Мы разбредаемся на обочине. Кто- то прямо на коленки садится. Я встал «в наклонку », руки на колени опёр, дышу как паровоз, во рту пересохло. Многие садятся перемотать портянки – не успеют, как следуют это сделать, и значит, будет хуже. Сержанты сделали своё дело, уже гонят нас в строй: «Бегом! Марш»!
Я на своём месте опять бегу, чуть – чуть отдышались, вроде силы остались. Сейчас вон у того перекрестка развернёмся и обратно. Топот, топот сапог. Вот он уже – перекрёсточек!! Сей час, пока разворачиваться будем, немного замедлим темп – здорово! Ну, теперь ещё столько же.
Опять уже устал. И бегу рядом со строем. И не со своим взводом, а уже со вторым. Хорошо я не один такой. Вот этот, куда- то дальше меня, назад отстал. Чуть не сшиб его. Не оборачиваюсь – упасть могу, только сержанты позади орут. Они по бокам бегают, запинывают обратно в строй. Ой! Меня так толкнули, что я уже напротив своего взвода. Еле сапоги со своими ногами успел переставлять. А то бы упал.
–Митин! А ну- ка, в строй! И ещё толчёк в спину.
Я запихиваюсь на своё место, сзади опять на ноги наступают.
«Да где же этот знак, у которого будет уже три четверти, как пробежали?»– думаю я.
И вдруг – «Хрясь». Что это? В глазах потемнело, чуть не упал. Да это же, мне в «морду» дали! Курсант Ванюхов – деревенщина из глубинки Горьковской области, что-то рычит. Я отскочил опять в конец взвода. Но здесь сержант тыкает в спину так, что я вперёди Ванюхова, опять встраиваюсь в колонну. Он мне что-то грозит сзади. Но не до разборок. И я, и он еле дышим.
« Рота! Принять вправо»– кричат командиры. Машина, какая – то проезжает, мы, пока на обочину сдвинулись, медленно бежим. Да, с этой историей не заметил, как по городу уже бежим. Это здорово, ещё «чуть- чуть» и к воротам подбегаем, а по части медленно движемся. Зарядка закончена, но… Проклятый Ванюхов. Ощупываю свою челюсть – гад! Щека разбита изнутри, до глаза не дошло. Синяк в целом небольшой получится, наверное. Это прощать нельзя! Что подумали бы пацаны с моего района. Даже представилось, как они говорят: «Ну что, вот и покажи, на что способен, а то только болтать горазд, про подвиги свои».
К этому времени оказываемся у здания нашей казармы. Оно трёхэтажное красивое, в готическом стиле. У немцев, говорят, здесь была школа СС. В колонну по одному бежим наверх по лестнице в роту. Думаю: «Если сейчас не отвечу – потом не соберусь. Да и выше я нахожусь сейчас чем он». Смотрю вниз – Ага, вот ты где. Гад! Я сверху тычу кулак в его широкую «морду». Он отшатывается. Но дальше напирают снизу уставшие бойцы, они как в водовороте подхватывают нас наверх. Знаю, это ещё не всё – но и страх прошёл, только сердце ещё сильнее стучит. Вот мы уже на своём этаже. Гад оказался впереди, пропал где-то. Длинный коридор. С одной стороны окна, а с другой двери помещений. Спальни, оружейная комната, классы. В нашей спальне – только наш взвод (около 30 человек). Иду между двухъярусных кроватей по проходу к своей койке. Вот он! Впереди Ванюхов со своим дружком Еропкиным. Они призывались из одного района. Оба «дуба» по умственному развитию. У карты на политических занятиях – один Африку не может показать, а другой карту вообще никогда не видел. Вот Ванюхов направляется ко мне, его Еропкин подзуживает.
Я уже говорил, что обидчик мой из сельской глубинки, ширококостный, удар его, если пропущу, будет накаутирующим. Но вижу, что не поворотливый он. А ведь я боксом почти год занимался. Надо попробовать, чему учили. Эта «деревня» со всего размаху бьёт, я приседаю под его руку, выпрямляюсь уже сбоку от него и по его челюсти успеваю заехать. Между кроватей тесно, я вцепляюсь в него так, чтобы ему не повернуться. Позиция удачная получилась. Я правой рукой крепко прижимаю его к себе, чтобы руки его не освободились, а левой наношу ему по затылку удары. Впереди и сзади наши сослуживцы обхватили нас и растаскивают. Всё! Ванюхов пытается вырваться, но его крепко держат. Бойцы кричат, что из-за нас накажут всех. Это обычная история – коллективное наказание. То весь взвод маршировать заставят, то перекуры сократят из-за кого-нибудь одного. Сейчас быстро умываться надо и на утренний осмотр строиться. Будут проверять форму одежды, внешний вид. Курсант погранвойск должен быть побрит, иметь свежий подворотничёк, начищенные сапоги. Поэтому все разбегаемся доделывать у кого чего не в порядке. Ванюхов злой, не может понять, как какой -то «дохляк» ему тумаков насовал. После драки кулаками не машут.
