– Вот и в путь добрый! – И растроганный генерал Лукич помахал ему носовым платочком вслед, – Не поверишь, так теперь, безостановочно, и будет махать до завтрашнего утра. Но ты пиши смело, ручаюсь – Иван сделает всё-всё, что запланировано. По-другому у нас просто не бывает. Ты куда теперь – в  редакцию? Согласен, жми, так и быть. Лёньке привет! А я к тому – в берете. Ты понимаешь, надо. Да и Трифон заждался.

А-а, тогда да. Тогда, конечно.

Глава 5. Спасение колхоза «Правда»

Лёнька встретил меня на парадном крыльце редакции. Показался он мне каким-то странным: сидел на перилах и курил, взъерошенный. Так что скорее я его встретил, а не он меня. Я ему на самом деле просто попался.

– Садись, покурим. –  Подвинулся, освобождая место на перильце.

– Ты чего такой?!

– Хо-хо, парниша, не всё сразу! Как съездил?!

– Пока ничего. Только начали. Но снимок сделал. Надо отнести в проявку и печать. Завтра сдам положенные сто строк, сразу как результат куриловский узнаю.

– Сто двадцать! По числу гектаров же!

– Хорошо-хорошо, сто двадцать!

– Давай, строчи. – Лёнька несколько раз жадно затянулся и, не глядя, щёлкнул окурок за спину, как за борт. – Теперь пошли. Только сразу не падай.

На пороге завотделом одёрнул рубашку, проверил штаны (оказывается, вновь пришла мода на застёгнутые ширинки), несколько раз провёл пятернёй по лохматой голове. Заинтересованно внимая и столь необычному Ленькиному настроению и его ещё более непонятному, стильному охорашиванию, я вошёл вслед за ним в чертоги районки и тут же в привычной табачной атмосфере второго этажа верхним чутьём взял тонкий аромат духов. Всё ясно! Полундра!

В дверях нашего отдела, перекрыв массивной тушей весь проём, подпирая притолоку, в состоянии изумительно большого вдохновения высился сам великий и неподражаемый Иванов-Бусиловский. Ни обойти, ни вскарабкаться. Настоящий тромб.

– Конечно, вам у нас понравится, де-воч-чки! – Ворковал он своим ещё более необыкновенно нежным, просто особеннейшим тенором, самым неотразимым из всего его поэтического арсенала. – Мр-р-р… А какая здесь рыбалка! А ра-аки!

– Да что вы говорите?! Надо же! Обожаю… раков! – Откликнулось из глубины отдела чьё-то лирическое меццо-сопрано. – А они кусаются?!

– Что вы, что вы?! Может, какой невежа разок и ущипнёт, хо-хо. – Аккуратно, в нос, как в тряпочку, посмеялся Бусиловский, не выходя из охотничьей стойки. А вид у него… будь хвост, наверняка бы охотничью дробь выстукивал. – Но это пустяки. Зато какие экземпляры попадаются! Не поверите – до  килограмма весом. Клянусь честью! У меня, кстати, есть отличные стихи на эту тему…

Мы переминались за спиной поэта, ожидая паузу в его рачьем экспромте. Не дождались. Лёнька не выдержал и согнутым пальцем вежливо постучал в мягкую поясницу заместителя редактора.

– Разрешите войти, милостивый государь?!

– Кто там? – Не оборачиваясь, вдруг пискляво раздражилась поэтическая спина.

– А там кто?!

– Ах, Лёня. – Неохотно посторонился поэт. – Покурил?

– Категорически извиняюсь, дела! – Сурово произнёс Лёнька, направляясь к своему столу, и тут же принялся там демонстративно рыться в бумагах. –  О раковых шейках давайте продолжим немного позже. Может быть, во внерабочее время. Как вы на это смотрите, Илья Михайлович?!

– Конечно. – Вынужден был признать не свою правоту Иванов-Бусиловский.

А Лёнька по-деловому звал меня. Надо было расширять плацдарм.

– Заходи, не бойся. Знакомься с новыми сотрудниками. Точнее, сотрудницами нашего отдела. Лена! Можно без реверансов. А это – Шурочка или Санечка! Как же всё-таки лучше?

– Не всё ли равно-о?! – Спокойно протянула Шурочка-Санечка.

Это у неё звучало меццо-сопрано. Пусть, конечно. Лишь бы не колоратурно-астматическое. Значит, это она раков любит. Хорошо бы, если только их.

– Нет – Шурочка! – Твёрдо, прежним баритоном произнёс Иванов-Бусиловский, пропустив меня и вновь укрепив в дверях свой поэтический волнорез. И застенчиво добавил нежным своим голосом: –  Мне так больше нравится!

