Софи с жалостным выражением наблюдала за происходящим с бокалом в руках. Чуть выждав, она рванулась к подруге, обняла ее и уткнулась лицом в ее плечо. Элиза тоже приобняла подругу и прижала к себе, при этом неотрывно глядя в лицо Морису. Оторвавшись от Элизы, Софи смахнула слезинку со щеки и заполошно забормотала:
– Я смотрела на вас, и мне было так тепло… так тепло. Просто слов нет. Нет, ну я не знаю, как это выразить. Хорошо мне было, счастливо.
Элиза ее легонько похлопала ладонью по спине:
– Ну, будет, будет. Давай! Теперь твоя очередь.
Софи отстранилась от Элизы и нерешительно стала топтаться на месте. Переступая с ноги на ногу, она испуганно посматривала на Мориса. Всю ее решительность как ветром сдуло. Она судорожно перекладывала бокал из одной руки в другую. Ее лицо выражало смесь отчаянной робости с проблесками надежды. Морис неожиданно для самого себя ощутил себя главным среди этих женщин. Их опорой. Он протянул руку к голове Софи, погладил ее светлые волосы. В глазах Софи мелькнула благодарность, она как ребенок рванулась к Морису и прижалась головой к его груди. Элиза, сложив руки на груди, смотрела в спину Софи, потом перевела быстрый спокойный взгляд в глаза Мориса, отвернулась и стала что-то поправлять на столе. Для Мориса этот взгляд оказался одновременно и болезненным уколом, и знаком моральной поддержки, как ни странно, подтверждавшим правильность его поведения. Он прижал голову Софи к своей груди, и новое чувство накатило на него. Оно отличалось от того, утреннего, за завтраком, когда каждую из женщин он воспринимал как свою мать или свою родную тетю. Теперь они для него казались сестрами. Младшими сестрами, нуждавшимися в защите от этого жестокого мира. Он прижал к себе Софи и нежно поцеловал в макушку. Поцеловал еще и еще. Она подняла к нему глаза, и беспомощное выражение на ее лице точно соответствовало нахлынувшим на Ревиаля чувствам. Да, ей требовалась защита, ей требовалось плечо близкого сильного человека. А то, что она вытворяла с ним полчаса назад, был просто детский необузданный порыв девочки-подростка, встретившей первого мужчину и желающей познать, что такое взрослая жизнь. Софи доверчиво тянулась к его губам, привстав на цыпочки. И опять все было не так, как с Элизой. Нет, Морис не позволил себе сократить время третьего поцелуя. Но на этот раз член его не напрягся и не уперся в бедро Софи. После того как поцелуй закончился, он повторно прижал Софи к своей груди, она расслабленно прильнула к нему и обхватила ослабшими руками его тело. Элиза продолжала что-то перебирать и поправлять на столе. Софи мягко отстранилась от Мориса и виновато опустила голову. Элиза, заметив это, дежурно поправила прядь волос у своего уха, искоса холодно посмотрела на них и уверенно направилась к Софи. Они снова обнялись, как бы соблюдая необходимую часть ритуала. Вот только страсти, на которую способна была Софи в отношении подруги, Элиза не смогла продемонстрировать. Дежурным голосом Элиза холодно объявила:
– А теперь к столу. Пора заправиться.
Она сдержанно натянула на лицо улыбку.
На выпивку и еду все трое накинулись с жадностью. Морис еще ковырял вилкой в тарелке, а Элиза свою тарелку уже давно отодвинула от себя. Софи с неизменным стаканом апельсинового сока в руке опять задрала над столом свою коленку. Они обе с интересом наблюдали за тем, как Морис ест. Софи с приоткрытым от любопытства ртом, а Элиза смотрела изучающе и, казалось, с безразличием. Софи икнула и тут же запила соком из стакана. Морис почувствовал себя неловко от того, что он один продолжал есть за столом. Он отодвинул от себя тарелку, сделал глоток коньяка из бокала и довольно поморщил губы, демонстрируя пресыщение едой и готовность продолжить общение. Софи резко вскинулась на стуле:
– Совсем забыла. Утром звонили «желтые жилеты».
Элиза настороженно посмотрела на подругу:
– Чего хотели?
– Чего-чего. На митинг звали. Сегодня же суббота.
– Ну а ты чего?
