* * *

Собирался снегопад — вот и все, что я помню об этом дне. Снег должен был вот-вот пойти. Как всегда перед этим, холодный воздух уплотнился — верный признак, что скоро с неба повалят белые хлопья, думала я, направляясь к зданию парламента. Мысль грела, потому что на мне были новые сапоги, точнее, полусапожки из лакированной кожи на низком каблуке — такие носят женщины средних лет, потому что в них чувствуют себя в меньшей степени «средних лет». Что еще? Что заставило тебя задержать на мне взгляд? В тот день я надела мягкое светло-серое трикотажное платье с воротником, а поверх него — приталенный шерстяной жакет, черный, с большими серебряными пуговицами. Утром я вымыла голову — может, это и сыграло решающую роль? Незадолго перед тем я сделала стрижку «каскад» и выкрасила несколько ничем не примечательных каштановых прядей в миндальный цвет. Я самым банальным образом чувствовала себя вполне счастливой.

Если по этому описанию я кажусь чересчур самодовольной, то лишь потому, что я такая и есть — точнее, была до того, как встретила тебя и случилось то, что случилось. За несколько недель до этого мне делал недвусмысленные предложения юнец вдвое моложе меня — об этом я еще расскажу, — что и вознесло мое самомнение до небес. Я ему отказала, но фантазии, которым я предалась, до сих пор держали меня в тонусе.

Я уже в третий раз должна была выступать перед правительственным комитетом и хорошо знала процедуру — собственно говоря, предыдущее выступление состоялось только накануне. Дойдя до Дома с решетками, я прошла через вращающиеся двери, положила сумку на ленту рентгеновского детектора, кивком и улыбкой поприветствовала охранника, пошутив, что опять надела массивный серебряный браслет, чтобы наверняка получить бесплатный массаж. Меня сфотографировали на однодневный пропуск, позволяющий перемещаться по зданию без сопровождающих. Как и накануне, рамка, когда я через нее проходила, запищала, и я сразу подняла руки, чтобы крупной женщине-охраннице было проще меня ощупать. Будучи патологически законопослушной, я испытываю восторг при мысли об обыске: и здесь, и в аэропорту я испытываю глубокое разочарование, если сигнализация не срабатывает.

Охранница быстро прошлась по обеим моим рукам, потом сложила ладони, как перед молитвой, и провела ими у меня между грудей. Охранники-мужчины молча наблюдали за процедурой, что делало ее еще более двусмысленной, чем если бы они участвовали в ней сами.

— Хорошие сапожки, — сказала охранница, слегка сжав их по очереди обеими руками. — Сегодня они вам точно пригодятся.

Она выпрямилась, повернулась и протянула мне пропуск на цепочке. Повесив его на шею, я наклонилась, прижала карточку к считывающему устройству, и передо мной распахнулись очередные стеклянные двери. До выступления перед комитетом оставалось полчаса — достаточно, чтобы посидеть в атриуме за круглым столиком под инжиром с большой чашкой капучино. Я посыпала кофе коричневым сахаром, а затем, просматривая сделанные накануне заметки, облизнула палец, сунула его в опустевший бумажный пакетик, подбирая со дна последние кристаллы, и съела кофейную пенку. За соседними столами сидели члены парламента, их гости, чиновники и служащие, явившиеся на обеденный перерыв, журналисты, референты, секретари, помощники… Одним словом, обычная атмосфера правительственного учреждения, повседневная рутина — то, на чем все держится. Я пришла оказать содействие комитету в выработке рекомендаций по ограничениям технологий клонирования. Большинство людей до сих пор думают, что это и есть генетика, как будто наша наука сводится к экспериментам по скрещиванию и производству идентичных овец, мышей или растений. Неиссякающие запасы пшеницы; квадратные помидоры; свиньи, которые никогда не будут болеть и заражать людей, — вот темы одних и тех же дискуссий, которые мы ведем уже многие годы. Свой первый доклад комитету я представила три года назад, но знала, что и сегодня мне придется повторять прежние аргументы.

