— Ну, ударь, ударь! За Фомичева тебе срок дали? Мало, да?

От Кугалева пахло смешанным противным запахом водки, махорки и немытого, потного тела.

Андрей оттолкнул его, поспешно нашарил в передней на гвозде свою фуражку, пальто и откинул крючок выходной двери.

Холодная апрельская ночь сразу охватила его, прилегла прохладой к щекам и к шее. Но здесь, среди старых, уже обреченных на слом и доживающих свой последний год деревянных домов, его как будто держала еще та грязь, которую внес в его жизнь Кугалев. Он почти бегом кинулся со двора, дрожа от холода и от гнева и повторяя: «Вот ведь гадина, вот гадина!» На широкой, просторной улице нового района он остановился передохнуть. Ему захотелось курить, он сунул руку в карман пальто за непочатой пачкой «Беломора» и, когда стал распечатывать ее, почувствовал, что пачка пахнет ландышем.

— Мать честная!

Он вспомнил, как днем купил жене духи, хотел отдать их вечером после кино и как вместо этого за чаем вспылил и глупо и дико накричал на нее. Сердце у него сжалось. «Читала книгу, — сказал он себе. — Ну и что же? А я сколько раз читал, когда она мне подавала то обед, то чай: и она на меня не сердилась». Он вспоминал теперь, как часто жена уговаривала его не водить компанию с Куталевым, как она постоянно тянула его от пьяной жизни к другой — чистой и светлой, как помогала ему в тяжелое для него время.

Андрей горько закусил губу. Потом ему прошло в голову, что вот сейчас он придет домов, молча отдаст жене духи, в она поймет, что он думал о ней, любит ее. И простит, непременно простят.

Андрей пошарил по карманам, но флакончика нигде не было. Тогда, махнув рукой, он побрел по тротуару, ссутулившийся и угрюмый. Но постепенно свежий воздух улучшил его настроение. Дойдя до трамвайной остановки, он загадал: «Если попадется трамвай, значит Валя меня простит».

И почти тотчас же сзади зазвенел трамвай, показались, быстро увеличиваясь, огоньки: зеленый с красным и большой желтый. Трамвай притормозил, зашипела, складываясь, дверца…

Андрей сидел на скамье напротив заспанной кондукторши и думал, что теперь наконец он навсегда рассчитался с тем, что еще стояло между ним и Валей, и начнется по-настоящему то большое, что зовется семьей.

Журнал «Работница», № 9 за 1957 год. Стр. 21–23.

Рисунки А. Святского.