– Ну, что ты, где была, где ночевала? – спросила Люду Ирина.

– В другом номере.

Ирэн прекрасно знала, что в августе невозможно получить одноместный номер в интуристовской гостинице, даже для туристов их не было.

– А как это тебе удалось? – сквозь зубы спросила она, как всегда, смотря в сторону.

– Я сказала, что ты лесбиянка. – Люда не умела лгать.

Ирэн в первый раз с любопытством посмотрела на неё.

Они прекрасно знали и понимали, что она никакая не лесбиянка, и ещё она знала, что Людмила была свидетельницей её полу животных превращений. Ирэн с удивлением посмотрела на неё, говоря глазами, только таких, наверно, берут работать в разведку.

– Вот твои деньги, – она подала в салфетке бумажки, – скажи мне, я дотрагивалась вчера до твоих вещей?

– Не знаю, ну, курили вместе… – сама Людмила думала, что все вещи находились целую ночь с ней.

– Не дотрагивайся до тех вещей, до которых я прикоснулась. Я очень была зла на тебя, когда ты не дала поговорить мне по телефону.

Люда почувствовала, что разговор окончен. После этих слов Ирэн опять по-звериному ухмыльнулась, резко повернулась и пошла к своим полякам.

Конечно, Люде было неприятно. Следующий город был – Запорожье. Их встретил местный гид, очень симпатичная женщина. Людмила в двух словах рассказала ей о происшедшем.

– Люда, немедленно на все вещи из сумки надень булавки, на себя надень, ты с этим не балуй, сходи в церковь, покропи святой водой себя и вещи. Ты знаешь, сколько здесь колдунов, да ты вообще дура какая-то, как родилась только что… А ещё я тебе скажу, самое плохое, что она тебе может сделать –это влюбиться. Это самое жестокое наказание. Ты можешь с ума сойти. Я знаю хорошо и украинцев, и белорусов…

Её глазам и словам нельзя было не доверять!

Вот так и висят у Люды булавки с советских атеистических времён.

Люде, Стасу и детям, естественно, всё меньше и меньше хотелось выходить из дома, да они ещё и не наговорились. Чем интересна морская семья? Все говорят, что никогда друг другу не надоедят, всё время, как в первый раз и т.д. Возможно, в этом есть правда. Людин муж меньше полугода не бывает в морях, однажды его не было девять месяцев. Это целая жизнь. Их первые дни начинаются с ретроспектив. То есть, то он, то она рассказывают, что произошло с ней, с ним, с детьми за эти полгода. События, факты, болезни, обиды, переживания, – и все это с аналитическими преподношениями. Нет, не только истории за последние полгода. Каждый его отпуск они вспоминают, как познакомились, история даже не по часам, а по минутам. По-видимому, уже дети знают её наизусть, но они вспоминают всё большие детали, смакуют их, до чего здорово! Вот и опять Люда просит его: «Ну, расскажи мне, Стас, что с тобой произошло, когда ты меня увидел?» И он с удовольствием пересказывает ей эту историю в тысячный раз.

– Меня как будто обухом по голове кто-то стукнул, а потом облако тёплое окутало с ног до головы, я перестал соображать, как будто я стал, чьей-то марионеткой, слова не повиновались моей голове. Я стал, кем-то другим. Я, это не я. И это не моя жизнь», – начал Стас. А Люда прерывает его: «А я сначала увидела свекровь, вроде бы ничего, потом вашего кота, ещё лучше, ну а потом тебя и с ужасом подумала, ну и муж мне достался!».

На самом деле, друг её подруги, Игорь, собирался давно познакомить Люду со Стасом. «Клёвый мужик, мореход, в музыке разбирается…» Стас также знал о ней уже месяца за два, три. «Классная баба, на инязе учится, в музыке разбирается, спортом занимается…».