Солдатские будни.
«Рота! Выходи строиться на вечернюю поверку!» – орёт изо всех сил дневальный. Это значит, что надо заканчивать подшиваться. Вечером в распорядке дня нашей курсантской жизни написано, 20 минут свободного времени. Мы сначала думали: « Вот! Хоть немного отдохнуть давать будут». Но оказалось, что ты только- только успеешь подшить белым материалом «подворотничёк» гимнастёрки. Да в туалет сходить. Хорошо, что я не курю. А то мужики никак не могут накуриться. Всё время не хватает. Вот, только успел хорошо подшиться ( это значит, что видно небольшой кантик из под воротничка), как уже бежать строиться надо.
С белой материей, чудеса происходят. Ну, кто знал, что шея так пачкается. Раньше и не думал об этом, а теперь, даже если с мылом её моешь каждый день, воротник все равно становится грязный. Поэтому белую тряпочку использовать получится, перевернув её, не более двух раз. Где взять столько белых тряпок? На первый раз выдали сержанты, показали, как правильно пришивать надо, и хватит. Говорят: « Где хотите там и берите». А если «подворотничёк» на утреннем осмотре будет не то чтобы грязный, а не свежий – то мало не покажется, накажут не только тебя, но всё отделение. Так я стал писать домой, чтобы бандероль присылали с подшивочным материалом, и стельки для сапог, кстати, тоже просил. Со стельками ноги в сапогах меньше болтались. А пока – где брать? Что из белого материала? Правильно – простыни! Они стали уменьшаться в размерах. Даже, если ты свою жалеешь, то кто-нибудь у тебя оторвёт кусочек всё равно. Ведь в спальнях, когда весь личный состав на зарядке, дежурные моют помещение, наводят порядок. Да и в течение дня дневальные заходят туда. Поэтому никак нельзя было уследить, кто именно рвёт простыни.
Но сейчас бежим строиться в две шеренги. В коридоре как раз вся рота помещается. Четыре взвода. Во взводе 3 отделения.
«Носочки выровняли»! – орёт старшина, проходя со списком личного состава.
Почему поверка, а не проверка? Никто толком не знает, но в армии лишние вопросы не задают. Старшина – старший сержант Филимонов. Круглолицый, среднего роста мужик. Именно мужик. По возрасту не больше, чем на 5 лет старше меня, но он уже взрослый какой-то. Потом только стало ясно, что это так выглядело в сравнении с нами – духами. У всех сержантов форма была ушита, сапоги с набитыми каблуками, волосы уже не «налысо» сбриты. Короче подтянутые были вояки.
–Рота! Ранясь, смирно, вольно – грохочет команда. Слово «равняйсь» нужно кричать без звука «В». Тогда звучнее получается. Филимонов начинает зачитывать.
–Курсант Абросимов
–Я.
–Курсант Варичев
–Я.
Сзади меня Огарков пытается острить по поводу фамилий, смешно их коверкая. Морозкин поддерживает его, тихо хихикают.
–Курсант Огарков.
Тишина. Я- то слышал, а Огарков прозевал.
–Курсант Огарков.
–Я – Заорали у меня за спиной.
–Ты что, родной, оглох? Тебе что «киль намять», чтобы слух прорезался? Сержант Кочетков разберитесь с бойцами.
–Курсант Митин
–Я – отвечаю громко. Я всё расслышал вовремя. ХА-ХА.
Теперь скорее бы: « Рота отбой». Эта одна из любимых для всех команд. Пока сержанты медленно идут в спальню, нужно быстро раздеться, очень аккуратно сложить обмундирование и прыгнуть в кровать под байковое одеяло. У курсанта вообще небогатое хозяйство. Как говорится: «Всё свое ношу с собой». Вот табурет у спинки кровати. На него гимнастёрку и галифе складывают. Возле него сапоги с портянками, обмотанными вокруг голенища. Еще прикроватная тумбочка. В ней туалетные принадлежности. Подшивочный белый материал можно хранить ещё в ней. Это практически всё. Командир моего 1-го отделения – сержант Кочетков, он же и заместитель командира взвода т.е. «замок». Еще сержант Бочкарёв и сержант Чудаков. Вот мои три начальника. Они тоже с нами в кубрике спят.
