В часы «пик» очередь к Юльке бывает чуть больше, чем к другим продавцам. Работает она все-таки медленнее Клавы и тем более Лизы. Но теперь Юлька не беспокоится — со временем скорость придет. Зато она замечает, что у нее появились свои покупатели, которые предпочитают потерять несколько минут, но, как говорят в магазине, «отовариться» обязательно у Юльки. Жертва почти немыслимая!

Старушка, например, у которой сиамские кошки, направляется только к Юльке, и ни к кому больше. Это потому, что Юлька всегда внимательно выслушивает рассказы старушки о ее любимцах и сама не забывает поинтересоваться их житьем-бытьем.

У прилавка покупателей нередко грызут сомнения — брать или не брать? А чаще — то брать или это? Скажем, голландского сыра купить двести граммов или предпочесть ему российский? Цена и того и другого сыра одинаковая. Но называются-то они по-разному, значит, имеется между ними различие? А какое? Покупатель не знает. Вот и соображает, как бы ему не попасть впросак, не прогадать. Наконец, ища выход, спрашивает:

— Посвежее какой сырок будет?

Можно ответить ему так:

— Сыры одного завоза. — И добавить нетерпеливо: — Очередь ведь, народ ждет! Долго гадать-то будете?

Клава обычно отвечает в подобном духе. И Юлька, когда еще не стояла за весами, очень жалела всех нерешительных покупателей, получивших стандартный Клавин ответ. Она живо представляла себе, что должно происходить в душе у такого бедняги. Во-первых, перед людьми, перед всей очередью он громогласно изобличен в полном продуктовом невежестве. Обидно? Конечно! Во-вторых, всенародно представлен мелким скаредой, пенкоснимателем, готовым за свои шестьдесят копеек удавиться.

Быть может, покупатель и не испытывает всей этой гаммы мучительных чувств и они лишь плод Юлькиной фантазии. Возможно, он вообще не ощущает никакой обиды.

Нерешительных покупателей Юлька опекает особенно тщательно, проявляя терпение и такт. Она научилась в десяти буквально словах объяснять основные свойства товара. Когда же и в этом случае посетитель продолжает колебаться, она советует взять понемногу того и другого, попробовать и оценить. Смешно, но почти никто из покупателей самостоятельно не может додуматься до столь простого и естественного способа разрешить собственные внутренние противоречия.

И еще важно — к данному выводу Юлька приходит тоже по собственному разумению — не стараться воспитывать покупателей. Не навязывать им своих представлений о жизни. Юлька не знает, как в других городах, а в Москве манера эта сильно распространена: все друг друга чему-нибудь учат.

Вот ходит каждый день в магазин покупательница — тихая, вечно заискивающая перед всеми женщина, со стертым, невыразительным лицом. Не лицо, а фотография на паспорт. Почему-то на паспортных фотографиях у всех людей одно выражение, вернее, его вообще нет. Покупательница эта, к какому бы отделу она ни подошла, назвав продукты, которые собирается купить, обязательно затем добавит:

— Мне для больного!

В магазине откровенно над ней посмеиваются. Насмешки она замечает, но не может понять причин и каждый раз испуганно осматривает себя, ищет небрежность в туалете. Лиза как-то не выдержала и резанула со всей прямотой:

— Что это у вас в семье целый год болеют да болеют? И медицина бессильна?

Женщина словно заметалась в какой-то лишь ею самой ощущаемой тесной клетке. Кому приятно быть уличенной во лжи, даже если ложь невинна, как эта?

После Лизиного демарша женщина не приходила в магазин несколько дней, потом снова появилась. Юлька к тому времени уже начала работать самостоятельно. Покупательница подошла к ней, подала чек. Дальше сработала привычка.

— Девушка, мне для боль… — И осеклась, бросив затравленный взгляд на Юльку.

— Для больного, — уточнила Юлька серьезно. — Я понимаю. Вы удачно пришли, нам только что завезли творог, очень хороший. Взгляните!

Она показала на лоток, стоявший в прилавочной витрине. Творог в нем и правда выглядел аппетитно: белые мощные комья с едва заметным розовато-золотистым отливом, от них прямо-таки веяло первозданной свежестью.

