— Можете не идти. — Ранстор бросил огрызок в корзину и обтер пальцы о тряпичную салфетку. — Меня варвары не убьют. Ее тоже, — кивнул на меня. — Их цель — вы. Хотите сдохнуть узниками, обвиненными в измене родине, ваше право. Только учти, Тартис, когда варвары захватят Синлар, они войдут в воды Озер Ахеса и первым делом высадятся в Северном Полесье. Они будут трахать твою сестру, а не мою. Пока она не сдохнет от побоев и разрывов.

Тартис озлобленно сжал челюсти и попытался вытянуть меч из ножен, но как бы жестко ни выразился Ранстор, он был прав.

— Можешь отвести меня обратно в камеру, — продолжил принц. — Сопротивляться не буду. Закуй в кандалы, в цепи. Запри клетку на тысячу замков. Приставь ко мне в охрану половину войска, оснастив их всем имеющимся у нас оружием. А можешь засунуть свою гордость в задницу, вспомнить о том, что там, по ту сторону моря, наши родные, смириться с тем, что вера в Шрайка сейчас — единственное, что может нас спасти, и довериться мне.

Отвернувшись, Тартис сжал кулаки и глухо прорычал. Он не хотел видеть, слышать, принимать участие в магии. Ненавидел себя за то, что Ранстор прав, но не смел кидаться на меня с обвинениями. Доказательств, что мое появление на острове как-то связано со сменой курса, у него не было.

— Я поговорю с ними, — сказал он, не оборачиваясь, и вышел, хлопнув дверью.

Иган внимательно посмотрел на принца и спросил:

— Что это было?

— Похоже, я только что не дал твоей кошечке пожертвовать собой…

Испытующего взгляда Игана я не выдержала. Переключила внимание на рассматривание своего попорченного в драке маникюра, но сосредоточиться на нем не удалось. На пятой секунде подняла лицо и пискнула:

— Извини.

— Какой волнительный момент, — усмехнулся Ранстор. Покрутившись у стола, взял нож, заткнул его за пояс штанов и отправился на выход. — Пойду займусь чем-нибудь полезным. На свободе.

Едва за ним захлопнулась дверь, как я подлетела к Игану и, взяв его за руки, затараторила:

— Пожалуйста, пойми меня. Шрайк загоняет меня в угол. Нащупал мое слабое место и давит. Еще немного — и я встану на сторону короля Норлинга, объявлю этому котобогу войну.

— Получается, Ранстор тебя выгородил? А если бы не он, согласилась бы переспать со всем войском?

В его голосе не было укора. Сплошное удивление с долей огорчения или даже разочарования.

Я стыдливо потупилась в пол, шагнула к Игану вплотную и лбом уперлась в его грудь.

— Согласилась бы, — призналась максимально честно. — Потому что не хочу твоей смерти. Но потом, в последний момент, когда оказалась бы наедине с Герардом, Харди или кем-то другим, с позором бы сбежала. Не могу я, как кошка в марте, каждому коту давать. Другая я.

Он вдруг засмеялся, погладил меня по голове и прижал к себе.

— Глупышка моя. Неужели думаешь, я довел бы того, чтобы ты осталась с ними наедине? Если потребуется, выдам свою магию, попаду под суд, но к тебе никого не подпущу. Кажется, я даже не могу смириться с тем, как на тебя смотрит Ранстор.

— А как он смотрит? — хлюпнула я носом. — С брезгливостью и насмешкой?

— В награду за очередную победу его величество закатывало для нас пир с танцовщицами и женщинами, не обремененными моралью. Солдаты веселились, пили, развлекались. В стороне всегда оставалось лишь несколько человек. У каждого из нас была своя причина не принимать этот широкий королевский жест. Воспитание, семьи, взгляды. Но реакция принца поражала меня больше всего. Он говорил, что веселье и женщины делают мужчину слабым, а он не хотел быть уязвимым.

Я взглянула Игану в глаза и нахмурилась:

— Он что, девственник? А-а-а… Эм-м-м… Вернее, был девственником? — уточнила, вспомнив свою прошлую жаркую ночку.

— Вряд ли. Он набивал шишки по юности. У него были фаворитки старше по возрасту. Опытные, страстные. Наверное, с ними он компенсировал отсутствие матери и раннюю потерю няни. А когда повзрослел и понял, каким собранным нужно быть в боях, отрекся от удовольствий. Как-то в бреду после очередного ранения у него развязался язык, и он проболтался, что если когда-нибудь его покорит женщина, то в нем угаснет воин. Любовь — тоже поле боя, говорил он. Порой более беспощадное.

