– Ты его покорми, а то он стесняется. Опохмелиться ему я уже дала.

Морис все отчетливее ощущал себя не в своей тарелке. Складывалось ощущение, что его здесь воспринимают на уровне приблудного пса, о котором необходимо заботиться, коль скоро его удосужились приютить. Элиза тихо сказала:

– Садись за стол, не стой на пути как столб. Сейчас все будет готово.

Морис потерянно плюхнулся на стул. Действовала Элиза, в отличие от флегматичной Софи, быстро, если не сказать молниеносно. Сначала раздалось шипение горячей сковородки и одновременно с ним урчание кофемашины. Потом на столе появились три тарелки. Из них вкусно пахло яичницей с беконом. Рядом с тарелками возникли ножи и вилки. А перед Морисом была водружена еще и кружка с кофе. Элиза тем временем продолжала чем-то шуршать и звенеть. Она поставила на стол тарелку с багетом, сыром и банкой паштета и только после этого села за стол напротив Мориса. Усаживаясь на стуле, она вопросительно посмотрела на Мориса:

– Ты чего не ешь?

И тут на Мориса накатили ощущения его давнего детства. Он вдруг явственно представил себя ребенком, таращащим глаза из-за края обеденного стола, а мама его подгоняет: «Ты чего не ешь? Ешь быстрей, а то в школу опоздаешь».

Морис виновато двинул бровями и услышал свой смущенный голос:

– Вас жду.

Элиза деловито окинула взглядом стол и посмотрела в лицо Морису:

– Еще выпьешь?

В этом ее взгляде были одновременно и сострадание, и забота.

Морис в раздумье свел брови к переносице, потом махнул рукой:

– А давай.

Пока Элиза наполняла его бокал, Ревиаль вдруг реально ощутил, что его отношения с этими женщинами перешли в какую-то новую, совершенно непонятную и неизвестную ему фазу. Такого с ним еще не случалось. Морис с удивлением отметил, что его новые знакомые, в отличие от него, в сложившейся ситуации ведут себя непринужденно и обыденно. Или это только ему кажется? Может, они тоже чувствуют себя неловко, просто не выпячивают это?

Во всяком случае, они не драматизировали ситуацию и не выглядели женщинами на грани истерики. Ревиаль тут же нашел для себя оправдание: «Им проще – их двое, а я один. Между ними солидарность, они чувствуют плечо друг друга».

Во всяком случае, совершенно ясно было то, что все вчерашнее осталось для Ревиаля где-то позади, во мраке. А вот день сегодняшний, похоже, готовит для Ревиаля сюрпризы. Начиная с того, что сейчас ему предстоит заново познакомиться с этими женщинами. Нет, имена друг друга они, конечно, знают и помнят. Но почему-то и он и они воздерживаются их произносить вслух. Это странное утро провело черту между вчера и сегодня. Между ними пролегла пропасть этой непонятной ночи. Сейчас, утром, встретились знакомые люди, которые толком друг о друге ничего не знают. Или это только один Ревиаль попал в двусмысленность зазеркалья? Может, остальные в этом зазеркалье живут давно и счастливо? Мориса подмывало немедленно спросить, что же было этой ночью. Но его также безотчетно страшил ответ на этот вопрос. Ревиаль включил внутреннее сосредоточение: «То, что ведут они себя непринужденно, с одной стороны, понятно. Они на своей территории, а дома, как известно, и стены помогают. А вот я – непрошеный гость. Или все-таки прошеный? Ну не без приглашения же я сюда ввалился. И ведут они себя со мной как с ребенком, над которым взяли шефство. Как же, как же, ребенок, шефство. Эти сказки вы оставьте для умственно убогих и неполноценных. И все же, что было этой ночью? Ничего не помню. Провал».

Элиза отхлебнула из своей чашки кофе.

– Тебе вчера вечером звонили, а ты мобильник не брал.

Она подняла на Мориса ясный взор, как будто ожидая его объяснений. Морис протянул руку к брюкам и вдруг вспомнил, что его мобильник должен быть в грудном кармане пиджака. Он посмотрел на Элизу:

– А пиджак мой где?

– В прихожей висит.

Ревиаль вскочил со стула.

– Извини, я сейчас.

В дверях кухни Морис столкнулся с Софи, возвращавшейся из ванной. Она отступила в сторону и с ехидной улыбкой поинтересовалась:

– Что, уже все? Надоело? Уходишь?

Морис покраснел и отрицательно мотнул головой:

– Нет. Сейчас вернусь.

