— Не люблю этих импровизаций. Как сейчас там работать? Попробуй, подбрось им технику, если не знаешь, где они и что они.

— Хочу напомнить, оперативный состав ты, а не я. И потом — я только сюда приехал. Если я погорю, меня ведь вышлют. А ты в командировке, тебе не страшно.

Чувствуя, что эти слова меня не пронимают, он начинает канючить, крутя у меня перед носом крошечным устройством на кусочке клейкой ленты:

— Слушай, я тебе все объясню, как и что делать. Очень просто, вот так и так. Отлепи только защитную пленку. Я знаю этот ресторан — сядешь у входа, из зала тебя не будет видно. Там колонны такие, знаешь, с плющом, очень удобно.

Молча беру у него микрофон, вылезаю из машины и шагаю к ресторану, гадая, с кем встречается Хелле. Главное, чтобы они сидели на своем месте — если Хелле, скажем, задержался в туалете и встретит меня сейчас на входе, очень удивится.

В пустом вестибюле ресторана меня никто не встречает. Зал ресторана действительно совпадает с описанием, полученным от коллеги. Два столика, стоящие у самого входа, практически не видны из остального зала.

Сев за один из столов, в просвет между колоннами и какой-то свисающей с них лианой просматриваю зал. В углу сидят Хелле и Ковальски. Они только что сделали заказ. Официант забирает меню, коротко кивает и уходит на кухню.

Ну хорошо, они сейчас будут есть и беседовать. А мне-то что делать? Не подойти, не подобраться. О чем они говорят? Я просто изнываю от любопытства.

Попросив официанта принести бокал портвейна, приглядываюсь к посетителям. Зал почти пуст. Несколько человек сидят у окна. В глубине, в углу негромко беседуют Ковальски и Хелле. Через столик от объектов сидит дама лет шестидесяти с чашкой кофе, тортом на тарелке и книгой в руках. У ее ног крутится маленькая черно-рыжая собачка с перетянутой резинкой игривой пальмочкой на голове. Как же называется эта порода? Неважно. Исследовав окрсстнос-ти своего стола, собачка решает расширить владения. Пока дама поглощена книгой, ее питомица семенит по залу, бесцеремонно обнюхивая ноги посетителей и ловко отскакивая от проходящих официантов.

В принципе для этих целей используются специально дрессированные животные, которых подсылают к объекту. Но настоящий профессионал тем и отличается, что в нестандартных ситуациях фантазия позволяет ему находить новые и неожиданные решения. Опустив руку, шевелю пальцами. Уловив движение, собачка замирает, потом доверчиво приближается. Постояв некоторое время у соседнего стола, животное подходит вплотную. Взяв собаку под живот, поднимаю к себе на колени.

На мгновение собачка замирает. Этого должно хватить, чтобы прикрепить ей микрофон на ошейник. Но, как это всегда бывает в подобных случаях, защитная пленка липнет к пальцам, а очнувшаяся от столбняка собака начинает бороться за свободу. Короткие взвизги привлекают внимание хозяйки собаки. Она вопросительно поднимает брови. Напряженно улыбаюсь, показывая, что без памяти люблю зверье, не могу пропустить мимо ни одну собаку. Еще несколько секунд и хозяйка направится сюда выяснять, что происходит.

Животное бьется у меня в руках: сложность операции в том, что микрофон надо прикрепить на внутреннюю поверхность ошейника, для чего его приходится вывернуть. Сделав скоропалительный и абсолютно ошибочный вывод, что ее хотят удушить, собака извивается, как уж. При этом она в конце концов ухитряется, извернувшись, дважды укусить меня за палец, прежде чем я достигаю успеха.

Оказавшись на полу, собака стремглав бежит к своей хозяйке и, прижавшись к ее ноге, трясется и злобно смотрит в мою сторону. Убедившись, что ее никто не намерен преследовать, собачка вновь обретает интерес к окружающему миру и начинает бродить между ножками столов и стульев. Наконец она усаживается рядом со столом Ковальски и, задрав голову, принимается разглядывать его и Хелле. Бросив на стол деньги за портвейн, выхожу на улицу и сажусь в машину.

