и как передать словами аромат розы или голос замирающей струны? Как выразить таинственное молчание, разливающееся над вздымающейся грудью Большой Извети, остывающей после дневного зноя в фосфорическом свечении призрачных облаков и выцветающем пурпуре заката? Да только ли пииты отступаются перед прелестью бледных ночей? Многим ли живописцам удавалось передать игру красок, когда истончается грань между небом и рекою и город кажется заключенным в громадный магический кристалл?

Ася не замахивалась на лавры пиитов и живописцев, она воспринимала красоту чуткой девичьей душой и потому решила, что лучше всего будет посетить мир грядущего именно бледной ночью. Сделав свой выбор, девушка уложила волосы, надела простое белое платье и легкие, удобные туфли. Прежде чем перейти в грядущий век, Ася покинула дом, где жила милостью князя Пустовойтова. Она рассудила так, что Ветроград ширится и меняется на глазах, что будет на месте этого дома спустя даже полвека, сказать затруднительно, а уж тем более – через три столетия. То же самое касалось и Корабельной набережной. Сейчас это был низкий топкий берег Малой Извети с деревянными мостками, у которых швартовались крутобокие торговые баркасы, а что будет в этом месте в грядущем? Торчать прямо посреди широкой проезжей улицы – неразумно. Чего доброго, попадешь под колеса какого-нибудь экипажа. Поломав голову, девушка решила, что разумнее всего совершить магический переход рядом с большим каменным, недавно построенным Предтеченским собором, который уж точно должен пережить смену веков.

Она не знала, что делает весьма рискованный выбор. Пронизывающие ветры истории, что за три столетия пролетят над Ветроградом, снесут не только иные дворцы, но и цитадели веры. Даже царский трон рухнет. Более того, невиданные в ее время металлические птицы станут ронять на площадях и проспектах смертоносные семена, из которых в мгновение ока будут вырастать дымные деревья, опадающие режущей листвой осколков. Холод и голод костлявыми призраками станут бродить по жилищам, унося в страну теней души стариков, детей и женщин, а вражеские полчища охватят город удушающим кольцом, подобно легендарному Змию, окружившему обреченный Вавилон. Ничего этого Ася, к своему счастью, не ведала, но ей повезло. Предтеченский собор на Корабельной набережной пережил все мятежи, революции и осады. Декреты богоборческой власти сохранили его как народное достояние. Германские бомбы рвались на его паперти, но не сокрушили стен.

Стены собора еще пахли свежей побелкой. Палисадник его был окружен легким плетнем, за которым тянули к небу тонкие веточки, высаженные еще по указу первого императора, тоненькие липы. По ночному времени в соборе было тихо. Лишь мерцала лампадка у надвратного образа. Ася с поклоном перекрестилась и попросила у Бога прощения за то, что прибегает к чародейству в столь святом месте. Вверив себя покровительству высших сил, она подняла руку с кольцом и пальцами другой руки повернула вправленный в него камень. Накатила легкая дурнота, зазвенело в ушах, в глазах потемнело. Девушка качнулась, машинально схватилась за тоненький ствол молодой липы и… пальцы ее не смогли охватить его. Еще не рассеялась муть перед очами, но то, что ладонь вместо гладкой глянцевитости коры юного деревца ощущала трещиноватую шероховатость старого дерева, лучше всего свидетельствовало о том, что чудо произошло.

Девушка открыла глаза. Громада собора смутно белела в сумраке бледной ночи. Могучие дерева тихо шелестели молодой листвой. Нет, это не были те самые деревья, что росли внутри церковной ограды три века назад. Благословенные императором липы давно сгорели в печах в лихие годы смут и войн. Кроны, осенявшие сейчас Асю, поднялись над землею не более восьми десятилетий назад, но сейчас это было неважно. Главное, что выглядели они иначе, чем в ее время. Девушке стало страшно. Она стояла в древесной тени, не смея шагнуть навстречу неведомому миру грядущего. Взор ее скользнул по острым пикам чугунной ограды, по каменному парапету набережной, по темному силуэту причудливого здания, воздвигнутого прямо посреди речного русла. Лишь в следующее мгновение Ася поняла, что это – не здание, а корабль. Короткие мачты его не имели парусов, да и выглядели слишком уж ненадежно. Даже будь на них паруса, как бы они сдвинули такую громаду?