Он достал из пиджака свой мобильник и ужаснулся. Шесть неотвеченных вызовов от его начальника, еще несколько звонков с неизвестных номеров. Одна эсэмэска: «В понедельник вам надлежит быть в 11:00 по адресу 3143».

Ревиаль обреченно вздохнул. «Ну, вот и все. Ненадолго мне дали свободу. Час расплаты подоспел. Будьте любезны заплатить по счетам. Хорошо. Посмотрим, что это за счета. Черт! Черт!! Черт!!! Просто день сурка какой-то. Не совсем, конечно, день сурка, вчера-то я был по адресу 2545. С другой стороны, какая разница, по какому адресу тебя ждет Торквемада? Просто тебе благосклонно дали перед кончиной насладиться запахом костра, на котором тебя поджарят».

Он вернулся на кухню и наткнулся на настороженные взгляды Софи и Элизы. Сел и отхлебнул кофе. Первой не выдержала Элиза:

– Ну, не молчи, рассказывай!

Морис поднял на нее глаза:

– Что рассказывать?

Софи поджала свои чувственные губы:

– Да ты весь перевернутый какой-то. Скажи уже, что случилось.

Морис скривил рот:

– Да это еще вчера случилось, а может быть, и раньше. Да наплевать. Как говорил мой дед, прорвемся.

Элиза встревоженно нахмурила брови:

– Прорвемся? Это ты о чем?

Морис отхлебнул кофе и печально улыбнулся:

– А… не важно. Это метафора. Прорвемся – это значит не пропадем.

Тревога в глазах женщин не исчезала. Морис посмотрел на них и усмехнулся:

– Чего приуныли? Как говорил мой дед, гулять так гулять. Он у меня русский был. Песню одну очень любил.

Морис по-русски запел:

– Из-за острова на стрежень, на простор речной волны выплывают расписные Стеньки Разина челны. На передней Стенька Разин…

Он посмотрел на озадаченные лица женщин с полуоткрытыми ртами и широко улыбнулся:

– Топи в вине всемирную печаль. Ну что, продолжим вчерашнее веселье?

Женщины напряженно переглянулись. Софи поинтересовалась:

– В смысле, «продолжим»?

Морис безмятежно улыбнулся:

– Идем в ресторан.

Элиза продолжила жевать свой круассан и сдавленно произнесла:

– Рестораны еще закрыты. Утро.

Морис не сдавался:

– Ну, тогда сами пикник организуем.

Элиза с подозрением поинтересовалась:

– А куда тебя, собственно, несет? Тебе здесь что, плохо? Не нравится? Неуютно?

Морис виновато вздохнул, уставился в окно позади женщин и стал соскребать мысли со стенок извилин мозга в кучу. Мысли, как гусеницы, старались в панике расползтись в разные стороны: «Уютно, неуютно… А вот неуютно мне здесь. Не люблю себя дураком ощущать. А мне ничего другого и не остается, кроме как ощущать себя дураком. Не успел из одной беды выкарабкаться, как вляпался вообще неизвестно во что. Будь они неладны, эти биткоины. Хоть бы знать, что было этой ночью. Надо взять и спросить. Выдохнуть и спросить. И будь что будет. Будет хотя бы ясность».

Морис упер ладони в колени, резко выдохнул через рот и спросил:

– А что было этой ночью?

Глаза женщин потеплели, и они загадочно переглянулись. Софи игриво приподняла подбородок и медленно провела тыльной стороной ладони себя по щекам.

– А ты не помнишь?

От этого ее жеста у Мориса кошки заскребли на душе, он отрицательно помотал головой:

– Нет, не помню.

Элиза с мягкой улыбкой поинтересовалась:

– Ну и что ты конкретно хочешь знать?

– Для начала – как я здесь очутился.

Софи ответила:

– А ты никак не мог определиться, кого из нас ты собираешься завербовать в агенты.

Женщины зашлись смехом. Элиза продолжила сквозь смех:

– Поэтому мы поехали не к тебе, а к нам. Мы снимаем эту квартиру на двоих.

У Ревиаля засосало под ложечкой, он смотрел на женское веселье и с досадой размышлял: «А неслабо я вчера, похоже, надрался. Выходит, я выложил им все про свою работу. Может, они не поверили? Посчитали, что я дурака валяю, выпендриваюсь? Да какая теперь разница… Вышибут меня в понедельник со службы, и все. И никому не будет дела до того, о чем я трепался и хвастался по пьяни».