Что от себя бегу

Туда, куда не хочу.

Меня прошу не лови,

Перелистывая атлас.

Окончанье любви -

Катарсис.

Чёрные будни

Поцелуй без чувств – это обмен слюной.

Оглядывание назад кажется параноей.

В вечернем сумраке рысканье в подворотне -

поиски искусственной радости мимолётной.

Тонуть в бутылке – не различать дней,

Не замечать отвращение на лицах своих детей.

Изрыгать матерные слова вместе со слюной,

Бить с размаху кровавым кулаком в бетон -

Ничего не менять, ненавидя себя

Всё яростнее до блевоты день ото дня.

Уставившись в зеркало на своё лицо,

Спросить: "Как давно ты попал на дно?"

В этом месте ноги прилипают к полу,

Одним шприцем на всех ставят уколы.

Это место ближе, чем можно представить,

Это место рядом в твоём квартале,

Это чьё-то будущее, чьё-то прошлое.

Получить от него страховку невозможно.

Я сижу у телефона, я жду твоего звонка.

На стене громко идут часы,

А минуты ползут.

Вторая бутылка вина пуста, я пьяна слегка.

В записной моей листы пусты,

Они ждут и ждут.

Эта бумага создана, чтобы испить чернил,

Хранить ряды цифр и букв

И подобий кривых.

Календарь меняется, а телефон застыл.

Я готова убить за его звук

В кошмарах ночных.

Очередной год опалил мой цвет.

Цвет густой ночи

И вороньих крыл.

Мои шторы скрывают день много лет.

Повсюду копоть свечи.

Вековая пыль.

На губах и глазах так же пыль лежит.

Только телефон – мой друг -

Вопиюще чист.

Он до боли громко без конца молчит.

Шар заходит на новый круг.

А глаза – навсегда вниз.

Внутри я маленькая и хрупкая:

Если тронуть, то кости сломаются.

В этом мире неуютно мне,

Что-то важное в нём теряется.

Я – как бабочка: стремлюсь к красивому,

В вечном поиске – с цветка на цветок;

То склевать хотят клювом сильным,

То поймать норовят в сачок.

Однажды поймают, прожуют и проглотят,

Или посадят в банку, прикроют крышкой.

Выживает сильнейший в природе

Бетонных улиц и радиовышек.

Когда всё закончится, боль не уйдёт,

Она отпечаталась в сердце.

Когда всё закончится, каждый поймёт:

Весь мир в окровавленных берцах.

Европа стоит по колено в крови,

Разжечь устремляясь сраженье.

"Оружие, деньги – только гори!

Россию – на уничтожение!"

От жажды плоти – сведение скул,

Безжалостно и беспощадно,

Голодная стая белых акул

Терзает добычу жадно.

Здесь уже нет ни зла, ни добра,

Цвета флагов неразличимы,

Алая краска всё залила,

И раны неизлечимы

Люди не слышат друг друга,

Слушают только себя.

В апогее эгоцентризма

Тонет земля.

Правду принять очень сложно,

Правда нам режет глаза,

Но если вынуть занозы,

Чистая хлынет слеза.

Перевернулись все смыслы,

Добро поменялось со злом,

Легко понимаем мы цифры,

Чувства, возможно, потом.

Эмпатия падает в бездну,

Чужая нам боль ни к чему.

Себе не сознаемся честно,

Что теряем души глубину.

Я перешагну через лежащую на дороге

И кричащую "Нет, не надо!" душу.

Заткну тряпкой ей рот и пойду дальше.

Она пролежит так весь день в истерике и тревоге,

И некому будет всхлипы и стоны слушать,

Хотя слезы её чисты, без единой фальши.

А вечером поздно вернусь, не зажигая свет,

Вытащу кляп и попрошу у души прощенья,

Говоря, что не мог иначе.

Она всё простит, и в этот момент

Обнимет меня, находящегося в смятенье,

И тогда я и сам над собой заплачу.

Но назавтра всё повторится,

Этот сценарий прост, как плохая пьеса,

И я опять заставлю страдать беднягу.

Но однажды стоит мне возвратиться,