Охотник развернулся и пошёл из леса. Тьма, оставшаяся позади него, двинулись следом.

Сзади послышались голоса. Сначала Савелий услышал голос своего соседа Макара.

— Савелий, пошли ельцов удить. Я привадил. Ушицы потом похлебаем. Штоф есть.

Охотник, не оборачиваясь, шёл по лесу, не выбирая дороги, крепко держа цветок и сгребя в пятерню остатки подранной рубахи.

Голоса сзади не унимались. Послышался детский плач с призывом о помощи, следом был слышан надтреснутый голос старца, просящего воды, он обрывался, сменяясь на хохочущий звонкий голос девицы, приглашающей поиграть в догонялки, обещая в случае её поимки поцелуй.

— Саввушка! — услышал Савелий голос своей матери. Он остановился, словно вкопанный. Она стояла как всегда в платке, в сарафане до самой земли, и тянула к нему руки. Он медленно начал поворачиваться к ней. По мере того, как он оборачивался, ее просящее лицо менялось в злорадную улыбку, и весь её образ обретал иные черты. Платок на голове опал в длинные седые волосы ведьмы, у которой проступила на одной щеке глубокая язва и вырос длинный нос.

— Ступай из леса прочь! — прогремел над охотником голос лешего, отрезвив его от ведьминых чар.

Достигнув края леса, Савелий, нырнув рукой за пазуху, извлёк оттуда цветок и что есть силы метнул его камнем в небесную тьму.

Он, поднявшись высоко над деревьями, завис в воздухе, холодно мерцая подобно звезде, и медленно поплыл по безветренному небу. Савелий последовал за ним. Пролетев саженей триста, цветок спустился к одиноко стоящему на поляне пню и с силой ударился о него, озарив все вокруг белым светом.

Охотник подбежал к тому месту и, упав на колени перед пнем, содрал с земли мох, под которым, тускло мерцая жёлтым светом, лежали золотые самородки. Он собрал их и не спеша пошёл на опушку леса, где его ждал леший.

— Ох, и натерпелся я, дедка, страху-то. Седин в бороде, верно, прибавилось. Как ты живёшь среди всего этого?

— Уж свыкся, — ответил мужику леший, почесав сучок на своём носу.

— Да-а!

— Сдюжил ты человече все испытания, награда по праву твоя. Теперь ты богат.

— Да, ни к чему мне это все золото-богатство. Я на него церковь у нас в деревне построю, дело решёное. А то больно уж далеко грехи замаливать ездить надо. В само Богородское. Покуда доберешься, еще грехов прибавится. А то, что мне надо, я у тебя в лесу возьму. В твоей-то кладовой. Уж не окажешь-то по старой памяти! — расхохотался Савелий и по-приятельски хлопнул лешего по мшистому плечу.