– Это для вас. – Даже не глянул в его сторону Лёнька. – А мне всё больше ладится Санечка. Как тебе, Вить?! Стесняешься?! Он у нас, девочки, вообще очень скромный, тихий и доверчивый, как птаха. Правда, иногда задолбывает на раз. Сильно правильный потому что.

Бусиловский наконец понял конкурентный расклад и всё-таки ушёл. Не стал соревноваться с молодняком. Временно. И тогда Лёньку наконец сорвало и понесло, как разбойничий бриг тайфуном – то есть, далеко-далече. Сначала немного, потом всё дальше и дальше. Выкладывал этот тетерев как на зорьке – всё, что знал. Хотя его никто особенно не просил. Находка для шпионов.

Поэта унесло – Саньку Волкова принесло, редакционного водителя. Он заскорузлой провинциальной прозой, изысканно и тонко пахнущей машинным маслом, встрял в наш дверной проём, на освободившееся после Бусиловского место – и принялся молча не сводить глаз с новых сотрудниц. Так, конечно, и дурак сможет. Я прошёл к стенке, под карту района, уселся на новенький стул, специально для посетителей предназначенный. И в полном кадре увидел вторую нашу новую сотрудницу, Лену. Слегка некрашеную, слегка одутловатую –  всё-таки постарше и поскромнее Санечки. Да и размерами во многом попроще. В смысле потолще. Как раз чтобы карьеру делать, не заморачиваясь на пустяки.

– А вы помощник Леонида Васильевича, да? – Спросила она глуховатым грудным голосом.

– Он мой первый зам. – Поморщившись, что прервали его живописания уборочных страстей в районе, ответил за меня Лёнька. –  Друг, товарищ и брат. А также специалист по крупным и рогатым скотам.

– Как интересно-о! – Тянет и Леночка, прикрывая губами слегка дефектную улыбку.

– Но вообще пишет он хорошо, почти как я, будете у него учиться. Всему же остальному – только у меня! Тут ему ещё пилять и пилять! – И позырил на меня нахальным взглядом.

– О-ля-ля! – Тут по-французски говорит на это эффектная брюнетка Шурочка-Санечка, всё чаще поглядывая на Лёньку. Так что и без переводчика стало ясно, что в душе она тоже блондинка.

Да и по всему видать, что ей тоже очень интересно. Ещё бы! Судя по всему, такая чайка на лету всё схватит! Но явно не у меня, как Лёнька подметил, слишком скромной птахи. Так и слава же богу!

Тем не менее, за моим столом эта чернявая птичка, похоже, вполне и возмутительно освоилась. Все бумаги, перед тем продуманно разбросанные мною в удобном для меня беспорядке, теперь собраны в одну пухлую стопку моих трудов за последние две недели. И на стопке той, особый шик, раскрытой ракушкой лежит пудреница. Припечатала заранее все мои мысли. И ещё какие-то тряпочки-косыночки. Сразу видать, настоящая женщина, как считает моя жена. Какая ж это женщина, коли сразу не накладывает лапу на всё, что ей подвернулось под коготки да колготки?! Не обвешивает тряпочками, метки не ставит?! Территорию не метит?! Поскольку действительно забавное существо. Вдобавок конечно питается исключительно деньгами. Пишущая машинка, которую, помнится, оставил с наполовину отпечатанной страницей, одета в чехол и выставлена на подоконник. Неизвестно куда делись пачки сигарет, да большая, «семейная», коробка спичек… Вообще-то, натуральное хамство и невоспитанность. Эта бесцеремонная и забавная далеко пойдёт, одним словом.

– А вы нам покажете, чем рожь от пшеницы и ячменя отличается?

– Ух ты! –  Невольно восхитился Санька в дверях, прервав своё уважительное молчание. –  И такие бывают! А чем трактор от комбайна хотите?! Или жатка от мотоцикла, а дизель от карбюратора?! Могу на пальцах!

– Покажем-покажем! Всё покажем! И как захотите! – Весело обещал, продолжая своё сольное выступление завсельхозотделом, рисуясь уж совершенно мужественным барбосом. – Главное, чтоб вы усвоили все мои показы! А также уроки. Вот, например… Всем слушать сюда! Например, говорю! Вся наша жизнь, действительно, очень интересна, как исключительно тонко подметила Леночка. Сегодня, в частности, мы всем отделом должны провести операцию под кодовым названием «Сливки». Вас вовсе не случайно к нам на усиление кинули, уверяю. Так что, девочки, вы сегодня с корабля на бал. Первый день своей преддипломной практики вы запомните на всю оставшуюся жизнь! Правда, Витёк?!