– Не давай мне сдернуть маску, – говорит он.

– Коралловый захват? – уточняю я.

– Замо́к богомола. В коралловом захвате я сломаю тебе руку.

Я подчиняюсь. Усевшись позади Кассия, обхватываю его ногами за пояс, а руки завожу ему под мышки, захватив бицепсы, потом сцепляю пальцы в замок на его затылке.

– Пита, щелкни переключателем.

Пита медленно придвигается.

Что-то бормоча себе под нос, Кассий берется за ручку активации сбоку маски.

– Готов?

– Давай.

Пита поворачивает ручку активации. Раздается шипение: это три сотни игл, встроенных в пластик маскирующей маски, вонзаются в кожу, кости и хрящи лица Кассия. Он дергается. Раз, второй. А потом из-под маски вырывается булькающий звук, как кипящий пар из чайника. Его мышцы скручиваются узлом и каменеют. Кассий врезается в меня. Его руки извиваются так яростно, что мне кажется: он сейчас переломает мои собственные. Он невнятно кричит, сыплет неразборчивыми ругательствами, перекатывается, пинается и чуть не попадает Пите в голень. Она отпрыгивает. Маска безжалостно закачивает ему в лицо наполнитель, приживляя искусственную кость на челюсть, лоб, вокруг глазниц. Через двадцать секунд индикатор маски вместо красного загорается желтым, и жуткие конвульсии Кассия начинают ослабевать. Мы лежим на боку и тяжело дышим. Кассий хнычет и погружается в неглубокое беспамятство. Индикатор мигает зеленым. Я выпутываюсь из его рук. Вдоль предплечья ощущаю уколы боли, намекающие на стрессовый перелом.

Пита кидается к Кассию и осторожно расстегивает маску. Его лицо превратилось в клокочущую массу воспаленной, опухшей плоти – он выглядит как восковая фигура, которую поместили слишком близко к огню. Понемногу опухоль спадает под воздействием противовоспалительного компресса, наложенного Питой.

Когда она снимает компресс, оказывается, что наш красивый друг исчез. Его лицо сменила бандитская физиономия: низкий лоб, нос картошкой, покрытый сеткой капилляров, шелушащиеся уши и вялый рот с припухшими ленивыми губами. Шрам аурея пропал, поглощенный этим новым обликом бронзового. Пита утирает слезы.

Она смотрит на меня с упреком, вырывает нюхательную соль из моих рук и, взломав ампулу, сует ему под нос.

– Ты лучше всех, господин, – говорит она Кассию, бережно поддерживая его голову и вытирая испачканное рвотой лицо, пока он приходит в себя.

– Легко, как грех. Теперь все кончено. Все кончено… – Он садится с помощью Питы, и мы вместе смотрим в иллюминатор, как эсминец открывает стыковочный отсек, чтобы заглотить нас целиком.

Я стою на своей башне под сильным дождем.

Внизу раскинулась стальная шкура Вечного города. Среди взметнувшихся ввысь башен, раздавшихся вширь стадионов и жужжащих комплексов лежат темные озера теней – метки, оставленные Шакалом и последовавшей за этим войной. Теперь, когда радиация уничтожена и импульсные купола удалены, членистоногие строительные корабли «Сан индастриз» движутся туда с ленивой целеустремленностью, переправляя работников, перевозя металл.

Гиперион, может, и восстанавливается, а вот все южные города были уничтожены силами Повелителя Праха под командованием безумного Минотавра, Аполлония Валия-Рата, пока того не схватили и не засадили в Дипгрейв.

Мой народ страдает. Но фальшивый мир Танцора – это не ответ. В юности меня поглотила лихорадка войны. Я не чувствую ее теперь. Чувствую лишь холодную тяжесть долга и страх перед тем, что может произойти с моей семьей.

Сияющий корабль приближается к вершине моей башни и приземляется на посадочной площадке. По трапу спускается коренастый серебряный с лысиной на макушке. На нем белый бархатный камзол с высоким воротником. На тяжелой руке сверкает перстень с аурейским глазным яблоком.

– Квиксильвер! – приветствую его я. – Спасибо, что прибыл.

Он с ворчанием пожимает мне руку. Его единственный спутник, дрон-часовой размером не больше детского черепа, плывет за ним. Хромированный корпус поблескивает под дождем. В центре пульсирует красное око. Настороженно смотрю на него.