— Может, полкило взять? — стала вслух соображать покупательница. — На двести граммов побольше?

— Конечно, — мягко сказала Юлька, — советую. Доплатить в кассу вы можете без очереди, а я пока все приготовлю.

Скоро женщина вернулась со вторым чеком. Впервые лицо ее не годилось для казенной фотографии — женщина улыбалась.

Надо сказать, что и у Юльки после ее ухода возникло приподнятое настроение. А ведь прав папин сосед по палате, маленький и хрупкий Александр Иванович. Хорошо он тогда говорил, немного по-газетному, но все равно хорошо. Говорил, что в магазине человек ощущает итог своих усилий очень быстро, сразу, и итог этот — благодарность людей. Радостное все-таки чувство вызывает человеческая признательность, честное слово!

Глава двенадцатая

Этого дня Юлька ждала почти целый месяц: сегодня приезжает Олег!

Но, как часто случается, бочка меда не обошлась без капли дегтя: Юльке приходится стоять за прилавком, идет ее неделя. Ежедневные смены продавцов до сих пор не введены, материальщики тянут, ссылаясь на болезнь Антонины Сергеевны, ждут, когда она выйдет на работу. Но Антонина Сергеевна по-прежнему на больничном. Отпрашиваться Юльке тоже как-то неудобно, так что встретиться с Олегом она сможет только вечером. Конечно, катастрофического в этом ничего нет, да и освобождается она раньше, чем остальные. Но хотелось бы побыстрей. Тем более от Олега вчера пришла телеграмма из Курска — он уже почти на самых подступах к Москве. Телеграмма веселая, но за ее смешными строчками Юлька угадывает нетерпение, желание увидеться как можно скорей. Телеграмма, как и всякая телеграмма в мире, напечатана на бланке прописными буквами. Но если соответствующим образом расположить строчки, то получится стишок. Вот такой:

Завтра не смогу ли я

повстречаться с Юлией?

Не видались целый век!

У подъезда в два. Олег.

Почему Олег решил, что она сегодня не работает? Перепутал расписание смен? Придет к ее дому, будет стоять, ждать, а она не появится. Нехорошо! Можно, конечно, позвонить ему часов в двенадцать. К этому времени Олег уже должен быть в Москве, если собрался ее встретить «у подъезда в два». Так и надо сделать!

Долгожданный, торжественный этот день начался как обычно.

В магазин Юлька пришла в половине восьмого, чтобы до открытия успеть подготовить рабочее место. Тут ведь тоже целая наука со своей терминологией, своими тонкостями. Разместить товары следует так, чтобы избежать во время работы лишних, нерациональных движений, не метаться в легкой панике из стороны в сторону, не ползать туда-сюда в поисках нужных продуктов. Юлька должна еще успеть проверить, не нарушена ли «композиция» в витринной части прилавка. Словечко «композиция» в магазине сделалось модным с легкой руки художников-декораторов. Прежде говорили просто — выкладка, крутили розочки на брусках масла, и тем дело кончалось. Художники долго объясняли и показывали, какие способы укладки товаров в прилавочных витринах существуют, как необходимо сочетать их размеры, форму, цвет, вид упаковки, чтобы все вместе создавало эту самую композицию.

Без десяти восемь Мария Степановна тоже, как всегда, вышла в торговый зал, чтобы убедиться, на всех ли товарах имеются ценники, а также выверить весы, поставить их «на нули», если стрелки сбились.

Сейчас Алексей Андреевич распахнет входные двери и торжественно провозгласит: «Магазин открыт! Проходите, граждане, мы вас ждем!» И толпящиеся у входа граждане поспешно устремятся за покупками, чтобы затем набить ими эмалированные утробы своих отощавших за прошедшие сутки холодильников.

— Третий раз спрашиваю: вологодское есть?

Увы, вологодского нет, но Юлька сейчас сожалеет об этом никак не меньше, чем нетерпеливая покупательница. Ей, Юльке, как никогда, хочется, чтобы всем вокруг было хорошо, а неприятности — большие и малые — оставили бы людей, не отягощали их хоть один-единственный день, и чтобы днем этим был, разумеется, день сегодняшний.