Я всего лишь пытаюсь сказать, что в тот день я пребывала в хорошем настроении, но в остальном день выдался самый обыкновенный, рядовой. На самом деле он не был обыкновенным, правда? Я сидела, потягивая кофе, убирала за ухо прядь, изучала свои записи и не подозревала, что все это время ты за мной наблюдал.

* * *

Впоследствии ты описывал, как это выглядело со стороны. В какой-то момент я подняла голову и оглянулась, как будто кто-то меня окликнул, но потом опять уткнулась в бумаги. Ты пытался угадать, почему я это сделала. Через несколько минут я почесала правую ногу. Потом потерла нос пальцем, взяла со стола салфетку и высморкалась. Ты наблюдал за всем этим, сидя за столиком в нескольких футах от меня и нимало не беспокоясь, что, взглянув в твою сторону, я тебя узнаю, потому что тогда я не имела понятия, что ты существуешь на свете.

В 10:48 я закрыла папку, но не стала прятать ее в сумку, и ты понял, что сейчас я отправлюсь на заседание в один из залов. Прежде чем уйти, я сложила салфетку и вместе с ложечкой сунула в кофейную чашку. Аккуратистка, подумал ты. Поднявшись со стула, я быстрым жестом разгладила платье спереди и сзади. Провела ладонями по волосам, повесила сумку на плечо, взяла в руки папку. Покидая кафе, оглянулась, чтобы проверить, не оставила ли чего-нибудь на столе. Позже ты говорил, что эта деталь подсказала тебе, что у меня есть дети. Дети постоянно что-нибудь забывают, и, когда у человека вырабатывается привычка перед уходом проверять, все ли он захватил, от нее трудно избавиться, даже если дети давно выросли. Правда, ты ошибся с возрастом моих детей. Ты предположил, что я родила их поздно, уже сделав успешную карьеру. По твоим словам, я вышла из кафе с уверенным видом человека, прекрасно знающего, куда ему идти. Ты успел рассмотреть меня, пока я пересекала просторный холл и поднималась по лестнице к залам заседаний. Я шагала твердой походкой, с высоко поднятой головой, не глядя по сторонам. Судя по всему, я не догадывалась, что за мной наблюдают, и ты сказал, что тебе это понравилось, потому что из-за этого я казалась одновременно и уверенной, и уязвимой.

А как же я? Посетило ли меня в тот день, пока я пила кофе, какое-либо предчувствие, спрашивал ты потом, желая услышать, что да, посетило. Ты наседал на меня, подбивая сказать: да, я ощущала твое присутствие. Нет, только не в кафе, отвечала я. Там я думала о том, как лучше объяснить неспециалистам, почему большая часть нашего генома не выполняет никакой функции, в отличие от меньшей части, которая кодирует белки. Размышляла, как доходчиво дать им понять, до чего мало мы знаем.

Как, ни малейшего намека? Совсем ничего? Ты был слегка обижен. Или притворялся обиженным. Как же я могла не почувствовать твоего взгляда? Нет, в кафе точно нет, говорила я, но, возможно, хотя я сама не уверена, я что-то такое почувствовала в зале заседаний.

Мое выступление шло по плану. Я закончила отвечать на вопрос о темпах развития технологий клонирования — слушания были открытыми, поэтому участникам приходилось задавать вопросы, которые волнуют общество. Председатель попросила сделать короткий перерыв, чтобы она могла проверить порядок вопросов. Один из членов парламента справа от нее — его имя, Кристофер как-то-там, значилось на стоявшей перед ним табличке — раздраженно жестикулировал. Я терпеливо ждала. Долила в стакан воды из графина и сделала несколько глотков. И вдруг почувствовала что-то странное, какое-то покалывание в плечах и шее. Как будто в зале, у меня за спиной, появился кто-то и воздух словно уплотнился. Когда председатель подняла голову, я увидела, что ее взгляд направлен мимо меня, на ряд стульев для посетителей. На мгновение она снова вернулась к своим бумагам, потом посмотрела на меня и произнесла:

— Прошу прощения, профессор, еще минуту, — и повернулась к сидящему слева от нее помощнику.

Я никогда не занимала профессорской должности в британском университете. Я могла претендовать на этот титул, только когда преподавала год в Америке, пока муж работал в Бостоне по программе научного обмена. Ей следовало обращаться ко мне «доктор».