Майор Деметриуш Новак, заместитель командира отряда специального назначения «Вервольф», просматривал доставленную дежурным сводку происшествий, выделяя маркером «праздничные» происшествия – из главного управления затребовали отдельный рождественский отчет. Соломенная плетенка, увитая золотой лентой и бусами из рябиновых и можжевеловых ягод, обрамляла настенные часы. Время близилось к восьми вечера. В кабинете царила тишина. Неужели Анджей не позвонит? Отступился? Или нашел другой выход?

Новак потянулся, встал, подошел к окну и выглянул на улицу. Возле КПП стояли двое. Майор Анджей Розальский, заместитель начальника городского отделения полиции, разговаривал с оборотнем в гражданской куртке. Мелкий и упрямый снег припорошил звезды на погонах Анджея, осел на темных волосах его собеседника кружевной шапочкой. Анджей покачал головой, хлопнул темноволосого по плечу. Тот развернулся и побежал к стоящей возле обочины машине – поскальзываясь на ледке в тонких осенних туфлях. Деметриуш вернулся в кресло и уставился на внутренний служебный телефон. Тот немедленно и деликатно затренькал.

– Новак слушает.

– Демчо, я внизу, на КПП. Можно подняться и поговорить?

– Заходи.

Положив трубку на допотопный аппарат, Деметриуш позволил себе глубокий вздох. Навалилось неприятное ощущение, что Анджей собирается накинуть на него удавку. Сейчас накинет, а потом годы затянут.

«Да что я себя заранее на беды настраиваю? Камул подаст, Хлебодарная вывезет… как-нибудь обойдется».

Стрелка часов щелкнула, задевая цифру XII. Плетенка задрожала, одна из можжевеловых ягод упала и покатилась по полу, словно пыталась найти и изгнать Демона Снопа, притаившегося среди канцелярской мебели. Люди и оборотни чтили зимнее солнцестояние – каждый по-своему. Люди верили, что в этот вечер случилось рождение их Бога во плоти, и звезды, зажженные ангелами, привели пастухов и волхвов к хлеву, где Богоматерь лелеяла младенца. Оборотни праздновали изгнание Демона Снопа. По их преданиям в этот день Хлебодарная отхлестала можжевеловым веником нечисть, портившую зерно в амбаре, и тем самым спасла племена от голодной смерти – суровая зима лишила леса дичи и поставила лис и волков на грань вымирания.

Чем теснее переплетались судьбы народов, тем больше общих черт находилось в праздниках. Люди начали добавлять можжевельник в рождественские венки, оборотни – перевивать солому золотыми лентами и привязывать блестящие колокольчики. Изменилась и выпечка. Люди научили оборотней приправлять зимнее печенье имбирем, а лисы открыли людям секрет сосновой коры – она, промолотая и добавленная в муку, изгоняла из жилища злых духов. Звучали псалмы в храмах, вечерами светились украшенные гирляндами ёлки, полыхали костры, пожиравшие соломенные подношения и окуривавшие города и села можжевеловым дымом. Завершал декаду День Подарков – а от такого чудесного праздника кто откажется?

– Тук-тук! – Анджей толкнул дверь, вошел, прикрываясь, как щитом, стеклянной банкой с притертой крышкой – чаем с травами и сухофруктами. – Я с подарком. На денек раньше, чем положено, но, думаю, Камул с Хлебодарной не обидятся.

– Присаживайся, – Деметриуш указал на кресло для особо важных посетителей, отодвинул бумаги, щелкнул кнопкой электрического чайника.

Ему пришлось снять причудливую оплетку и приложить усилие, чтобы откупорить банку. Летний аромат завис в воздухе, вытеснил можжевеловый дух. Новак зачерпнул заварку ложкой, насыпал в стеклянный чайник, залил кипятком и выставил на стол чашки и кусковой сахар.

– Ты знаешь, почему я пришел, – глядя на расправляющиеся цветы и листья, проговорил Анджей. – Возьми парня в отряд. Должен буду, отплачу, чем смогу. Я его прикрывал, сколько мог. Сегодня мне влепили выговор за злоупотребление служебным положением в личных интересах.

– Его уволили? Служебное несоответствие?

– Я уговорил начальство принять рапорт по собственному желанию.

