Помню, как отец тогда вошел в гостиную, где были мы с сестрой, и будничным тоном сообщил, что через неделю Ти обручится с этим напыщенным индюком. У сестры задрожала нижняя губа, но она ничего не посмела сказать. А папа развернулся и вышел. Вот и все. Занавес.

Так вот, когда три года назад отец точно так же сообщил, что заключил соглашение на мою помолвку, никакого «занавес» не было. Был грандиозный скандал, от которого родитель уйти не успел. Я в сердцах высказала все, что думаю о договорных браках, и сообщила о том, что я не вещь.

Но отец не зря был главой тайного совета. Из-за этого герцога Файна опасались вдвойне. Причем настолько, что прямые враги у него категорически не заводились. А все потому, что боялись хватки человека, который сумел проникнуть в весьма «тесную» компанию вампиров. И удержаться в ней.

Ведь политика, юриспруденция и лекарские науки были прерогативой клыкастых. И если в последнем случае, среди врачевателей, легко можно было встретить и оборотней, и людей, то среди дипломатов все сплошь были детьми ночи. И меж них – герцог Файн, в чьей безукоризненной родословной, кроме человеческой, не было иных рас.

Так вот, отец в тот раз смял весь мой протест, лишь произнеся:

– Без меня ты ничто. И звать тебя никак. Я содержу тебя, как и твою сестру, и твою мать. А ты даже не в состоянии обеспечить сама себе достойный уровень жизни. Так что, пока я плачу за тебя, ты обязана подчиняться.

Отец привык ломать под себя обстоятельства, характеры, судьбы. Не только в стенах своего рабочего кабинета, но и дома.

Тогда-то я и осознала, что, если буду по-прежнему сопротивляться в открытую, меня тоже сломают. И поняла, что единственный выход вырваться из-под этого гнета – стать по-настоящему независимой. Нет, не сбежать из дома, устроиться официанткой или горничной в отель и попытаться жить тихой обычной жизнью. Это было бы равносильно плевку на репутацию отца. Такого бы он не потерпел ни за что.

Поэтому не сомневалась, что, решись я на подобную авантюру, уже через несколько часов стояла бы в его кабинете. Скорее всего, я бы даже униформу не успела надеть и приступить к работе.

Другое дело – дипломированный специалист высокого класса с достойной зарплатой, статусом и должностью, с которой меня не так просто убрать.

Именно поэтому я училась как сумасшедшая. Причем если шесть лет назад поступила на алхимию, то после приснопамятного скандала с родителем я подала документы еще и на артефактора, решив получить дополнительную специальность. Не сказать, чтобы мне это легко удалось. Решающую роль сыграла то ли моя идеальная зачетка, в которой стояло лишь «великолепно», то ли моя фамилия… Но, так или иначе, я своего добилась.

В следующую же сессию в моей идеальной зачетке появилось первое «приемлемо». Автограф поставил лично Ульрих фон Грейт. Он же Катафалк, которого ненавидели все студенты факультета. И я однажды подумала: как в этом случае он должен относиться к нам? В общем, я Катафалку даже посочувствовала. А все потому, что к тому времени успела влюбиться. В артефакторику.

Именно она стала моей основной специализацией, и через несколько дней у меня должна была состояться защита диплома. И если другие ждали этого дня, как судного, то я… Я так своему совершеннолетию не радовалась!

Главное теперь – до этого момента дожить. Без потерь. Моральных, физических, финансовых, репутационных… А последние вполне могли быть. Во всяком случае, униформа стюарда на это не тактично, а прямо-таки вопиюще намекала.

Все потому, что деликатное Тинино «немножко велика» по факту оказалось «я утонула». Вот в заливе утонуть не смогла, а в белых штанах и рубашке с фирменными нашивками – запросто. Хотела сначала завернуть рукава и штанины, но потом… На кончике моего указательного пальца вспыхнул небольшой огонь. А через секунду запахло и паленой тканью.

Я не стала и пытаться повторить трюк дракона с разрывом прочной ткани, а просто прожгла ровную линию, отчекрыжив все лишнее. Остальное подтянула, увязала и закатала. В темноте, если не приглядываться, я даже могла сойти за члена экипажа. Если очень сильно не приглядываться, конечно. Желательно в кромешной темноте. Тогда точно сойду.

