Верхняя ротовая щель чудовища приоткрылась, выдвинулись узкие челюсти, усеянные зубами пираньи-переростка, щёлкнули перед щитком шлемофона.

«Предлагает добровольно сдаться, чтобы не выкусывать меня из панциря!» — обречённо подумала Татьяна, и откинула щиток.

Зверь как-то по-птичьи, боком, повернул голову, чтобы разглядеть её. Круглые красные глаза без ресниц и зрачков казались пластмассовыми пуговицами, неудачно пришитыми на белоснежную шкуру.

Сознание, видимо от ужаса происходящего, подавало мысленные пассы, которые приводили Татьяну в тупик: «Интересно, когда тебя едят, надо перевариваться молча, или орать во всю глотку до момента превращения в хумус?»

Впрочем, ответа она придумать так и не успела, потому что с неба пал на чудовище яростно верещащий тамп. Розовая пуля билась о бока и голову зверя с такой скоростью, что движения размазывались, отчего ошеломлённый дворх казался трогательно перевитым праздничной ленточкой. Только поздравительной открытки не хватало.

Зверь коротко взрыкнул, безрезультатно пощёлкал челюстями на обидчика, и попятился назад с грацией носорога, чешущего корму о ствол баобаба. Ледяные обломки, сдерживающие его движения, разлетелись вдребезги. Напоследок Шуня победоносно въехал обидчику в глаз. Вконец обиженный дворх развернулся, коротко разбежался, взвил в воздух тяжеленное тулово, и, с лёгкостью перемахнув через скалы, покинул кегат.

Татьяна выхватила тампа из воздуха и прижала к себе со всей благодарностью и нежностью, на которые была способна. Тот тоненько пищал, оплетая её руки щупальцами, словно прощения просил, что оставил хозяйку надолго одну. Лишь одно портило идиллию — Татьяна Викторовна сомневалась в том, что этакого монстра смог напугать маленький пушистый комочек. Не к добру всплыла ассоциация: средняя рыбка съедает маленькую, чтобы в свою очередь быть съеденной рыбой большой и зубастой.

Она скинула настройки экзоскелета, и вернулась к тому, что осталось от переносного набора. А остался от него совершенно плоский объект, внутри которого что-то пересыпалось, наверное, остатки приборов вперемешку с крошками сабов. Она подтащила эту своеобразную подстилку к боковине скалы, и уселась, скрестив ноги и поглаживая успокаивающегося тампа. Как там было в мультфильме? «Воды нет, растительности нет...» Навалилась тупая усталость, потянуло в сон. Это не было последствием замерзания — туника Ту-Ропа согревала будто теплом живого тела, однако сказывались мышечное утомление и пережитой страх. Дворх — так дворх! Съест — так съест! Но сейчас следовало поспать.

Татьяна Викторовна откинулась назад и закрыла глаза. И потому не увидела, как ледяное крошево, которое после ту-степа дворха покрывало сплошным ковром пространство вокруг сактуса, оторвалось от земли и зависло в воздухе.

Это были огромные залы с потолками, образованными сводами прозрачного зеленовато-голубого льда. Здесь снег не падал сверху, но тонкая роспись изморози покрывала каждый камень и выступ поверхности, и казалась столь филигранной, что Татьяне жалко было наступать на такую красоту. Впрочем, ей следовало идти, повинуясь Зову. Шуня летел чуть впереди, иногда замедляя движение, чтобы она успевала догнать его. Кажется, он не просто слышал Зов, но представлял, куда следует направляться, чтобы достигнуть цели пути. Здесь был скудный воздух, и Татьяна решила подключить ти-рейтер, однако не обнаружила его за поясом скафандра. Видимо, зацепилась им где-то за один из ледяных шипов, торчащих тут и там, и выронила. Эта потеря расстроила её гораздо сильнее, чем порча дворхом переносного набора. Она кликнула Шуню, развернулась, чтобы пойти обратно — поискать прибор. И вдруг осознала, что не помнит дороги назад! Не знает, где оказалась и как сюда попала! И себя тоже не помнит! Последнее не просто напугало её — ввело в панику. Татьяна вскинулась, глотая холодный воздух... и проснулась. Чтобы обнаружить себя в приснившейся зале, передвигающейся сомнамбулически, но верно, в неизвестном направлении, находящей дорогу между ледяных шипов, сталактитов и промерзших насквозь валунов самых причудливых форм.

