– Я их предупрежу, чтобы вас пустили, – Волков энергично кивнул. – Знаете, Белозор… Я ведь прессу читаю. И вот судя по вашим статьям, вы наконец поняли, чего хотите… Нет, не так. Вы решили жить по-другому, в корне изменить себя. Да! Все хотят, чтобы что-то в жизни произошло, и боятся, как бы чего не случилось. Вы перестали бояться. Я давно не боюсь. Кажется, мы сработаемся.

Он пожал мне руку на прощание своей сухой, крепкой, как черенок топора, ладонью и вышел вон из кабинета.

Если у Исакова энергия была жаркая, молодая, прыгающая – он заряжал ею людей, и хотелось бегать, прыгать и суетиться вместе с ним, то при виде Волкова желание было только одно: пригнуться и подождать, пока стихийное бедствие пронесется мимо. Его сложно было назвать позитивным и добрым человеком, но мало кто мог лучше него организовать и настроить работу в любом начинании, любом проекте. Кажется, всей Дубровице, а может быть, и всему Союзу повезло, что он выбрал светлую сторону и связал свою жизнь с производством. Из него мог бы получиться устрашающий злодей: какой-нибудь криминальный авторитет или большой чин в спецслужбах.

Я поспешил следом за Волковым – заседание проходило в городском Доме культуры, и встретиться здесь с Машенькой Май мне не улыбалось. Сцена бы последовала практически наверняка, а сцены я не любил – от слова совсем. Даже Тасины слезы по поводу моего мнимого адюльтера несколько выбили меня из колеи. Но Таисия была искренней и, главное, отходчивой. Она умела признавать свои ошибки – черта для женщин чрезвычайно редкая. А Машенька, не к ночи будет помянута…

А Машенька целовалась вовсю в гардеробе с каким-то офицером. Почему с офицером? Так я видел его погоны. Капитан, получается. Мне пришлось ускориться, чтобы миновать просматриваемый участок, но слегка растерянный взгляд Май я поймал через огромное, в полстены зеркало. Вот ведь гадство! Еще вообразит себе невесть чего – например, что слежу за ней, или еще какую несуразицу…

Я вышел через черный ход в смешанных чувствах. Женщины, женщины… Дичь-то какая! Правильно в песне пелось: первым делом – самолеты! Ну а девушки…

Про девушек надумать я не успел, потому что полетел в кусты, получив хороший такой удар в поясницу. Повезло мне с белозоровской координацией – тело само сгруппировалось, и я покатился по земле, собирая на костюм собачьи какашки, прошлогоднюю листву и мелкие щепочки. Судя по звукам, за мной сквозь заросли ломился как минимум носорог, а потому самой лучшей тактикой показалось откатиться в сторону. Бежать от носорога – дурацкая идея.

Носорог он и есть носорог – пробежал мимо по инерции. На голову ниже меня, квадратный и мясистый малый лет двадцати пяти, белобрысый и курносый. И пьяный. Господи боже, другие попаданцы сражаются с нацистами, спасают миры от вторжения демонов, упокоивают нежить, а я… А я могу с алкашами подраться.

Он здорово меня разозлил вообще-то, этот курносый носорог.

– Какого хрена тебе от меня надо? – всё-таки уточнить стоило.

Вдруг он перепутал?

– Я те покажу, как к чужим бабам шастать! – парень явно не был настроен на конструктивный диалог.

Он ринулся на меня снова, размахивая кулаками. Ну вот такой у нас народ – добродушный и пофигистический, в массе своей. И черты эти сохраняет до последней крайности, ну или до донышка выпитой емкости с алкоголем. Донышко – это такой портал в другую реальность, где белорус превращается в паладина истины и рыцаря справедливости. Он может наговорить злых и очень обидных вещей, ведь правда же! Люди должны знать правду! Может пойти расшибать голову соседу – ведь сволочь же! Сволочей таких под небом голубым терпеть не положено!

А то, что правда эта никому ни шла, ни ехала, и сам – точно такая же сволочь, как и сосед, это как бы и не важно. Вот и тут – очередной народный мститель, решил кровью смыть позор…

– Ты часом не обознался? – всё еще пытался решить дело миром я, уклоняясь от его мощных и неуклюжих выпадов.