Коллега сидит, отсутствующе глядя перед собой. Это, в сочетании со вставленной в правое ухо капсулой, означает, что микрофон исправно работает. Когда я усаживаюсь в машину, он, не поворачиваясь, говорит:

— Все в порядке, запись идет. Только там какая-то баба бормотала, и скулил кто-то.

— Это я скулил. От желания поработать за тебя. Дай послушать.

Во втором наушнике слышен голос Ковальски:

— Ваш шеф создал нам много проблем. Не хочу лишний раз напоминать, но в этом виноваты прежде всего вы.

Ковальски читал нотацию, недовольно поглядывая на сидящую рядом с ним собачку. Хелле, пытаясь подавить раздражение, крутил в руках свернутую пирамидкой салфетку. Заказ уже был сделан — Ковальски ждал семгу под соусом, Хелле же отказался от обеда и попросил только красного вина. В ответ на слова Ковальски он кивнул, оставил в покое салфетку и взял в руки бокал.

— Я понимаю. Но возникающие проблемы я пока решаю сам.

— Одновременно создавая новые. С Соловьевым мы до сих пор не смогли ничего сделать. Ну хорошо, оставим это. Кто-то должен возглавить фирму Гутманиса. Готовить замену просто нет времени. Есть предложения?

Вместо ответа Хелле, плавно очертив подставкой бокала круг на скатерти, устремил колючий взгляд на Ковальски. Несколько секунд он молчал.

Впервые за годы их знакомства они оказались у черты, за которой один должен был стать жертвой другого. Но кому именно достанется эта роль, в данный момент для Ковальски было далеко не ясно. На мгновение в его глазах мелькнула неуверенность, и в эти секунды Хелле с коротким ощущением холодного восторга понял, что может быть сильнее своего нанимателя. Преодолев это чувство, он опустил взгляд и снова принялся чертить подставкой бокала по скатерти. Голос его стал тягуче-бесцветным, отдавая в скрип. Тем весомей был подтекст:

— Вы ведь предлагаете мне занять место моего покойного шефа? Хорошо, я готов, ведь мы должны завершить это дело. Теперь задача упрощается — никого не придется держать в неведении относительно наших планов. Главное не забыть, что теперь в конце операции нет необходимости ликвидировать основное действующее лицо. Не забудете? Ну и хорошо. Забавная была бы ошибка, правда?

Глаза его снова стали внимательно-почтительными. Медленно кивнув, Ковальски несколько откинулся назад, позволяя поставить перед собой блюдо с рыбой. Дождавшись ухода официанта, он отложил вилку и подался к Хелле.

— Не надо нервничать, давайте поговорим спокойно. Перевод денег через двадцать дней. Спутник к этому времени должен быть готов к отправке. Если все будет в порядке, остановить нас никто не сможет. Вскрывать спутник русским не позволят, а отказываться от запуска без неоспоримых доказательств они не рискнут.

Хелле молча кивнул. Он по-прежнему выдерживал паузу — хотел, чтобы Ковальски понял серьезность его предупреждения. Между тем сам Ковальски делал вид, что ничего не произошло, и с аппетитом расправлялся с нежнейшей семгой. Оторвавшись от трапезы, он поинтересовался:

— Вы надежно укрылись?

— Насколько это возможно в городе таких размеров, как Париж. Соловьев встречался с изобретателем.

Ковальски промокнул рот салфеткой и кивнул.

— Я знаю. Пусть общаются. Чем дольше продлится их знакомство, тем безопасней мы себя будем чувствовать. Вы как следует проверили архивы вашего покойного шефа? Поймите правильно, он мог начать копать материалы по космическому проекту. Гутманис не пытался выяснить, кто инвесторы с нашей стороны?

— Я застал его во время разговора с бухгалтером. Гутманис замолчал и увел меня к себе в кабинет, стал давать разные поручения. Потом я говорил с бухгалтером. Он уверяет, что шеф интересовался только делами Бортновского. В общем-то я верю. Зачем ему врать?

— Никаких записей Гутманис не оставил? У него было время связаться с русскими.

— Нет. Все произошло слишком быстро. Он не успел ничего сделать и ничего не узнал. Даже его попытка заказать мою ликвидацию была-такой поспешной, что я о ней узнал раньше, чем исполнитель принял заказ.