Дом Старыгиных, кроме «уголка профессора» был настоящим произведением искусства. Здесь в полной мере раскрылся дизайнерский талант Виктории. Эффектность квартире придавали картины и скульптурные композиции, из какой-то другой несоветской жизни, отчего обитель семьи напоминала театральные декорации, но без вычурности и гламура.

Саша Биневский и Поля Старыгина познакомились на первомайской демонстрации. Шатенка с огромными голубыми глаза, маленькими розовыми губками, – само очарование. Биневский сразу обратил внимание, и понял, что и она не сводит с него глаз. Кино, танцы, – всё как у всех. Поля всегда смотрела на него детскими влюблёнными глазами, так было 40 лет их жизни.

Любил ли её Саша Биневский? Полина не могла не нравиться. Но он был очень рационален: Любовь, а что это такое? Особое психическое состояние? Выброс дофамина11? Вычитав афоризм немецкого философа Артура Шопенгауэра, он часто повторял его в мужской компании: «Любовь – это дьявол, с помощью которого наполняются тюрьмы и дома умалишенных».

Спустя год после свадьбы скоропостижно скончался профессор Старыгин, дискуссии о перспективах марксизма подорвали его больное сердце. Первое, что сделал Биневский уже после похорон свекра – это снял портреты «троицы классиков» со стены, так кабинет и перешел в полное распоряжение Александра Михайловича, тогда еще просто студента Саши, который любил садиться за профессорский стол и мечтать о своей будущей карьере. Он хотел быть достойным этого огромного стола, этого кабинета, этой девчонки Полины.

«Кирилл очень внешне похож на мать, – продолжал анализировать Александр Михайлович, – но характер – кремень. Кирилл грубый, резкий. С детства увлекся каратэ, постоянные соревнования, и учиться то некогда. А потом раз и: Отец, я поступаю в медицинский.

А эта странная женитьба на Саре Фельдман. Она была на седьмом месяце беременности, когда состоялось свадьба. Позор еврейской семьи прикрывала огромная взглядонепробиваемая фата, чем-то напоминающая чадру. Церемония бракосочетания походила на нечто среднее между партсобранием в синагоге и проводами на войну. Именно «война», то слово, которое характеризовало их брак. Они не могли долго этого терпеть и развелись. Она уехала к родственникам в Израиль. Ирочку, дочку Кирилла, видеть Биневским стало просто не возможно.

Кирилл всегда беспокоил отца. То он пьяный придет, то вообще дома не ночует неделями, то денег нет, то настроения. Конечно, работа в Склифе22 не делает человека оптимистом…

Александр Михайлович и не заметил, как наступило утро. Дверь его спальни приоткрылась с легких скрипом.

– Па-па, – Герман прервал его размышления. Герман был в трусах и в мамином фартуке, – пап, хватит спать, я уже завтрак приготовил, заметь на всех. И Герка убежал, услышав закипающий на кухне чайник.

– Сейчас, сынок, сейчас.

Герка, младший из сыновей Биневских, только месяц назад отметил свой двадцатипятилетний «юбилей».

«Герман – точно мой, размышлял Александр Михайлович, – у него мой разрез глаз, цвет волос, да и вообще он на меня похож. Всегда хотел, чтобы Герман стал психиатром, он сиюминутно улавливал настроение любого собеседника. Вот только этот его сарказм, шпилечки, шуточки. Эта серьга в ухе».

Герман был любимчиком Полины Николаевны. Веселый, быстрый, эдакий живчик. Он любил поболтать с мамой по душам. После окончания школы, Герман, долго не раздумывая, поступил в медицинский, но вопреки желанию отца, стать психиатром, он решил учиться на стоматологическом факультете, мать поддержала его в этом. С раннего детства Герман панически боялся зубных врачей, может, поэтому он и решил стать дантистом.

Никита – средний сын. Настоящая гордость родителей: вечный отличник, победитель всевозможных математических олимпиад, лучший ученик физико-математической школы им. Ландау, лучший студент, лучший аспирант и, наконец, гениальный (как считала Полина Николаевна) компьютерщик. Так, молодой ученый и оказался в Америке. «Никакой личной жизни, – жаловался он матери, – все делают деньги, я словно маленький винтик большого часового механизма».