Публика в скверике за ДК развлекалась вовсю: не каждый день ведь увидишь, как посреди центра города волтузят друг друга два огромных мужика! Еще и подбадривали, мол, дави, дави его! То ли в этот период народ действительно решал вопросы с помощью кулаков достаточно часто, то ли я вызывал у местных массу раздражения, но в будущей жизни драки для меня были нонсенсом, а тут превращались скорее в правило. И нескольких дней не проходило, чтобы мне не пытались размозжить всю голову!

– Ты… Сраный… Белозор! Я те покажу! – пыхтел курносый.

Ну всё, точки над «i» расставлены. Мне удалось достать его по печени и отскочить в сторону. Я никаких чужих баб не трогал. Тасю чужой я не считал, да и восстань ее муж с того света – вряд ли бы он выглядел, как обветренный и мясистый провинциальный увалень. Значит, виноват настоящий Белозор. Значит…

– Да нафиг мне твоя Маша! Я вообще всех Май за километр обхожу! – Эта фраза почему-то привела его в замешательство, и я сумел – раз-два – крепко приложить ему по лицу справа и слева.

Драться без перчаток, даже без обмоток – удовольствие ниже среднего. Лицо – оно твердое! Кулаки я себе ссадил и пальцы ушиб – больно. А парниша осоловело глядел на меня сбежавшимися в кучку глазами, его явно шатало, а потом он спросил:

– Якая-такая Маша? – и уже падая на сырую землю, пробормотал: – Ня ведаю ниякай Маши.

Алкоголь для белоруса – как волшебный напиток для галлов. Тоже суперспособности проявляются. Например, знание роднай мовы. Некоторые, правда, начинают размовлять на идише или имитировать характерный акцент, но это уже совсем другая история.

– Может, ему «скорую» вызвать? – поинтересовался стоящий тут же пожилой дворник с метелкой. – Не сильно ты его?

– Да не. Он пьяный просто. Давайте его на лавочку положим, водичкой польем – он и расцветет аки цветочек аленький, – всегда в такие минуты я начинал городить чушь.

Это была явно моя, а не белозоровская черта. Мы с дворником перенесли адепта уличного рукопашного боя на лавку, и я стал оглядываться в поисках воды.

– Вон, автомат с газировкой, – услужливо подсказал дедуля. – Около универмага.

И мне пришлось перебегать Советскую – машин, благо, не было, – чтобы столкнуться с проблемой: стаканы тут были стеклянные. Никаких одноразовых пластмассовых, народ хлестал газировку из общей посуды и не переживал! Коронавируса на них не было… Я закинул монетки в приемник, подождал шипения и булькания, взял в каждую руку по стакану и перебежал улицу обратно. На возмущенные возгласы стайки ребятни я выдохнул:

– Сейчас верну! Никуда не уходите!

Добежал до лавочки, вылил оба стакана на лицо драчуну и побежал обратно. Пацанва загалдела и с мясом вырвала у меня из рук посуду.

– Вы зачем дядю газировкой с сиропом поливали? – спросил меня самый мелкий из них.

– Чтоб в себя пришел. Плохо дяде стало… А в кармане – только трёхкопеечные!

– Конечно, – понятливо кивнул он. – Мне б тоже плохо стало, если бы вы меня два раза кулаками в голову ударили. Вон какие у вас они большие!

Я глянул на свои кулаки: зрелище плачевное, хорошо бы в медпункт какой сходить… Или хотя бы в аптеку. Но меня ждал на лавочке некий пьяный мститель. А потому я снова перебежал Советскую – уже в третий раз за последние пять минут. Эх, хорошо тут! Бегай себе туда-сюда сколько влезет, пока дядя-милиционер не заметит. Транспортный поток – десять машин за всё это время. Красота!

– А чего я такой липкий? – вот первое, что спросил, очнувшись, этот чудак на букву «м».

Он уже сидел, а не лежал на лавочке, очумело мотая головой.

– Потому что я вылил на тебя два стакана газировки с сиропом, – ответил я, присаживаясь рядом.

– А с сиропом зачем? Дорого же! – Глаза его всё никак не могли встать на место, он так и смотрел себе на переносицу.

– Это самое важное, что тебя сейчас волнует? – я даже стал бояться, что повредил ему зрение, но парень пару раз моргнул и сфокусировался на мне.

– А-а-а-а, Белозо-о-ор! Ты какого хрена к моей Аринке шастаешь?