Однажды безумная и неудержимая жажда власти ослепит глупца,

и из пламени братоубийства и предательства появится искра, оживит она образ грозного всадника.

В гневе всадник помчится пылающей звездой и всех яростно, кто встанет перед ним, он умертвит своей рукой.

В его сердце струится пылающая кровь и горит она, и спалит дотла все, если не укротит его ярость белая богиня, что сияет как луна.

Номеномус Шедохана.

Пророчество Эревы. Стих 24.

Есть такое знаменитое выражение, которое звучит так «Все, что нас не убивает, делает нас сильнее» и, на мой взгляд, тот, кто это сказал либо не сталкивался ни с чем серьезным в своей жизни либо попросту не знал, о чем говорит. Я думаю, что то, что нас не убивает, делает нас слабее и уродливыми внутри, калечит нас, делая уязвимей ко всему остальному. Мы становимся несчастней, чем были до этого, а возможно это я ошибаюсь, не знаю. Быть может, это со мной что-то не так и вместо того, чтобы стать сильнее после всего, что со мной произошло, я стал только озлобленней на всех и вся…не знаю…

– Дарий?

– Ааа… прости, задумался, – очнувшись словно ото сна, слегка растерянно откликнулся я, после того как минут пять лежа смотрел на звезды.

– О чем?

– Да так, вспомнил кое-что, да и мысли разные накатили, – ответил ей я, а после чего убрал прядку волос, что упала ей на лицо из-за легкого теплого ветра.

И стоило мне на несколько секунд отвлечься от ее красивых глаз на прядь, а затем вернуться к ним обратно, как я околдовался… вновь. Из-за того, как она смотрела на меня… то есть с какой лаской и… и любовью!? Ее взгляд приятно пронзал меня насквозь необъяснимыми мурашками, что разбегались по моему телу словно прилив легких и нежных волн, а в груди появлялось странное чувство что… что… не знаю как описать это. Словно невидимая рука пытается удержать сердце, что вот-вот вырвется из груди от невыносимости больше быть там в одиночестве. И я замер, не в силах оторваться от ее чудесного взора. Да чего там, я дышал-то через раз, боясь, что спугну происходящую магию, волшебство, называйте, как хотите, но происходящее было ничем иным как прикосновением высшего, чего-то великого и могущественного, чего-то, что я не мог понять до конца или увидеть, но я знал и знаю, что это была она… любовь. Да, это без сомнений была она, это было ее прикосновение.

– Расскажешь или как? – мило улыбнувшись, спросила она, оперевшись подбородком на свои руки.

– Я люблю тебя, Кайя! – сказал я ей, не сводя с нее глаз.

– А я люблю тебя, мой милый Дарий, – ответила она мне, расплывшись в еще большей улыбке, а после поцеловала меня. – Если ты так пытался улизнуть от моего вопроса, то у тебя получилось, ибо я не помню, что спрашивала у тебя до всего ЭТОГО.

– Ты спросила меня, о чем я думаю и я ответил тебе…

– Ну, знаешь ли… это слишком мило… – сказала она, чуть отвернувшись от меня, незаметно стирая слезинку, что проскользила по ее лицу.

«ЖЕНЩИНЫ!», – тяжело вздохнув, подумал я, а затем сказал ей: – Ну, так это правда.

– Мхахх, – произнесла она странный, но с тем же и забавный звук, как если бы она хотела засмеяться, но при этом плача, – я сейчас разрыдаюсь…

– Ну прости, не думал, что мои слова настолько ужасны, пожалуй я больше никогда их не произнесу… – довольно театрально произнес я голосом, полным трагичности.

– Нееет, глупый, я… я хотела сказать, что все что ты сказал было очень мило, и это растрогало меня до глубины моего черного сердца.

– Как бы все, что я сказал, не выглядело глупо или же наоборот серьезно, я просто сказал то, что чувствую к тебе… А, и перед тем как ты задала мне свой вопрос, я думал о времени.

– О времени? – с удивлением переспросила она.