– Я обещала перезвонить. Утро было, я после вчерашнего соображала еще плохо. Так что будем делать?
Элиза тряхнула кудряшками на голове и усмехнулась:
– А ты как думаешь?
Смысл ее смешка не вызывал сомнения в ее намерениях. Софи неуверенно посмотрела на подругу:
– Остаемся дома?
Элиза скосила на нее пребрежительный взгляд:
– Нет, все бросим и натянем на себя по паре желтых жилетов, чтобы ни у кого не было сомнений в наших намерениях.
Софи растерянно посмотрела на подругу. Та решительно рассеяла ее сомнения, сопроводив свои слова уверенными кивками головы:
– Думаю, сегодня они и без нас обойдутся.
Софи заерзала на стуле.
– Тогда я первая делаю Морису массаж.
Элиза холодно посмотрела на нее:
– Почему ты первая? Я тоже умею делать массаж. Мне кажется, сейчас моя очередь.
Морис болезненно ощутил смену своего статуса в этой маленькой компании. Этот день просто изобиловал трансформациями мироощущений. Пробуждение Мориса не оставляло сомнений, что он превратился в разнузданного типа, которому Казанова в подметки не годится, а Дон Жуан на его фоне выглядит застенчивым скромником. Дружеские объятия с унитазом и переглядывания с зеркалом в ванной наводили также на далеко не лестные сравнения. Роли опекаемого, окруженного материнской заботой и любовью ребенка и старшего брата для него тоже были в диковинку. Не мог Морис припомнить, когда с ним обходились как с приблудным псом. Свежие постельные приключения также были полны противоречивых ощущений относительно его статуса. Теперь все это рухнуло под осознанием того, что он всего лишь игрушка в чужих руках, кукла, которую не могут поделить между собой подружки. Это вызывало негодование и отторжение. В его голове прошелестела печальное соображение: «Ну, вот и началось. Прав был этот автор, даже у султана в гареме кипят немыслимые страсти».
Он положил руку на стол и постучал ей, привлекая к себе внимание:
– А у меня никто не хочет поинтересоваться, чего я хочу?
Обе женщины воззрились на него взглядами, в которых стояло: «Моя игрушка».
Наступившую паузу прервала Элиза:
– Ну, и чего ты замолчал? Говори, кого из нас ты хочешь!
Морис поправил одной рукой на груди халат, а ладонью другой провел по столу.
– А у меня другое предложение. Предлагаю наше общение до некоторой степени разнообразить.
Две пары глаз впились в него, и он продолжил:
– Есть два варианта на выбор.
Морис выдержал паузу, и за него продолжила Софи:
– Ну?.. Один – это поехать к тебе. А другой?
Морис отрицательно покрутил головой:
– Нет. Ко мне – это тоже камерная обстановка. Если менять авансцену, так менять ее кардинально. На выбор: мы все трое едем в казино и играем за одним столом, или мы едем на рыбалку, куда-нибудь подальше от людей.
Эти два выхода из создавшейся ситуации возникли в голове Ревиаля совершенно спонтанно и требовали осмысления и развития. Женщины воззрились на Мориса. Элиза сузила глаза:
– А ты сам-то чего хочешь?
Морис протяжно вздохнул и сознался:
– И то и другое. Скажем так. Сначала крупно проиграться в казино, а потом удачно порыбачить. Где-нибудь под Орли. Что скажете?
Софи рассеянно поинтересовалась:
– А почему проиграться? Мне кажется, лучше выиграть.
Морис задумчиво потер подбородок.
– Если проиграю, то это для меня будет знак, что меня в понедельник с работы не вышибут.
Софи обескураженно расширила глаза:
– Почему? Какая связь между проигрышем в казино и твоей работой?
– Ну, мне так видится путь Господень. Мой дед любил повторять: «Бог не выдаст, а свинья не съест. Бог не фраер. Если одно возьмет, то другое непременно даст». Я лично предпочитаю проигрыш в казино, чем потерять работу.
Софи наморщила лоб:
– Фраер? Это что-то немецкое? – Она тут же безразлично махнула рукой: – Не важно. Так куда мы едем?
Элиза соображала быстрее и прагматичнее:
– Как одеваться? В казино дресс-код. А в смокинге и вечернем платье особенно не порыбачишь.