– Только разуться надо. – Она стащила свои сандалии и пошевелила розовыми пальчиками на ступнях. – И ты сапоги снимай. – Я удивленно пожал плечами.
– А сапоги то зачем снимать? Грязно ведь. – Ленка показала рукой на облака в луже.
– Гоша! Ну, ты чего? Совсем? – Она покрутила пальцем у виска. – Правильно! Грязно! Мы же по облакам пойдем, а они смотри какие белые. Чистые. Мы же их запачкаем. – Она засунула ногу в лужу и попробовала ступить на облако.
У нее получилось.
Я тоже стащил сапоги. Аккуратно поставил их у скамейки.
Когда мы вернемся с радугой в ведрах обратно, сапоги нужно было не забыть надеть снова.
– Ну, что? – Я взял свое ведро, жестко, так, чтобы топая по облакам его не выронить.
– Пошли, если такое дело.
До радуги мы дошли. Набрали полные ведра и вернулись. Радуги хватило надолго.
Она годы стояла из моего окна в окно Ленки, и нам не нужен был дождик и цветные стеклышки, для того, чтобы ее смотреть.
Потом радуге стало скучно, и она улетела в небо. Улетела далеко и надолго.
Наверное, навсегда, хотя от нее все – таки остался кусочек, на который можно было смотреть без цветных стеклышек.
Он остался на старом осколке поломанного компакт-диска, со свадебным маршем Мендельсона.
Пластиковые стаканчики
Я с трудом открыл тяжелую дверь в лабораторию. Она была старой, обитой древним линолеумом и кисло пахла. Тем более пружина. Как я ненавидел эту пружину, и, собственно, почему пружина? Старая и ржавая пружина. В прочем, как всегда. Старая и ржавая.
В центре продымленной всякими опытами насквозь небольшой комнатки стоял огромный стол, заставленный пластиковыми стаканчиками из – под мороженого.
Теперь Серж просил приносить именно мороженое и именно с малиновым наполнителем.
Я бросил спортивную сумку с очередными стаканчиками, рядом с диваном, на котором возлежал Серж.
– На! – Я присел. Серж не реагировал. Он убивал прыщавого монстра на своем планшете, и похоже ему было плевать на то, что у меня промокли ботинки, и на то, что я тащил его мороженое на стратосферный этаж.
Лифты работали сами по себе, и я постоянно их путал, поэтому тысячу ступеней, мне пришлось оттарабанить пешком.
– У тебя кофе есть? – Серж перевернулся на другой бок и неопределенно махнул рукой куда-то в угол.
– Ты мне хоть спасибо скажешь? – Я пихнул завлаба в плечо кулаком.
– Нет. Не скажу. – Серж уткнулся в свой планшет и молотил кого-то с крыльями огромной палкой утыканной железными гвоздями.
– Чего так? – Я, стащил пальто, повесил его на деревянную вешалку. Смотал с шеи шарф и протиснулся между столом и тумбочкой к кофемашине.
После целой серии стратегических ударов пальцами в разноцветные кнопки, она недовольно хрюкнула и выплюнула еще один пластиковый стаканчик на подставку. Потом вязко шикнула на меня и запенила его до краев горячим пахучим кофе. Я, обжигая пальцы, с наслаждением выпил содержимое и почувствовал себя немного легче. Повертел в руках стаканчик.
– Он тебе нужен? – Серж повернул голову через плечо. Старый свитер, явно указал не его тонкой шее артерию.
– Неа. Те, что для кофе я уже давно отработал. – Он повернулся к планшету снова и замолчал.
– У тебя выходной? – Я выбросил стаканчик в огромный мусорный бак, почти до краев, заполненный самыми разными стаканчиками. Большими маленькими, для кофе, пастилы, йогурта, сока… Я даже не помню, каких в этом бачке не было. По-моему, я перетаскал с земли все, какие были.
– Да! – Серж это почти прокричал. Я попытался не реагировать на интонацию. Поежился, потому, что у Сержа было не слишком тепло.
Зачем нас загнали в стратосферу, я не понимал до сих пор. Что там внизу не сиделось? Хотя, да. Оттуда стаканчиков не видно – это факт. Может попросить другой этаж? Скажем на геостационарной орбите? А. Мне тоже плевать.
– День? – Я достал записную книжку и приготовился сместить график экспериментов.