– Да о нем, ну то есть… вот, к примеру, посмотри на звезды, Кайя, их свет мы видим сейчас, хотя в действительности они уже может и погасли давным-давно, а мы видим их далекий свет только сейчас. Я хочу сказать, что мы смотрим на прошлое в настоящем или… я не знаю как это выразить… я… я запутался, – сказал я, чувствуя себя дураком.

– Это очень необычный, но с тем же интересный пример, Дарий, я приятно удивлена ходом твоих мыслей, – тут же ответила Кайя мне, нежно проведя ладонью по моему лицу. – Я считаю, что слово время, как и его понятие слишком поверхностное для всего этого. Но в целом ты прав, мы действительно наблюдаем прошлое в настоящем и это очень необычно, твои слова верны, но и с тем же бессмысленны, потому как для нас с тобой их далекий свет это настоящее, а для звезд далекое, далекое прошлое, разбавленное годами домыслов и несбывшихся надежд. И со временем ты начнешь воспринимать их далекий свет иначе, потому что осознаешь, что одна вещь остается всегда неизменной, не взирая ни на что – прошлое это прошлое, мой милый Дарий. А вообще я считаю такие мысли очень интересными, но и с тем же опасными…

– Опасными? Ты это серьезно?

– О да, мой милый Дарий, размышляя над будущим или прошлым, мы забываем простую истину, что мы существуем здесь и сейчас, и от наших помыслов ничего не изменится, мы лишь мучаем сами себя и только. Так что не заостряй свое внимание на времени, а лучше сфокусируйся на настоящем, на том, что я тут рядом с тобой, на том, что происходит или не происходит прямо здесь и сейчас, – сказала Кайя очень томным голосом, пошагивая пальцами руки, по моему животу, спускаясь все ниже и ниже.

– Знаешь, мне сегодня приснился очень странный сон! – сказал я Кайе, чтобы отвлечь ее от того к чему все явно шло, ибо это был бы уже третий раз за сегодня когда я… ну в общем у меня и после второго-то раза довольно побаливал ааа… орган, а разговоры про сны всегда отвлекали ее от происходящего. Наверно это было связано с тем, что она не могла видеть сны, потому что не спит и вовсе, так что для нее это было, скорее всего, как прикосновение к чему-то неизвестному, недосягаемому, к чему-то такому, на что она при всей своей мощи была не способна.

– Странный? – тут же остановив свой пальчиковый марш, спросила она, замерев.

– Да, именно странный, пожалуй, один из самых странных, что я видел за свою жизнь, – ответил ей я и замолчал, ожидая ее дальнейшей реакции.

– Ну же, рассказывай, чего замолчал?! – тут же взорвалась она, смотря на меня горящим взглядом.

– Я не знаю, как начать он очень, просто очень странный и я боюсь, что он покажется тебе глупым, – неловко ощущая себя от мысли, что мне придется озвучить свой сон, метался я.

– Так, Акимов!

– Вот оно как! Фамильничаем значит? Так и знал, что зря я тебе рассказал… а знаешь что Адамовна…

– О нееет, нет, не говори так больше! Звучит просто ужасно, – сказала Кайя, засмеявшись возмущающимся и диким смехом.

– Так ты мне выбора не оставила. Ты загнала меня в угол, – ответил я ей, тоже смеясь. – А что, по моему скромному мнению «Всадник Кайя Адамовна» не так уж и плохо звучит…

– Скажешь так еще раз, смертный, и я…

– Кайя Адамовна… – быстро произнес я шепотом, смотря на нее чуть прищурившись.

– Ну все, ты напросился! – сказала она впившись в мои губы, попутно взобравшись на меня сверху.

Ну и, в общем, после очень продолжительного моего «наказания» я оказался просто напрочь обессиленным, жадно хватая воздух ртом, но при этом всем чертовски довольным и расслабленным.

– Слушай, а почему вас назвали Всадниками, у вас и лошадей то нет, – и как только я спросил, она тут же засмеялась.

– А с чего это ты решил спросить меня об этом сейчас, случайно не из-за позиции наездницы, в которой я была?