Это был второй курс института Герцена. Тогда их послали на картошку, как всех советских студентов на два месяца. Приехала Люда уже в конце октября из Киришского района, где её бригада заняла первое место по сбору урожая и заработали неплохо, большой плюс к студенческой стипендии. Но приехали они совсем дикие и тупые, постоянный набор советских продуктов на прилавках магазинов казался им деликатесным разнообразием. Любимым студенческим занятием было, на ночь глядя, рассказывать, кто какие умеет готовить салатики, и под сладкие мысли, слюни во рту, и под испарение мокрых фуфаек от бесконечного дождя, которые тут же сушились рядом с их раскладушками в комнате сельсовета на пятьдесят человек, они и засыпали. Очень хотелось отогреться, помыться и вместо ложки взять вилку. Вот тогда-то и пригласили Люду слушать музыку к Стасу. Естественно, обе стороны были против знакомства, тем более сводничества. Эти патриархальные понятия совсем не входили в их циничные, нигилистические и рокерские. Люда уже приготовилась к тому, как она будет тонко хамить, дерзить, и «оттягиваться» именно от этого. Её будущий муж думал то же самое. Но всё получилось, наоборот, но немного потом. Его первое облачное состояние вы уже знаете, а у Люды появилось в первый раз такое чувство, что она не хочет ничего из себя представлять. Она хочет быть с ним такой, какой была в детстве, со всеми плюсами и минусами, со всеми изъянами и оригинальностями. Люда хотела быть сама собой. Стас вышел к ним в последнюю очередь, сначала показывая свою большую рыжую голову с фонарем под глазом, потом, хромая, показался сам. Оказывается, накануне они подрались во дворце моряков на дискотеке. Неплохое первое свидание! Вообще Люда не могла терпеть рыжих с детства! Но салатик с треской, которым он угостил их, тепло и уют оказался вкуснее всех её предрассудков.

– Людка, боже мой, мы уже больше двадцати лет с тобою! Никто не поверит, как можно столько любить одну бабу! Нет, это уже не любовь, чёрт знает, что такое! – красивым басом воскликнул Стас.

Их дети гнездились около, коты и Амадей тоже, естественно, и каждый добавлял какие-то дополнения или звуки. Смех, шутки и как всегда тонкие подколы.

– Так ведь у нас скоро же серебряная свадьба. Вот до чего дожили! – продолжал Стас.

– Да, свадьба, а у меня до сих пор не было свадебного платья. Я хочу длинное белое свадебное платье! Давай, справим серебряную свадьбу! – подхватила разговор Людмила.

У неё действительно не было свадебного платья. Можно было купить, но которые были, ей совсем не нравились, она дотянула до последнего дня и ночью из розового маркизета сшила себе что-то наподобие ночнушки или распашонки, прицепила к нему малюсенькие искусственные цветочки на проволочках, такие же три цветочка просунула через три дырочки мочек своих ушей, и в загс. И опять их рокерская сущность не позволяла ей наряжаться куклой. Люда не представляла свадебное платье на своём спортивном теле со стрижкой в один сантиметр.

– Мама, папа, давайте! – загорелись дети.

– Нет, мы будем венчаться. Точно, мы повенчаемся, – сказал папа.

Венчание для Люды сакраментальная тайна. Венчаться она боялась, ведь, Бог очень ревнив. Хотя все говорят, что надо. Стас также боится, наверно смотрит, как и она, даже с опаской на это действо.

И все-таки они развили эту мысль.

– Я хочу длинное платье с кринолином, сказала первое слово Люда. Честно говоря, она верила в великую и вечную любовь, и верила, что Стас привезёт ей платье из рейса к их свадьбе. Однако, этого не произошло. А произошло обратное. На второй день после его возвращения из рейса они с матерью поехали выбирать ему костюм на свадьбу. Как бы Людмиле не тошно было, но она поехала с ними.

– Дура! У тебя будет платье со шлейфом семь метров, как у королевы Дианы, – если бы эти слова, пусть, даже слова, он сказал двадцать лет назад, возможно, она и повенчалась бы с ним тогда.

– Я хочу, чтобы мелкие стразики, нет лучше бриллиантики, украшали декольте, – продолжала игру Люда.

– Дура! – опять он произнёс своим браво-уверенным голосом, – у тебя будут не мелкие бриллиантики… у тебя будет один, но с голубиное яйцо бриллиант на груди! – Стасу, видимо, нравилось своё остроумие. Он засмеялся, остальные тоже.

Все размечтались и уже представили, кто из их родственников-детей будет нести шлейф. Дочка тут же достала старую тюль, обвязала вокруг головы, сверху надела летнюю панаму из морских водорослей и пошла кружить. Амадей тут же встал на задние лапы и за ней, кошки за ним, остальные подхватили шлейф. Жаль, что не осталось никого в их веселье, кто снял бы на видеокамеру.