У каждого есть слабость. И всё, что мне нужно, это обнаружить её.
Либо я могу превратить его в кусок железа и перевезти на корабле сквозь магическую защиту на спине Минимуса.
О, как же разозлится Король воронов, но, по крайней мере, он будет в безопасности. Данте будет в безопасности. И, возможно, я тоже. Либо я всё равно умру, но, по крайней мере, они оба будут ненавидеть друг друга ещё пару столетий.
— Коннор… — бормочет Фибус с кровати, полностью одетый.
Я решаю, что он ещё не проснулся, как вдруг он добавляет:
— Ты пообещала принести мне завтрак, Капелька, но я не вижу никакой еды.
Беспокоясь о том, что выражение моего лица выдаст моё мрачное настроение, я продолжаю смотреть на Шаббе.
— Еду сегодня подавал не Коннор, а ворон со светло-каштановыми волосами.
Он зевает.
— Это сын Коннора.
— Сын?
На этот раз я отворачиваюсь от окна, позабыв о пророчествах Бронвен.
— Да. По словам Ифы, его родила смертная женщина за пару десятилетий до первого летаргического сна воронов.
Неожиданно меня посещает мысль о том, что Фибус очень сдружился с местным населением и, вероятно, не хочет уезжать.
— Может, тебе остаться?
Его изумрудные радужки темнеют, и он принимает сидячее положение.
— Тише, Капелька.
— Я не шучу, Фибс. Так будет безопаснее для тебя.
— Куда идёшь ты, туда и я, даже если место твоего назначения — болота, где живут люди.
Стук в дверь заставляет меня оставить наш разговор на потом.
— Войдите.
Мой пульс, ускорившийся из-за страха и чувства вины, стучит теперь из-за другого противоречивого чувства — мрачного предвкушения. Я хочу уехать, и в то же время не хочу.
Я предполагаю, что это пришли наши сопровождающие, но у мужчины, который стоит в дверях, нет крыльев.
— Я слышал, что вы уезжаете.
Лазарус, огненный фейри, который был лекарем у двух королей фейри, переводит взгляд с Фибуса на меня. Страсть воронов разукрашивать лица передалась и этому гиганту, который нарисовал вокруг своих глаз янтарного цвета чёрные полосы, которые делают его похожим на заправского воина.
— Так и есть. Мы скоро уедем. Вы поедете с нами?
Он переступает через порог, не закрыв за собой дверь.
— Мой дом убили несколько десятилетий назад, Фэллон. У меня ничего не осталось в Люсе.
Его домом был отец Данте, Андреа Регио, которого убил его собственный сын, хотя Марко обвинил во всём Короля воронов, чтобы настроить население против оборотней. Андреа, как и Данте, был готов заключить мирный договор, чтобы покончить со столетней враждой, а Марко этого не хотел.
— Я останусь здесь до тех пор, пока не будет снята защита, на случай если я понадоблюсь Лоркану.
Лазарус теребит сапфировую брошь, прикреплённую к стоячему воротнику его тёмно-синих одежд. И только когда он опускает пальцы, я замечаю две переплетенные буквы — «Л» и «А». «А» — значит, Андреа? Или фамилия Лазаруса начинается с буквы «А»?
— А затем я отправлюсь на Шаббе.
Его слова заставляют меня оторвать взгляд от искрящихся сапфиров.
— Шаббе?
Фибус закидывает ногу на ногу и вытягивает руки, из-за чего рубашка, которую он позаимствовал из моего шкафа, рвётся по швам.
Интересно, что сделает Лоркан со всей этой одеждой, когда я уеду? Раздаст её девушкам, которые будут бросаться на него из-за того, что он правит королевством? Девушкам вроде Имоген?
Вместо того чтобы снять рубашку через голову, Фибус срывает с себя то, что осталось от рукавов, и остается в сорочке, из которой виднеются его округлые плечи.
— Я слышал, что ваши лечебные кристаллы происходят отсюда. Это слухи?
— Нет. Всё верно.
Лазарус подносит руку к тридцати кольцам на правой ушной раковине, словно пытается убедиться в том, что небольшие цветные бусины, в которых содержится магия, всё ещё при нём. Он не проверяет другое ухо, в которое вставлено не меньше металла.
