Вернись ко мне.
Я не сказал больше ни слова, понимая, что достучаться до нее, пока она в образе, не получится. На лицах мужчин заиграли ухмылки, когда я развернулся и пошел прочь от этой троицы. Я не потрудился попрощаться. К черту их и их ехидные улыбки. Я знал точно, когда Кэм вернется домой этой ночью, она вернется ко мне.
Пробираясь сквозь набитый, как банка сардин, клуб, я старался не поднимать головы и не встречаться ни с кем взглядом в надежде избежать любого рода общения. Мой мозг уже достиг своего предела. Я лишь хотел, чтобы водитель встретил меня у входа и отвез домой.
Пробормотав «спасибо» парню, подавшему мне куртку в гардеробе, я вышел на улицу. За ограждением слева от входа всю ночь дежурили папарацци, фотографируя всех без исключения знаменитостей, покидающих клуб.
– Оливер! Оливер! Сюда! Ты пришел с Кэм! Проблемы в раю?
– Почему ты уходишь один?
– Правда, что вы тайно встречаетесь уже много лет?
– Зачем вы скрывали отношения? Ты ее стыдился?
Вот почему я не хотел, чтобы эти придурки совали нос в мою жизнь.
Решив не вступать с ними в диалог, я повернул направо, где за еще одним заграждением стояли люди, которые были мне искренне небезразличны. Фанаты.
Я устал и мысленно уже находился далеко отсюда, но все равно улыбнулся и направился к ним. Без поддержки этих людей вечеринка по случаю выхода нашего с Алексом альбома никогда не состоялась бы, поэтому я всегда старался уделять им как можно больше времени и фотографировался со всеми желающими.
– Привет, как дела? – спросил я, усмехнувшись юной девушке, которой с виду едва ли исполнилось восемнадцать. Она держала в руках табличку с надписью «Оливки навсегда».
– О боже, – прошептала она, растягивая рот с разноцветными брекетами в широкой улыбке. Девушка задрожала, на ее глазах появились слезы. Я успокаивающе положил ладонь на ее трясущуюся руку.
Уверен, если бы ее не поддерживали друзья, она рухнула бы на землю.
– Т-ты мой к-к-кумир, – выдавила она, заставив меня улыбнуться.
– А ты мой. Как тебя зовут?
– Адия. – По ее щекам потекли слезы, и я смахнул их ладонью. – Ты н-не понимаешь, – заикаясь, продолжила она и покачала головой. – Ваши песни помогли мне справиться с депрессией. Надо мной все издевались, я хотела покончить с собой, но ваша музыка всегда была рядом. Ты меня спас.
Ничего себе.
Не плачь, Оливер. Не смей, черт возьми, реветь.
Я сжал ее ладонь и наклонился ближе.
– Ты даже не догадываешься об этом, но ты тоже меня спасла, Адия.
Именно ради нее я творил. Ради нее и всех, кто пришел сегодня поддержать Alex & Oliver. К черту папарацци. Я здесь для фанатов, потому что они здесь ради меня.
– Фотографируешься без меня? – вклинился Алекс, хлопнув меня по спине. Он держал в руках куртку, словно тоже собирался уходить.
– Куда идешь? – спросил я.
– Я устал. – Алекс взглянул на часы.
– Врешь. – Брат всегда уходил с вечеринки одним из последних.
Он ухмыльнулся.
– Келли написала, что проголодалась. Ей нездоровится, поэтому я решил привезти ей куриный суп с лапшой.
Тогда понятно. Келли – моя ассистентка. Когда дело касалось ее, брат превращался во влюбленного щенка. Сейчас она временно жила в моем гостевом домике, поскольку в ее лофте шел ремонт. И мне казалось, что в последнее время Алекс появляется у меня дома гораздо чаще, чем обычно. Вот только навещал он точно не меня.
– Я подумал, ты меня подбросишь, – сказал он, слегка толкнув меня локтем. – Как только сделаем еще пару фото с ребятами.
У меня не раз возникало ощущение, что между Алексом и Келли есть особая связь, поэтому я не удивился, когда они начали общаться. Честно говоря, они идеально друг другу подходили. Келли долгое время боролась с расстройством пищевого поведения, появившегося вследствие ее попыток соответствовать голливудским стандартам красоты. Алекс стал тем, кто помогал ей справиться с этой проблемой. Каждый день без исключений он садился за стол рядом с Келли и ел вместе с ней, показывая, что она не одинока в своей борьбе. Вскоре то, что начиналось как дружба, стало перерастать в нечто более глубокое.
