Глава 20

День казни с самого утра обещал непогоду. Хмурое небо грозило вот-вот разразиться снегопадом, а легкая поземка могла превратиться в метель. Жители Златограда, спешившие по своим делам, проходя через городскую площадь, ускоряли шаг. Вид виселицы действовал устрашающе.Однако в полдень зазвучали трубы царских глашатаев, призывающие жителей города прийти на площадь, где должна состояться казнь. Несмотря ни на что, народу собралось много - не протолкнуться. Горожане знали, что сегодня будет казнен не только князь Гордыня, но и дюжина разбойников. Эти разбойники были всего лишь малюсеньким ошметком того грозного полчища, что бесчинствовало на дорогах земель Светоча. Когда Гордыня бежал от стен Златограда вместе с наемниками, разбойники вернулись на свои «насиженные места» у дороги. Князь Всполох призвал воинов, пришедших в Златоград, остановить разбой и произвол лиходеев. Отряды воинов отправились усмирять душегубов. Эти же - были пойманы для острастки остальных, чтобы неповадно было.То, что на казни будет присутствовать и сам царь с молодой женой, стало полной неожиданностью. Не женское это дело – смотреть на висельников. Если бы народ знал, что на этом настояла сама царица Грёза. Зная добрый нрав мужа и его нерешительность, она решила быть при царе на всякий случай. И сейчас царская пара восседала на высоком помосте, окруженная верными друзьями и воинами.Когда к виселице подвели разбойников, галдевшая на все лады толпа смолкла. Один из глашатаев зачитал приговор. Имена и прозвища осужденных были как на подбор:Багро, Буян, Волк, Черняк, Хрипун, Угоняй, Тыра, Пруша и всё в этом же духе. За разбой на дорогах все были приговорены к смерти через повешение. Толпа, наблюдавшая за казнью, молча внимала словам глашатая. Не было ни криков, ни улюлюканья. Слишком много горя людям принесли душегубцы, слишком много слёз было пролито по вине лиходеев.Когда с разбойниками было покончено, одна петля осталась свободной. Толпа вновь забурлила разговорами - кто же этот несчастный? И тут к виселице подвели князя Гордыню. В этом человеке с трудом угадывался тот Гордыня, что остался в памяти народа. Худой, совершенно седой, с ввалившимися щеками. Весь его вид выражал какую-то стариковскую покорность и равнодушие ко всему происходящему. Будто всем своим существом князь говорил - ну скорее бы уж что ли. Глашатай вновь зачитал приговор: «…за пособничество разбойникам, за душегубство, за мятеж и измену государю… лишается княжеского титула… приговаривается к смерти через повешение аки разбойник…». Гордыня лишь усмехнулся в ответ. Вспоминал ли он сейчас ту сладкую жизнь, что вёл при покойном Милонеге? Или сожалел о каких-то ошибках? То останется неведомо. Оживился Гордыня лишь когда его спросили о последнем желании. Бывший князь кивнул головой в сторону телеги, на которой сидела Загляда. Стражники замялись и вопросительно посмотрели в сторону помоста, на котором находился царь Есислав. Бледный от волнения, молодой царь согласно кивнул. Тот час, стража подхватили с телеги девицу и развязали ей руки. С Гордыни также сняли оковы. Загляда, несмотря на заточение и постигшую её горькую участь оставалась красавицей. Ни легкая проседь в смоляных волосах, ни красные от слёз глаза, ни обозначившиеся скулы не портили девицу. Её губы также манили к поцелуям, а зеленые глаза могли свести с ума любого. Многие женщины в толпе лишь завистливо вздохнули и ткнули локтем своих мужей, чтобы не заглядывались на девицу.Загляда бросилась в объятия Гордыни - последним его желанием было проститься с любимой. Даже видавшие разное стражи потупили глаза - так жарки были объятия двух несчастных, обреченных на смерть. Минуту спустя Гордыню оторвали от Загляды и повели к виселице. Загляда же продолжала тянуть руки, будто хотела еще хоть кончиками пальцев коснуться любимого. Стражник, грубо схватив её за руку, кинул на телегу.Гордыня шагнул к петле. В тот миг, когда его ноги повисли в воздухе и тело забилось в агонии, над площадью раздался нечеловеческий крик. Загляда истошно кричала и рвала на себе волосы. Потом, в каком-то исступлении, оттолкнув могучего стража, девица кинулась к телу Гордыни. Обняв ноги возлюбленного, она целовала их, проливая горькие слёзы.В толпе послышались женские всхлипывания и приглушенные рыдания. Царь Есислав, бледный и дрожащий от охватившего его волнения, сделал знак приостановить казнь. Царица Грёза удивленно посмотрела на мужа. В отличие от супруга, царица вид имела невозмутимый и спокойный. Лишь смятый платок в её руке выдавал чувства.- Что это означает, государь?- Грёза, может, стоит помиловать девицу? Жалко её… Убивается как…Царица хмыкнула:- Лучшей участью для неё сейчас будет смерть. Она хотя бы прекратит её мучения. Не забывай, государь, что девица эта погубила немало людей. И помилуй её сейчас, она, оправившись от горя, начнёт мстить тем, кто повинен в смерти Гордыни. И первым в этом списке, будешь ты, Есислав…Молодого царя передёрнуло - умереть от какого-нибудь яда не входило в планы Есислава. И он, махнул платком, приказывая продолжить казнь.После оглашения приговора, в котором Загляду обвиняли в отравлении людей и пособничестве государеву изменнику, появился палач. Загляда хоть и была из простого народа, но молодой царь посчитал, что нехорошо вешать девицу. Лучше уж отрубить голову…К палачу Загляда подошла с улыбкой на устах. Улыбка эта была безумна и потому страшна. В толпе раздались сочувствующие вздохи - жаль было такую красу. Загляда же, опустившись на колени, откинула в сторону черные волосы, оголяя белую шею.Народ расходился молча. Разговаривать не хотелось. Гнетущее чувство висело над городом. Каждый будто чувствовал свою вину в том, что только что наблюдал. Жаль было и девицу, и даже к Гордыне кто-то проникся сочувствием.Лучезар после казни не находил себе места. Нет, он вовсе не жалел Гордыню - тот получил по заслугам. И к Загляде не было жалости - девица не лучше Гордыни. Его поразила её тяга к любимому - до последнего вздоха. Даже перед лицом смерти Загляда думала лишь о любимом и ценила каждый миг, проведенный вместе. А он? Самовольно лишает себя любимой и загоняет в оковы. Ну, кому нужна его благородность? Сам же он только страдает от этого… Пусть говорят что хотят в холмах, пусть Хэйла обвиняет его в обмане! Завтра же, Лучезар поедет к Дрону просить руки Малаши.