Осознав себя, она восстановила контроль над собственным телом, и остановилась. Если бы не ситуация — любовалась бы до потери сознания красотой внутреннего убранства этого поистине сказочного места. Но — после всего произошедшего — не тянуло. Хотелось отчаянно, до слёз, оказаться в привычной тишине Лазарета, залезть с ногами на шезлонг в личных покоях Лу-Тана и смотреть на воду его бассейна, полную золотых монеток-отсветов, или в Смотровой вести бесконечную беседу со звёздами перекрёстка миров сектора Див...

Татьяна сглотнула комок в горле. Огляделась в поисках тампа, и заметила его мелькнувшим в расщелине стены, больше похожей на врата, украшенные ледяным орнаментом. Бог с ним, с ти-рейтером! Надо спешить за тампом, пока не потерялся. Да и дышать, кажется, стало легче!

Она побежала следом за Шуней и влетела в следующий зал, столь же огромный, как и предыдущий. Тамп спускался вдоль каменного пандуса, спиралью завивавшегося вниз, в темноту.

— Шуня, остановись! — закричала Татьяна и отступила назад, ошеломлённая громким эхом.

Тамп будто не слышал хозяйку, продолжал левитировать вниз, не делая попыток замедлить ход.

Если бы у Татьяны Викторовны было время разглядеть помещение, в котором она оказалась, она смогла бы с полной уверенностью сказать, что оно походило на предыдущее лишь размерами. Но она спешила за Шуней, и потому вид идеально ровной спирали пандуса, гладких стен залы, состоящих не изо льда, а из непонятного тёмно-янтарного материала, лишь кое-где покрытого, словно плесенью, пятнами изморози, не вызвал привычный поток рассуждений, скользнув по краю сознания.

С каждым новым витком вокруг становилось темнее. Татьяна давно уже упустила тампа из вида и шла, механически переставляя ноги и испытывая тошноту от бесконечных поворотов спирали. Она несколько раз останавливалась, чтобы передохнуть и сделать малюсенький глоток воды из неприкасаемого запаса скафандра, а затем снова пускалась в путь, погружаясь в сумрак и тишину. Этот спуск уже казался ей путешествием в Лимб. И потому, когда она увидела яркий прямоугольник в стене — бросилась к нему со всех ног, рассчитывая отдохнуть, наконец, от усыпляющего движения, бесконечности чёрных стен и полотна спирали под ногами.

Выскочила наружу и остановилась, будто ударившись. Такой знакомый запах! Так пахли белые цветы с резким ароматом, что цвели каждую весну, напоминая не о тепле, майских грозах и июньских ласточках, а о раннем утре конца ноября, когда её, спящую в дежурке, разбудил телефонный звонок...

Дрожащими руками Татьяна Викторовна пригладила волосы, и устало опустилась на скамейку. Достала из кармана пачку сигарет. Дымок был призван заглушить запах навязчивых воспоминаний, но черёмухи вокруг покосившегося деревянного здания ветеринарной клиники было слишком много.

Оно возвращалось. Оно всегда возвращалось — это ощущение лезвия, медленно скользящего по сердцу. Оно возвращалось на звук вертолетных лопастей и вид падающих хлопьев снега. И на этот запах...

— Зря вы так много курите, Татьяна Викторовна! — раздался чей-то голос.

Ушедшая в свои мысли Татьяна вздрогнула и вдруг обнаружила на одной скамейке с собой лысого старика, искоса посматривающего на нее лукавыми тёмными глазами. Пышные седые усы делали его неуловимо похожим на моржа, из любопытства выглянувшего из ледяной проруби.

— В курсе, — ответила она, жадно затягиваясь. — А откуда вы знаете моё имя?

— Это неважно, — старик с кряхтением потёр колени и поднялся. — Я уже ухожу.

Он медленно двинулся прочь по растрескавшейся асфальтовой дорожке, усыпанной белыми лепестками, а Татьяна Викторовна с удивлением смотрела вслед, ощущая, как что-то необратимо утекает из её жизни, будто песок сквозь пальцы. Снова затянулась, пожала плечами. Мало ли что привидится? Есть лишь одна реальность — увенчанная простым памятником из лазурита... Завтра надо на кладбище сходить...