Утро было солнечным, лучи наполнили ярким светом огромную квартиру Биневских. Александр Михайлович встал с кровати и оделся.

– Папа, где тут твой компьютер, что там у тебя не так? – Заявил о своем появлении Никита.

– Ты, что ёще глаза не успел продрать, а уже по технике соскучился.

– Привычка, отец. Ладно, я потом.

Биневский медленно шел по большому коридору и думал: «Идиот, чего башку ломать, сделать анализ на отцовство ничего не стоит, да и биологический материал на месте». Он зашел на кухню и увидел, как братья старательно сервировали стол на четыре персоны. Вся эта сцена вызвала у академика невероятное чувство душевного покоя, и он решил, что мысль о генетическом тесте не должна больше посещать его голову. Пусть всё останется так, как есть.

***

Ольга Кравцова, статная рыжеволосая женщина, в супермаркете внимательно всматривалась в дату на упаковке йогурта, когда к её тележке припарковалась Марина.

– Олька, привет, наконец-то, – она обняла подругу. – Куда пропала?

– Мариночка, боже мой. Красавица, впрочем, как всегда.

– Ты тоже как всегда: серьезная такая, учительница, прямо так и хочется школьный дневник принести на подпись.

– Да, я, по-прежнему, в школе, – сказала Ольга.

–. Как дочка? Невеста уже?

– Лисичка, – моя единственная радость. 12 лет – отличница.

– А на личном фронте?

– Нуууу, как тебе сказать.

– Да, так и скажи. Одна?

– Сейчас, да. Марина, я школьная училка, которой уже далеко за тридцать, да ещё с ребёнком. Мужчинам в пятьдесят подавай двадцатилетних, так, что мне остаются только столетние юбиляры, да и те все уже на кладбище, – она грустно улыбнулась.

– Было бы желание. С такими рыжими волосами женщина не может не нравиться.

– Какое желание, Боже мой, когда весь день на работе. А в школе даже физрук – женщина. Потом Ксюху контролирую, у нас музыкальная школа, после этого сериал и всё – спать.

– А ты вон, смотри, какой красавчик-блондинчик. – Ольга развернула Ольгу на 180 градусов в сторону высокого стройного длинноволосого мужчину, который не расставался со своим сотовым телефоном:

– Герка, я ничего не слышу. Какой кефир? Где список? Отец любит, что? Ладно, я перезвоню.

Пока «блондинчик» глазел на прилавок с кефиром, Марина подтянула Ольгу к себе, рванула и они все трое («блондинчик», Ольга и Марина) врезались своими тележками друг в друга с громким треском.

– Ой, извините, молодой человек. – Томным голосом произнесла Марина.

– Ничего страшного, – «блондинчик» улыбнулся, и снова уставился на кефирный ряд, полностью игнорируя женщин.

Абордаж явно не удался, но Марина не унывала.

– Отрицательный результат, тоже результат, – прошептала она и высунула язык, вслед уходящему «блондинчику».

***

Ольга тащила в обеих руках огромные пакеты, когда одна ручка оторвалась и яблоки высыпались на тротуар, а затем выкатились на проезжую часть. Ольга поставила сумки и стала догнать огромное красное яблоко. Когда плод был уже у неё в руке, откуда-то вывернул серый жигуленок и резко с противным скрипом затормозил.

Из машины высунулся молодой человек, он был готов выругаться, но, увидев Ольгу с румяным яблоком в руке, сказал:

–Вы, случайно, не Ева?

– Нет, – растерялась она. – А Вы Адам?

– Я нет, я Герман.

– Из «Пиковой дамы»? – Улыбаясь, спросила Ольга.

Машины, которые уже скопились за автомобилем Германа, образовали пробку и противно сигналили. Герман хотел, что-то ответить, но лысый хозяина «крутого джипа» уже сказал пару «ласковых» в адрес Германа. Герман завел двигатель и уехал.

***

Ольга пришла домой в свою маленькую уютную квартирку. Уже давно в жизни Ольги Кравцовой ничего не происходила. Рутинность быта вызывала у неё невероятное чувство абсурдности и бессмысленности: один день похож на другой. Но она старалась принимать жизнь такой, какая она есть.