— Как, по-твоему, связаны его принципы и я? — недоумевала я.

— Он смотрит на тебя с тем же азартом, с каким нападает на противника. Ты для него очередной бой, кошечка. Ты — его война.

Да ну! Чушь несусветная!

Не верила я в это. Или не хотела верить. Мне было приятнее считать, что Иган приревновал, оттого и увидел то, чего нет.

— Знаешь, — играючи промурчала я, пальцами подцепив шнурок его рубашки, — мне больше по душе, как на меня смотришь ты, мой милый док. Когда вспоминаю наше купание, мурашки табуном по коже несутся.

Иган взволнованно сглотнул, позабыв, о чем только что говорил. Я его гипнотизировала, завоевывала. Признаться честно, упивалась вкусом своей победы над его чувствами и желаниями. Впервые я встретила парня, с которым у меня взаимная симпатия. Конечно, мне не хотелось его потерять, и я всеми силами пыталась его удержать. Похоже, у меня было что-то общее с Ранстором. Мне отчасти нравилось господствовать.

— Я тоже не могу это забыть, — хриплым шепотом ответил Иган, растекаясь передо мной лужицей бесконечного счастья.

Вспотевшими ладонями провел вверх по моим рукам, усиливая нажим и выдавая свое возбуждение. Схватился на рваную ткань в местах, где еще на рассвете были рукава, и стиснул зубы.

— Порви, — шепнула я.

Иган на миг округлил глаза, но тут же сузил, пристально глядя на меня и пытаясь понять, не шучу ли я. Он во всем любил порядок, неспешность, спокойствие. Но энергия-то копилась, требовала выхода. И я была готова стать дверью, распахнув которую, Иган мог позволить себе быть диким, свирепым, порочным и даже некультурным мальчиком.

Положила свои ладони поверх его рук и слегка сдавила, подталкивая его к безумству.

Потянув ткань в разные стороны, которая затрещала не только по швам, но и против них, Иган задышал чаще и тяжелее. Розовые полосы на моей коже, обожженные крепкой нитью, будили в нем сексуального охотника. Который не знал границ и пощады. Мог залюбить до потери сознания. А потом заботливо ухаживать, возвращая своей жертве страсти силы.

Закусив нижнюю губу, прикрыла глаза и тихо застонала. Сладкая боль, коснувшаяся моей кожи, напоминала ожог крапивы — внезапный, жесткий, похожий на клеймо.

С трудом разлепив глаза, взглянула в лицо любимому и не узнала его. Передо мной стоял не неуверенный в себе заучка, жертвующий собой во имя медицины и верности короне. Это был полный решимости мужчина, готовый любого скрутить в бараний рог. Мышцы на его теле, казалось, вздулись раза в три. Зрачки в глазах вытянулись. Они смотрели куда-то сквозь меня. Сканировали, испепеляли, любили без слов и телесного контакта, брали свое, сокрушая всех соперников.

Он источал запах мужества, отчаяния, храбрости и похоти — постыдной, жадной, голодной похоти. На секунду я даже испугалась. А когда Иган швырнул куски рубашки в разные стороны, подхватил меня за талию и рывком усадил на стол, даже ахнула от неожиданности.

— Я ради тебя не только против Ранстора выступлю, — захрипел в ухо, горячими ладонями забродив по моим изгибам. — С самим Норлингом вступлю в схватку, моя кошечка. — Поймал мои губы своими, прижег их огненной печатью-поцелуем и шепотом выдохнул: — Еще раз подумаешь отдаться другим солдатам, и я тебя накажу.

Возбуждение, похожее на горох, выпущенный в меня из катапульты, хаотично ударяло по мышцам, скручивая и поджигая меня. Затрясшись от желания отдаться этому дьяволу, развела ноги, подпустила его ближе и потянула за шнурки рубашки.

Но Иган затеял другую игру. Схватив меня за запястья, надавил на какие-то точки, отчего мои пальцы безвольно расслабились, и отвел их в стороны.

— Не так быстро, кошечка, — улыбнулся уголком рта, обводя меня взглядом хитрого кота. — Я хочу вкусить каждое мгновенье этой близости. Изведать вкус твоего томления. Заполнить собой ту пустоту в тебе, в которой вдруг нашлось место целому войску солдат.