— Вообще-то, именно в этом причина моего визита. Фибус, я принёс тебе серёжку, которая сделает твою кровь невосприимчивой к железу и поможет тебе исцелиться, если только ты не будешь ранен в сердце.
Когда Лазарус приближается, Фибус садится прямее и свешивает ноги с края кровати.
— Я как раз хотел попросить у вас такую.
Мой друг убирает волосы в сторону и предоставляет Лазарусу доступ к одной из его многочисленных дырок, в которых он не носит украшения, как богатые фейри.
В школе его уши украшало множество дорогих побрякушек, но с тех пор, как он начал протестовать против кастовой системы Люса, порвал связи со своей семьёй и обрезал волосы, доходившие ему до пояса, он не носит почти никаких украшений за исключением редких гвоздиков.
— Как работает этот драгоценный камень, Лазарус?
— Ты трёшь его кончиками пальцев, а затем наносишь мазь на повреждение.
Интересно, почему он решил подарить его Фибусу именно сейчас. А не тогда, когда нас перенесли в Небесное королевство, где концентрация железа на квадратный метр гораздо выше, чем во всём Люсе?
Лазарус переводит на меня взгляд.
— Для тебя у меня тоже есть кристалл, Фэллон.
Я скрещиваю руки.
— Я невосприимчива к железу.
— Не для того, чтобы противостоять железу. Он просто поможет тебе излечиться, если кто-нибудь тебя поранит.
И седовласый фейри подходит ко мне. Его синие шёлковые штаны и струящаяся туника развеваются вокруг его ног точно свитер.
— Вы так говорите, как будто наше возвращение в Люс будет сопряжено с насилием.
— Я не знаю, как вас примут, Фэллон. Я надеюсь, что Данте окажется справедливым, как и его отец, — его кадык опускается, когда он с трудом сглатывает, — и защитит тебя и твоих друзей, но он молод и очень хочет стать популярным. Чтобы вознестись, многим приходится идти по головам.
Я хочу защитить Данте, но я больше не та наивная девушка, которая считала его неспособным на проступок. Всё, что я могу сделать, это постараться не встать у него на пути, так как я бы предпочла, чтобы никто больше не шёл по моей голове — снова.
Лекарь осматривает мои уши, которые сейчас прекрасно видно, так как я убрала волосы назад. До меня вдруг доходит, что я больше не зациклена на их форме, так как меня окружают люди с точно такими же ушами.
— Мои уши не проколоты, Лазарус.
— Специально? — спрашивает он.
— Да.
Зачем украшать ту часть тела, к которой ты не хочешь привлекать внимание?
— Кристалл не должен соприкасаться с твоей кожей, иначе его магия иссякнет.
Я наклоняю голову, предоставив ему доступ к своему правому уху.
— Я уже не против их проколоть.
Фибус таращится на меня, потому что он один из немногих, кто знает о моём нежелании открывать уши, но оно уже в прошлом.
— Ты уверена?
Я киваю, и удивление в его затуманенных глазах сменяется чем-то сродни гордости. Я не думаю, что это заслуживает гордости, но это всё равно довольно серьёзное решение. С сегодняшнего дня Фэллон Росси Бэннок больше не стыдится того, чем она не является.
Лазарус отстёгивает сапфировую брошь, которая украшает его воротник, затем трёт один из своих многочисленных кристаллов — фиолетовую бусину — и смазывает магической мазью, которую ему удалось добыть, булавку броши, которую он затем нацеливает на мочку моего уха.
Я качаю головой и постукиваю по хрящу в том месте, где находился бы кончик моего уха, если бы я родилась чистокровной фейри.
— Здесь.
Губы Фибуса опускаются, когда он слышит мою просьбу, потому что он понимает, что это привлечёт внимание к моим закруглённым ушам.
— Ну, хорошо.
Лазарус зажимает верхнюю часть моего уха между своими огромными пальцами.
— Будет больно, но всего на мгновение.
И, прежде чем я успеваю сглотнуть, он протыкает иглой хрящик, и хотя боль тупая, я задерживаю дыхание, когда Лазарус медленно вытаскивает острую иглу, а затем достает подходящее кольцо. Он трёт прозрачный кристалл янтарного цвета, прикреплённый к кольцу, между большим и указательным пальцами и наносит волшебную мазь на мою новую дырку.