Глава 3. Прошлое и настоящее

Академик Биневский сидел в своем кабинете и медленно, от руки, писал рецензию на диссертацию; дело было довольно скучное, время от времени он зевал и пыхтел, но решил поддержать молодого ученого.

Яркий дневной свет проникал через отрытое окно. Доктор отвлекся от своей рукописи. Весна всегда ассоциировалась у него с Полиной, она очень любила весну, её запахи, нежные желтые цветы мать-и-мачехи, ласковое солнце.… Вдруг он вспомнил про тот «синий конверт», тот ужасный «синий конверт», где она, его «непорочная» Полина, признавалась в измене, но не просто в измене, а в грехопадении, «один из наших сыновей не твой». Эта мысль часто не давала ему покоя.

Самого Биневского нельзя было назвать ангелом. Он был далеко не романтическим человеком, циником, как большинство медиков. Биневский тайно изменял своей Полине, это просто тешило его самолюбие, но серьезных отношений у него не было никогда. Последнее время они жили с Полиной какими-то параллельными жизнями, и только сыновья были тем, что их сближало.

Биневский решил еще раз прочитать письмо. «Может, я что-то не понял, – сомнение закралось в его сердце, – может это шутка?» Он открыл сейф, долго там рылся в бумагах и, наконец, нашел этот злополучный «синий конверт». Он достал из него листок, страничку из тетрадки, и прочитал следующее: «5 июня 1976 год.

``Песня песней” (Библия. Ветхий Завет): “Да лобзает он меня лобзанием уст своих! Ибо ласки твои лучше вина. …Он ввел меня в дом пира, и знамя его надо мною – любовь. Подкрепите меня вином, освежите меня яблоками, ибо я изнемогаю от любви. … Возлюбленной мой бел и румян, лучше десяти тысяч других. … Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность… Большие воды не могут потушить любовь, и реки не зальют ее. Если кто давал все богатства дома своего за любовь, то он отвергнут был бы с презрением».

Биневский несколько раз прочитал послание. Это был почерк Полины, и листок из тетрадки такой же. Где же «то» письмо? Мистика какая-то. Пот выступил на его лбу.

Сначала он еще раз перетряс все документы в сейфе, потом стал тщательно вспоминать, как он вырвал письмо из рук Германа. Мрачные мысли закрутились в голове Биневского: «Герман вряд ли мог бы подменить конверты, что он фокусник. Если даже конверт у него, и он всё знает; но этого не может быть, Герман бы выдал себя, слишком он эмоционален. Значит конверт в спальне!»

Александр Михайлович быстро скинул белый халат и вышел из своего кабинета. «Домой, срочно домой», – повторял он про себя.

***

Дверь открыла домработница Биневских – Мария Николаевна. Это была невысокая немолодая женщина, очень простой наружности, в красных тапочках с огромными желтыми бамбушками (подарок любимого племянника на Новый год), в скромном сером платье и фартуке с изображением веселого розового поросенка, это уже был презент Германа на Восьмое Марта.

Она поприветствовала Александра Михайловича. Биневский услышал, какой-то не понятный стук из соседней комнаты.

– Мария Николаевна, у нас слесарь работает? – Спросил он.

– Нет, это Кирилл Александрович гимнастикой занимается. Он туда-сюда тягает железку, этот, ой, склероз, то есть шест с блинчиками, вот и стучит. – Ответила она.

– Штангу, что ли? – Анализируя сказанное, произнес академик.

– Угу, и Герман у себя, – добавила она.

Биневский зашел в комнату старшего сына. Кирилл лежал на полу и время от времени то поднимал, то опускал небольшую штангу. Отец посмотрел на сына. Кирилл часто пропадал, потом снова появлялся, в этот раз его не было месяц.

– Кирилл, у тебя все нормально? – Спросил он.

– Нормально, отец. Я пока дома поживу. Ага?

      Биневский кивнул и решил заглянуть к Герману. Тот слушал в наушниках музыку и пилил ногти. Герман вообще очень любил угаживать за собой: всегда чисто выбрит, стильная стрижка, которую каждое утро он тщательно укладывал сначала феном, потом гелем, затем создавал некий эффект растрёпанности. И конечно маникюр. Еще мама внушила Герману, что руки – это визитная карточка врача и процитировала Авиценну: «Врач должен обладать взглядом сокола, руками девушки, мудростью змеи и сердцем льва».