– Ну, ты все? – нервно спросила Тина.

– Почти, – отозвалась я и, наклонившись, вывела на досках пола всего одно слово: «Спасибо».

Такое себе, конечно, получилось выжигание по дереву, но надеюсь, дракон оценит. Хорошо было бы оставить и плату за свое спасение, но… по любому ювелирному украшению или артефакту он мог меня найти, а денег с собой ни у меня, ни у Ти не было. Так что… в памяти схинца я, похоже, останусь вежливой и… жмотистой.

– Теперь точно все! – заключила я, перехватив сосиску, с которой так и не смогла расстаться, и мы с сестрой заспешили прочь, на ходу договорившись, что младшая скажет отцу, что мне нездоровится. И она, как примерная сестра, сопроводит меня до дома, как только судно причалит к берегу. Пока же я побуду в одной из свободных кают. Благо официальная часть раута уже успела завершиться и пристать мы должны были совсем скоро.

Место, где я могла бы переждать, нашлось быстро. Мы условились с Ти, что, как только корабль причалит, я выжидаю десять минут и схожу на берег. Она подгонит чабиль, в который я под отводом глаз и запрыгну.

В ожидании сестренки закрыла замок на задвижку и легла на узкую двухъярусную кровать. Запечатывать дверь еще и заклинанием не стала: это могло бы привлечь ненужное внимание.

Напряжение медленно отпускало. И я смогла в полной мере почувствовать, насколько замерзли голые ступни, что моя правая коленка разбита, а локоть ссажен. Да и правую скулу как-то подозрительно пощипывало. Нет, в таком виде попадаться на глаза кому бы то ни было тоже не стоило.

И нет бы провести этот светский раут схинского консульства не на борту корабля, а на земле? Увы мне! Организаторы мероприятия с чего-то решили, что часовая прогулка по заливу, после которой корабль пришвартуется у набережной, свежий воздух и плеск волн гораздо лучше подойдут для укрепления добрососедских отношений, чем зал ресторации. И вот теперь чиновники, депутаты, консулы, военные вели неспешные беседы на верхней палубе, с которой доносились звуки живой музыки. А те из журналистов, кто сумел получить аккредитацию, освещали это мероприятие.

А я вот затаилась. И приготовилась ждать… Только мое одиночество было нарушено гораздо раньше, чем я предполагала. В замке раздался подозрительный скрежет, словно его не открывают уверенно ключом, а тихо и настойчиво взламывают. Спустя несколько секунд вертушок начал медленно, будто нехотя, поворачиваться.

«Демоны! Меня никто не должен увидеть!»

Слетела с кровати и заозиралась. Увы, под койку было не спрятаться. Под ней вместо пустоты было три выдвижных ящика. Так сложиться, чтобы поместиться в один из них, я просто физически не могла.

Зато я увидела то место, в котором порой обретаются любовники и скелеты, а то и скелеты любовников, – шкаф! И пусть оный был узким, как гроб, и столь же привлекательным, но главное – я в него помещалась!

Я едва успела в него залезть, как дверь в каюту распахнулась. Через узкую щель я увидела, как внутрь зашел невысокий, щуплый тип в плаще. На его шее болталась на ремне чарокамера.

«Вот фтырх! И везет мне сегодня на репортеров, как утопленнице на омуты!» – подумалось некстати.

Меж тем мужчина достал переговорник и, набрав номер, произнес:

– Все, Мик, я нашел свободную темную каюту. Сейчас проявлю снимки и, как только причалим на берег, готовь место на первой полосе. У меня для тебя сенсация…

Собеседник ему что-то ответил, и тип, махнув рукой, словно говоривший с ним его видел, беззаботно отозвался:

– Не, не политика, все безопасно. Так что юристы могут не напрягаться. Светский скандал. Зато громкая шумиха гарантирована…

При этих словах у меня внутри все оборвалось. Неужели кроме того репортера, которому я и дракон испортили камеру, нас успел заснять еще кто-то? Вот гремлин горбатый!