Сделав еще несколько фотографий с фанатами и игнорируя стервятников по правую сторону от входа, продолжавших выкрикивать безумные вопросы, мы с Алексом забрались на заднее сиденье черной «Ауди».
– Привет, Ральф, не против, если я закурю? – спросил Алекс, наклонившись вперед к водителю.
– Все что угодно, мистер Смит, – как обычно невозмутимо ответил Ральф. Брат всегда спрашивал его разрешения, а Ральф непременно отвечал согласием.
Алекс откинулся на спинку стула и закурил сигарету. Он не был заядлым курильщиком, но любил подымить после важного мероприятия. Возможно, таким образом, он отвлекался от светской суеты. Я бы перенял его привычку, если бы она помогла мне справляться с моей социофобией. К несчастью от дури я еще больше переживал о том, что обо мне думают люди.
Спасибо, но я пас.
– Слышал эту песню? – спросил Алекс, достав телефон и нажимая воспроизведение. – Godspeed Джеймса Блейка. Черт. У него такой офигенный голос, чувак. Мягкий, как виски. Напоминает наши старые записи, сделанные до того, как мы подписали контракт. – Он снова откинулся на сиденье и закрыл глаза. – Всякий раз, слыша подобные песни, я чувствую себя предателем. Ведь мы хотели создавать именно такую музыку, понимаешь? Музыку, которая цепляла бы за душу. Заставляла чувствовать себя живым.
Эта композиция звучала мощно, но непринужденно, в присущей Джеймсу Блейку манере. Она проникала глубоко в сердце. Алекс был прав, когда-то наша музыка вызывала похожие чувства. Словно, она важна. Подписав контракт, мы во многом изменили стиль в угоду звукозаписывающему лейблу, что принесло нам не только славу и миллионы поклонников, но и миллионы долларов. Порой мы задумывались о цене нашего успеха. Сколько денег и славы нужно, чтобы продать свою душу?
Я не раз мечтал вернуться в те дни, когда мы выступали на маленьких площадках перед небольшими аудиториями.
В то время я чувствовал себя настоящим.
Я достал телефон и открыл плейлист, чтобы включить свой любимый трек Джеймса Блейка. Мы с Алексом постоянно обменивались музыкой, с ее помощью выражая свое настроение. Порой мы бывали так измотаны, что сил на задушевные беседы уже не оставалось, поэтому песни стали для нас своеобразным способом общения.
Отличный день? It Was a Good Day от Ice Cube. Приуныл? This City Сэма Фишера. Все вокруг бесит? Fuck You от CeeLo Green. Всегда есть песня способная выразить то, что ты чувствуешь.
– Слышал эту? – спросил я, включив Retrograde Джеймса Блейка. Услышав ее впервые, я сразу уловил смысл.
Алекс открыл глаза и подался вперед. Нахмурив брови, он начал медленно качать головой в такт песне.
– Черт, – сказал брат, усмехнувшись словам песни, мгновенно засевшим в голове. Его глаза заблестели. На кончике сигареты зажатой между его губ вспыхнул красновато-оранжевый огонек. – Вот к чему мы должны вернуться. – Он потер пальцами слезящиеся глаза, и я ухмыльнулся.
Мой чувствительный брат под кайфом становился еще более эмоциональным.
– Реально, Оливер. Мы должны вернуться к…
Его речь оборвалась, поскольку машина внезапно резко затормозила и нас с Алексом рывком бросило вперед.
– Что, черт возьми, случилось? – спросил я.
– Простите, ребята. Какие-то придурки пронеслись по дороге, как идиоты, – ответил Ральф и нажал на газ, снова трогаясь с места.
Ровно в тот момент, когда мы перевели дух и уселись обратно на сиденье, мир вокруг нас начал разлетаться на куски. Вместе с окнами, разбитыми вдребезги ударом автомобиля, врезавшегося в левый бок нашей машины. У нас не было ни секунды, чтобы сориентироваться и понять, что происходит. Единственное что я знал, что все мое тело болит. Телефон вылетел из рук. В груди полыхал пожар, перед глазами все плыло.
Нас окружил рев клаксонов. Крики людей эхом отдавались в барабанных перепонках.