Привычным жестом стряхнула пепел. Кучка упала на дощечку скамейки, потревоженная ветром, сорвалась вниз...
Один миг — и её пальцы выскальзывают из ладони Мирелла, а его белое от ужаса лицо отдаляется, будто в замедленной съемке, скрываясь в фиолетовых сумерках Юмбы. Ерунда, что вся жизнь проходит перед глазами в последние минуты перед смертью... Татьяна испытала лишь недоумение, даже раздражение от такого глупого финала, одновременно с рывками ветра, перемешивающего сиреневый туман в чаше расщелины. Иглы чёрных скал неожиданно выросли, придвинулись, и она осознала, что проангел не спасёт её... Не успеет.
— Не успели!
Лу-Тан стоял на пороге, спиной к операционной. Даже не видя его лица, Татьяна знала, что усы крелла опущены вниз, а лоб пересекает вертикальная морщина. Она старалась не смотреть на развороченное тело сатианета, застывшее в Икринке. Он умер, несмотря на всю мощь и интеллект Лазарета.
— Это моя вина! — глухо сказала Татьяна Викторовна. — Я...
— Нет! — Лу-Тан едва заметно качнул головой. — Повреждения, полученные им при взрыве двигателя, оказались несовместимы с жизнью. Мы сделали всё, что могли!
— Мы сделали недостаточно! — неожиданно сорвалась на крик она. — ЭТА медицина в десятки, сотни раз лучше земной! Мы обязаны были использовать все возможности!
— Мы использовали все возможности... — устало ответил крелл, и тяжело пополз прочь.
Татьяна без сил опустилась в кресло рядом с вифером. На душе было пусто...
Пустой шприц лежал на медицинском столике. Она докурила сигарету, бездумно глядя в окно. Не могла привыкнуть к этому... Сколько приходилось усыплять животных, приносимых в клинику, переживала потом неделями, кляла и корила себя. Наверное, уже можно было попытаться вернуться в медицину... но она не могла!
«Сейчас ты выкинешь окурок в форточку, обернёшься, наберёшь в шприц два миллилитра раствора. И сделаешь этот чёртов укол!»
Пёс, лежащий на смотровом столе из нержавейки, спал, тревожно вздыхал во сне. Может быть, тосковал? Прощался со своими хозяевами, и прощал их от всего своего большого собачьего сердца за привычно-человеческое предательство?
Татьяна Викторовна погладила шёлковые уши старого спаниеля, шепнула ему на ухо: «Беги, играй в полях Господних, псина. Прощай!»
И сделала укол...
...Закололо в сердце. Пальцы наткнулись на жёсткую ткань скафандра. Татьяна открыла глаза, и осознала себя стоящей на краю последнего витка спирали, утыкающегося в стену. Отсюда вертикально вниз уходила шахта, заканчивающаяся отверстием с оплавленными краями, до которого было около тридцати метров. Оно казалось чёрным зрачком в сумеречной радужке.
Татьяна провела ладонью по щекам — лицо было залито слезами. Лимб... Неспроста привязалась проклятая ассоциация! Путь потерь и ошибок, который она могла бы пройти, если бы...
Внезапно ей стало совершенно ясно, что нужно идти до конца. В любом — верном или не верном решении — следовать зову сердца. Как тогда, на технологическом уровне М-63 сказал ей загадочный обитатель Звёздной цитадели: «Не забывайте, кто вы, откуда и ради чего здесь! И принимайте решения по велению сердца, а не... разума». А правильный это путь или нет — разберётся время — самый строгий судья.
Татьяна установила настройки скафандра на максимальный уровень: неизвестно, как далеко тянется шахта — за оплавленной границей клубится тьма. Возможно, этот шаг будет для неё последним. Возможно — нет. Но боль в груди, зашедшееся в тоске сердце и осознание собственных, пусть не совершенных в этой реальности ошибок, заставляют принять именно этот выбор!
Она глубоко вздохнула, подумала, что надерёт Шуне шёрстку, когда отыщет поганца, и прыгнула...
* * *
От мёртвого тела отделился светящийся контур, оформился в точную копию хозяина. Голубая линия разреза пробежала по скальпу умершего, вскрыв черепную коробку. Одновременно, рядом с телом появилась объёмная проекция черепа ту.
— Вам ничего не кажется странным в расположении пазух? — НикИв поднялся и подошёл к Татьяне.
— Вот здесь, — она ткнула пальцем в верхнюю теменную пазуху.
У ту не было черепных швов, обеспечивающих подвижность костей при рождении. Череп казался цельнолитым, подвижными оставались лишь нижняя челюсть и парные слуховые косточки. В районе соединения чешуи височной кости и нижнего края теменной кости последняя расслаивалась, образуя пустую пазуху между костяными пластами.