– Я видел, как социалисты срывают с тебя корону. Позорное было зрелище, – усмехается Квиксильвер. – Люди Маттео сказали мне, что дебаты завершены. Черные воздержались. Просто сидели там. Караваль и медные присоединились к «Вокс попули». Ордер на твой арест будет подписан в течение часа. Вскоре они проголосуют за перемирие.

– Тогда ты знаешь, что случится потом.

– История – это колесо. А толпы всегда одинаковы. Состоят из маленьких людей с большими аппетитами. Они способны вырасти при одном условии: если будут пожирать таких людей, как мы. – Он смотрит на меня с прищуром. – Ты можешь покончить с «Вокс попули» сегодня ночью. Взять сенат штурмом. Заковать их в кандалы.

– Они все еще принадлежат к моему народу, – защищаюсь я.

– А они об этом знают? – (Я не отвечаю.) – «Вокс попули» – это рак. Есть лишь один способ справиться с раком. Вырезать его. Я говорил это твоей жене много лет назад.

– Мы согласились на демократию.

– Однако же ты здесь, правда? – со смехом спрашивает он, но я улавливаю фальшь. – Перемены под силу не завистливым толпам, а смелым и дерзким одиночкам. Фичнер знал это. И мы знаем. Даже если большинство плюет на нас.

Я смотрю на лысеющего мужчину, вспоминая нашу первую встречу на Фобосе. Как я его тогда ненавидел! Он – странное существо. Полное злобы, эгоизма, напичканное жесткой идеологией. Никогда бы не подумал, что смогу доверять такому человеку. Но он поднялся из безвестности на одной лишь силе воли. Он создал Сынов Ареса вместе с Фичнером. Он заново отстроил республику после моих войн. Без него Луна была бы краем кратеров и пепла.

– Ты уходишь. Верно? Хорошо, – говорит Квиксильвер.

– Хорошо?

– Что толку от Жнеца в клетке? – спрашивает он, кивком указывая на небо. – Ты нужен нам на воле.

Я не спрашиваю его совета, но все же эти слова укрепляют мою решимость. Он был другом Фичнера. Эх, если бы я мог сейчас поговорить с Фичнером! Всего лишь раз. Согласился бы он с моим планом?

– Мне нужна твоя помощь.

– Ты знаешь, что я всегда помогаю своим друзьям. Возможно, поэтому их у меня так мало.

– Наверное, ты захочешь сперва услышать, какая именно помощь мне необходима.

– Ты нипочем не доберешься до своих кораблей на орбите, если за тобой по пятам будет следовать эскорт, – предполагает Квиксильвер. – Тебе нужен один из моих.

– Мне нужен «Несс». – (Он вздрагивает.) – И пусть это выглядит так, будто его угнали.

– Почему «Несс»? Что ты задумал? – Я молчу, и Квиксильвер недовольно ворчит. – Не важно. Я поставлю его в сухой док на ремонт. Ты знаешь, где это.

Я киваю:

– Тракса уже ждет в доке.

– Так ты знал, что я скажу «да».

– Надеялся.

Он смеется:

– Верни его в целости, ладно? Это любимый корабль Маттео.

– Сэр, – раздается у меня за спиной. Тон обеспокоенный.

Я поворачиваюсь. Позади стоит мой архикопейщик Александр Аркос, старший и самый умный из внуков Лорна. Ухмыляющийся вундеркинд. Тонкий, как клинок, с длинными белыми волосами и светлой кожей. Ему едва достает до груди другой копейщик – моя племянница Ронна, упрямая старшая дочь Кирана от первого брака. Ей двадцать лет, у нее бритая голова и приплюснутый нос. Она служит копейщиком всего год, но изо всех сил рвется доказать, что ничем не хуже Александра.

Дождь заставляет их склонить головы. Влага впитывается в черные куртки легиона Пегаса. Александр с презрением смотрит на дрон, висящий в воздухе за Квиксильвером, а вот моя племянница не отрывает взгляда от гостя.

– Они все здесь, – докладывает Александр.

Я поворачиваюсь к Квиксильверу:

– Если приспешники «Вокс» обнаружат, что ты помог мне… Тебе будет безопаснее на Фобосе.

– Чтобы смотреть, как чернь грабит мои башни и мои компании? Я не просто так держу службу безопасности. Я отстроил этот спутник заново и должен сражаться здесь. Кстати, вот досада! Ты пропустишь мой день рождения.