Глава 21

Дрон, лукаво прищурив глаза, посмотрел на Лучезара:

- А я уж думал, не осмелишься просить руки Малаши. Видать и впрямь любишь…

Старик вздохнул и продолжил:

- Но только знай, согласится девка - отдам за тебя. Ну а ежели нет, неволить не стану. Не обессудь.

Лучезар нетерпеливо кивнул головой. Где же его возлюбленная? Что не идёт? Дрон же, заметив нетерпение молодца, снова вдохнул:

- Только тут загвоздка вышла. Я же по осени Малашу к тётке её родной, Елице, свез в Гороховку, что под Карынью…

Лучезар нахмурился. Что-то нехорошее всколыхнулось в душе, при словах Дрона. Гороховка… Так это ж то село, из которого Таргитай полон брал!

- Да ты не хмурься, Лучезар!- старик заметил в глазах богатыря тревогу,- Вот как снег сойдет, да лёд на реке растает - привезу домой я невесту твою.

Так старик, видать, и не знает того, что в Гороховке приключилось! Ничего не ответил Лучезар Дрону, а только выскочил как ошпаренный во двор, вскочил на Грома и ускакал прочь. Дрон же, удивленно пожал плечами:

- Совсем дурной парень стал… Неужто любовь так сушит?

Поведению Лучезара подивился и Дитята, когда застал друга в горнице. Лучезар наскоро собирался в дорогу. Вид молодца был настолько грозен, что даже Дитята не решился спрашивать у друга, куда он собрался. Лучезар же, окончив сборы, сам бросил коротко на прощание:

- Меня не ищите. В Гороховку я, за Малашей.

Всю дорогу до пристани, где стояли купеческие корабли, молодец корил себя.

«И как сердце мне не подсказало, что она близко? Что может в беде? Я же и в Гороховке был, и у Таргитая… Как я мог не почувствовать?».