Деметриуш залип взглядом на чайнике, прислушиваясь к себе. Он мог отказать Анджею. Не вмешиваться в чужую судьбу, устраниться, пустить дело на самотек. Избежать неминуемых неприятностей, в конце-то концов.

– Это же он меня нашел, – глухо сказал Анджей. – Командир поискового отряда велел сворачиваться, а он полез в подвал, где воды по колено было, добрался до третьей комнаты, дверь вышиб, когда меня услышал. И врача заставил на месте реанимационные мероприятия провести. Если бы мне сразу брюхо от аконита не промыли…

– Я думал, врач сам…

– Нет. Он наорал, пригрозил, и…

Деметриуш прикоснулся к горячему стеклу, подержал, запоминая боль припёка, и согласился:

– Ладно. Возьму.

Анджей просветлел, набрал воздуха в грудь, но Деметриуш оборвал его резким взмахом руки:

– Прикрывать не буду. Удержится в отряде – так тому и быть. Не уживется – пойдет в супермаркете на дверях стоять.

– Твое право. Спасибо, что не отказал. Я твой должник.

– У Камула на полях сочтемся. После Дня Подарков пусть в канцелярию зайдет, подаст рапорт. Рассмотрю обычным путем.

Анджей кивнул. Деметриуш поднял чайник, чтобы налить чай в чашки. Несколько можжевеловых ягод сорвались с плетенки и заплясали на линолеуме, скрепляя договор.

Дом – крепкий двухэтажный особняк – достался Ханне при разводе. Адвокаты раскопали имущество мужа, купленное в браке, заставили делить. Ханна забрала особняк, отказавшись от половины квартиры и загородного дома. Жить с Витольдом под одной крышей она больше не собиралась, продавать доли не хотела – неизвестно, насколько это затянется. Проще было совершить обмен. По иронии судьбы особняк Витольд купил своей любовнице, юной белоснежной волчице, твердо намеревавшейся перейти в статус законной супруги. Первый этаж занимала элитная кофейня, безнадежно прогоревшая – любовница пробовала свои силы в бизнесе и крепко промахнулась с выбором места.

По диагонали от особняка, через перекресток, высилось здание городского отдела полиции, раскинувшее щупальца-пристройки на весь кубик. Напротив – пожарная часть, занимавшая изрядный кусок Алтарного Парка, а сбоку – казармы и штаб мобильного отряда специального назначения. Люди и оборотни в форме курсировали из здания в здание, сидели на скамейках в Алтарном Парке, а элитное заведение с дорогущими сортами кофе и авторскими кексами оббегали по кривой дуге. Невысокий уровень культуры, прожорливость и умеренные зарплаты заставляли полицейских, спецназовцев и пожарных обедать в столовых, толкаться в очередях за пирожками в киоске, приютившемся в углу сквера, носить термосы из ближайшей пельменной и покупать кофе и какао в автоматах, кидая пару монет. Отдавать крупную купюру за то, чтобы выпить крохотную чашечку кофе в обществе полотняной салфетки и букета из живых цветов, никому из служивых в голову не приходило – зачем, если можно взять картонный стаканчик и посидеть на лавочке?

Бизнес адвокаты отжали вместе с особняком. И это, неожиданно, вытащило Ханну из пучины терзаний, в которой она едва не утонула, пытаясь понять – можно ли было спасти брак? Допустила ли она какие-то ошибки, подтолкнувшие Витольда к измене? А потом, когда измена уже свершилась? Нужно ли было сразу хлопать дверью? Может быть, надо было…

Голос разума напоминал, что она уже в разводе и имущество поделено. Ханна выслушивала голос разума, кивала, и снова начинала думать: «А если… А если?.. А если бы…»

Визит в элитную кофейню, прогулка по парку и сомнительный комплимент от двух вояк, лузгавших семечки возле спецназовского КПП, взбодрили. Ханна оценила ситуацию и решила попробовать перевести блажь на рельсы обогащения. Первым делом она уволила флориста, отказавшись от ежедневных букетов на столах, вторым – баристу и официанта, третьим – выставила на продажу запасы элитного кофе и чая. А потом, тщательно высчитав вложения и возможные доходы, отправилась в банк, чтобы взять кредит.