– Век! – Огрызнулся Серж, и продолжал колотить монстра палкой.
Я прислушался к ощущениям. Голова болела по-прежнему, как и пятки.
Пошарил в кармане, достал таблетку аспирина и разжевал ее в сухую.
Пролезать к кофемашине снова мне не хотелось. В век мы не укладывались. Просто никак. По любому. Графики – есть графики. Светлое будущее, где то уже давно затерялось в допсметах и согласованиях.
Сроки не просто горели, а уже «пылали, синим пламенем». Я представил себя голого на раскаленной сковородке Люцифера, и мне это очень не понравилось. Серега – просто завлаб. Ему то, что? Век так век. Я – главный инженер проекта, и на ковер к Боссу потащат меня.
– И что хотят теперь? – Серега оживился. Поставил бой на паузу и, выпрямившись, сел.
– Свободы, Гоша, сво-бо-ды. – Я поежился. Они хотели свободы сто лет назад. Серега тогда еще брился. Теперь зарос щетиной по уши. Не убиваемый симптом очередной вселенской катастрофы.
– Ты их из стаканчиков выпускал? – Серега скорчил обиженную гримасу.
– Я тебе кто, Гош? Херувим детсадовский? – Я замечание проигнорировал. Серега был первоклассным специалистом по пластиковым стаканчикам, и я его берег от любых нападок и порицаний насколько хватало сил, возможностей и связей.
– И что? – Сергей достал жевательную резинку и принялся шевелить челюстями. Если Серега жевал в присутствии шефа, значит, со стаканчиками у него по-настоящему не ладилось.
– Залезают обратно… – Я тяжело вздохнул. Скинул ботинки. Ноги гудели от пройденных тысячи ступеней.
– Ну, а есть то они там, что будут? Мороженое же в зеленом стаканчике.
Серега уныло пожал плечами.
– Они там жалуются.
– На, что?
– Ну, на то, что в их стаканчике больше нет мороженого.
– И на кого жалуются? – Серега вытянул мою сторону палец. Я залился пунцовой краской. Серега, ни в чем не виноват, но зачем так жестко? Я же с благими намерениями все-таки. Построение гармоничной разумной цивилизации и все такое.
– А, ты пробовал им мороженого добавлять? – Серега кивнул.
– И? – Меня уже начало потряхивать.
– Жалуются, что липкое.
– Но говорили же, что не сладкое. У меня в протоколе эксперимента записано.
– Ну, говорили. Надоело говорить, что не сладкое. Теперь говорят, что липкое.
– Я есть липкое уже никак? – Серега пожал плечами снова. Хотел выключить диалог и включить свой боевик на планшете. Я отобрал планшет и выбросил в ящик со стаканчиками. Он, мстительно посмотрел в мои глаза.
Взгляд я выдержал, но над нашими головами уже начало клубиться жутковатое облачко очередного вселенского апокалипсиса.
– Я не дам тебе выходной, Серега. Не Дам! У нас сроки сгорели все уже. У меня штаны дымятся! А я очень не люблю, когда у меня дымятся штаны. Еще сто лет! Ты совсем? – Я покрутил у виска пальцем.
– Они говорят, что то, которое было раньше вкуснее. – Во! – Я туго закашлялся, приподнялся и с трудом выплюнул часть легких в мусорный бак. Их ковид я все-таки зацепил, покупая в Ашане малиновое мороженое.
– Но жаловались, что несладкое!!! – Мое лицо побагровело. Серега зло оскалился.
– Сладкое, мороженное в красном стаканчике! Они, что не знают?
– Знают, но, хотят, чтобы оно было в другом стаканчике.
– В каком? – Серега загрустил.
– В том, в котором они песни поют.
– Какие песни?
– Разные. Про деревеньку там, рогатых коров, траву нескошенную.
Я пошарил в сумке со стаканчиками и вытащил протокол эксперимента.
Протоколы я вел на древней бумаге и мне это нравилось. Бумага все еще пахла делом, но в последние десятилетия этот запах все больше напоминал запах серы.
– Так, сладкое, не липкое из красного стаканчика в стаканчик с коровами, которые поют песни. Записал. – Серега осклабился.
– Нестыковка, начальник. Коровы песни не поют. – Я тяжело вздохнул.
– Хорошо. Но, они хотя бы не липкие?
– Кто?
– Ну, коровы эти.