Александр Михайлович не стал входить в комнату Германа, а направился в свою спальню, чтобы спокойно разыскать «синий конверт».

Герман не заметил отца. В этот момент завибрировал его телефон, это был Никита.

– Привет, братан-американец, – радостно воскликнул он.

– Как вы там, семья? – Спросил Никита.

– Нормально.

– Как твое расследование о мамином завещании?

– Потихонечку, сейчас расскажу, – он встал и плотно прикрыл дверь своей комнаты. – Во-первых, я выяснил, что наша мама нигде официально не работала; во-вторых, она не получала наследства; в-третьих она не могла выиграть эти деньги. Она вносила собственноручно, приблизительно раз в три месяца, кругленькую сумму. Вот и всё! Конечно, это не много, что мне удалось узнать, но хоть что-то.

– Ты молодец, настоящий Шерлок Холмс, – ободрил его Никита.

– И зачем наша мама загадала нам такую загадку? Впрочем, это в её стиле. – Недоумевал Герман.

– А как там твое новое авто?

– Круто, внедорожник тойотский. Еду как в танке! – Ответил Герман. – А как ты? Новая любовь не появилась?

– Ну, как тебе сказать? Есть тут Сабрина, хожу под впечатлением.

– Чего ходить – действуй! – Воскликнул Герка.

– А сам чего?

– Я в поиске.

– Ладно, искатель приключений, передавай привет всем нашим, отца обними. Вот сегодня выкрою время и почитаю, тот роман Пола Алекса, что взял из дома. Катастрофически не хватает времени, и вообще хочется приехать и всех вас увидеть, – завершил разговор Никита.

Герман снова надел наушники и принялся завершать свой маникюр. В дверь позвонили. Герка крикнул: «Тетя Маша, открой».

Мария Николаевна открыла дверь, на пороге стоял солидный, седовласый, мужчина в шикарном костюме с невероятно огромным букетом белых роз («Дорогой костюм и дорогой букет», – подумала домработница). За спиной мужчины стояли два молодых человека в одинаковой черной одежде и белых рубашках.

– Вам кого? – Спросила она.

– Если изволите, мне госпожу Старыгину, – уверенным голосом ответил незнакомец.

– Здесь такие не живут, она попыталась закрыть дверь.

– Извините, мне Полину Николаевну Биневскую, – исправился незнакомец.

– Она умерла больше года назад, – очень равнодушно ответила домработница, она пришла на работу к Биневским уже после смерти хозяйки и не знала Полину.

Мужчина изменился в лице, опустил букет, повернулся и сразу исчез за спинами своих телохранителей.

Тётя Маша пожала плечами, открыла рот, чтобы что-то сказать незнакомцам, но лишь зевнула и хлопнула дверью.

***

Александр Михайлович искал конверт, где только можно, но всё безрезультатно. Он стал психовать! Он нервно ходил по комнате, где были разбросаны книги, бумаги, газеты, но не было только его – «синего конверта».

Он решил, что ему лучше уехать за город, на дачу и там всё обдумать. Биневский достал ключи от своей машины, давно он не ездил сам за рулем. На пороге квартиры его остановила Мария Николаевна.

– Александр Михайлович, Вы уходите? А ужин?

– Я на дачу, – резко сказал он и вышел на лестничную клетку.

– Тут спрашивали Полину Николаевну, – вслед Биневского прокричала она, но он уже входил в лифт. И ничего не слышал.

Александр Михайлович и не думал, что водителя, которым он сегодня был, так могут раздражать автомобильные пробки. Как пассажир он всегда в машине был чем-то занят: то телефонный разговор, то он просматривал документы, то читал медицинские журналы или газету.

Прямо за светофором Биневский обратил внимание на женщину с девочкой-подростком, которая отчаянно пыталась тормознуть машину. Что-то заставило его остановиться. Дверь машины открылась. Это была очень обаятельная рыжеволосая молодая женщина.