— Такого образования нет ни у одной из знакомых мне рас. Как, впрочем, и кристалиновых костей!
— Каковы ваши предположения по поводу теменной пазухи? — профессор, не моргнув глазом, пропустил очередное упоминание о кристалине.
— Больше всего это походит на добавочный амортизационный отсек для мозга — условия обитания на Майрами, как я уже успела убедиться, суровые, и дополнительная защита мозга от ударов и сотрясений не помешает. — Татьяна вспомнила дворха, и её передёрнуло. Вот же порождение чьих-то кошмарных снов! — Либо пазуха имеет отношение к вестибулярному аппарату, поскольку массивная мышечная масса ту просто обязана быть идеально управляемой, иначе они не смогут оперативно реагировать на опасности окружающего мира.
— Вы рассуждали бы верно, если бы не одно маленькое «но». Что вам известно о репродукции ту?
Татьяна Викторовна пожала плечами.
— Дети Майрами бесполы. И это всё, что я знаю.
НикИв внимательно смотрел на неё.
— Я, пожалуй, не дам вам ответов… по крайней мере, пока! Завтра оканчивается очередной цикл репродукции. И вы воочию увидите, благодаря чему они поддерживают свою популяцию. А сегодня… мы пойдём поищем псевдотампа!
Татьяна кивнула, продолжая раздумывать над анатомической загадкой, загаданной профессором. Было бы у неё подключение к Э, изучила бы досконально череп ту, используя всю лабораторную мощь Лазарета и возможности общей инфосети.
— Вы сказали «пойдём»! Мы действительно пойдём, или опять будем «прыгать в пузырях»? — заинтересовалась она.
Очень уж хотелось внимательно рассмотреть место, в котором она оказалась. Несмотря на кажущую доброжелательность НикИва, её не покидало ощущение, что она поменяла одну клетку на другую. Ведь переместил же он её сюда против воли? Подверг опытам, опасным для психики?
— Прыгать в пузырях? — удивился профессор. — Это как?
— Я имею в виду эти ваши телепорты…
— Дом огромен, Лу-Танни. Вам не хватит нескольких лет по метрике Майрами, чтобы обойти его!
— А я могу совершать вылазки, коль уж вы определили мне место для пребывания?
— Вылазки?
— Гулять. Ходить. Разглядывать.
Отчего возникло ощущение, что воздух сгустился, не давая дышать?
— Можете, — с секундной задержкой ответил НикИв. — Вы всё равно не сможете попасть туда, куда я не хотел бы, чтобы вы попали! Следуйте за мной.
Татьяна даже не пыталась запомнить, в какую ячейку в стене они вошли, чтобы оказаться в маленькой тёмной комнате с круглым постаментом в центре, очень похожим на постамент в лаборатории.
— Как на вашей планете зовётся посмертный Дом? — Глаза профессора блеснули в полумраке. — Место, где можно переосмыслить свою жизнь?
— Ад! — выпалила Татьяна, и тут же задумалась над тем, что побудило её ответить так скоропалительно?
— Тогда добро пожаловать в ад Мак Кор, Лу-Танни! — усмехнулся проводник. — Вставайте в центр круга — там, куда мы отправляемся, будет холодно. Ваша одежда не спасёт!
Она повиновалась, с опаской поглядывая по сторонам. Спустя мгновение её лица коснулся сквозняк, а затем Татьяну укатала плотная невидимая плёнка. Впрочем, ощущение очень быстро исчезло, однако ей показалось, что воздух вокруг уплотнился.
Полупрозрачный шлюз запустил их внутрь, закрыл двери, посветил синим светом, от которого у Татьяны Викторовны заболела голова. А затем из открывшегося в противоположной части шлюза прохода дохнуло холодом.
Она зашла, оглядываясь по сторонам. И обомлела, разглядывая зал в форме яйца, поставленного на тупой конец, чей потолок, так же, как и в уже виденном ей раньше огромном помещении, терялся в мареве. Десятки тысяч разноцветных лент прорезали пространство сверху вниз, не пересекаясь, но иногда проходя в миллиметре друг от друга. Их края были загнуты внутрь, образуя блокираторы для множества уже знакомых Татьяне Викторовне прозрачных коконов, один из которых Ларрил когда-то обозвал транспортировочным боксом. Нет, не множества! Легионы тампов спали в «хрустальных гробах», превратившись из ярких помпонов в невзрачные коричневые комки. Взгляд Татьяны заблудился в лентах, представлявших собой то ли хранилища, то ли конвейеры. Им не было ни начала, ни конца — марево скрывало место, откуда они тянулись, до пола они не доходили — резко взмывали вверх, унося свою странную ношу обратно — в марево, и так до бесконечности!
