«Бомбардир Михайлов» успевал повсюду. Он стрелял и с корабельных пушек, и с тех, что находились в траншеях. Иной раз его видели у самых стен крепости. Узнав об этом, его сестра Наталья Алексеевна пишет брату, чтобы он «воевал осторожнее и не шёл под самые выстрелы». Пётр шутливо отвечает ей: «По письму твоему к ядрам и пулькам близко не хожу, а они ко мне ходят. Прикажу им, чтоб не ходили. Однако, хоть и ходят, только по ся поры вежливо».

До штурма Азова дело не дошло. Блокада оказалась настолько крепкой, что осаждённые, не выдержав её, сдались.

Москва встречала победителей торжественно, с колокольным звоном. Колонна пеших воинов и конных двигалась через всю столицу. Триумфальная арка высотой десять метров была разукрашена картинами, изображавшими осаду крепости. Были на арке и забавные надписи в адрес турок: «Ах, Азов мы потеряли и тем бегство себе достали».

Тем не менее Пётр понимал, что Россия хотя и вышла к морю, но державой морской не стала. Лишь на один поворот сработал азовский «ключик». А Чёрное море со своими проливами к Европе за турками осталось. За него ещё ой как побороться надобно. Мир с Турцией заключён не был. Однако для Боярской думы Пётр составил записку, в которой предлагал заселить Азов стрельцами, а также начать постройку нового флота. Дума решила направить в Азов три тысячи стрельцов с семьями, а о флоте торжественно и коротко постановила: «Морским судам быть».

Но флоту нужны были офицеры, которые могли бы грамотно управлять кораблями, а большим верфям – опытные судостроители. Пётр приходит к выводу, что в Европу необходимо послать русских людей для обучения военно-морскому делу и кораблестроительному.

2 марта 1697 года из Москвы выехало в европейские страны Великое посольство. Будущих учеников в нём насчитывалось 35 человек. Из них 23 были княжеского титула. Ой как не хотелось боярским детям менять беспечную, вольготную жизнь на поездку в неведомые края, где придётся им брать в руки топор, молот и пилу или сидеть с непонятными книгами, разбираться во всём – что да как.

– Батенька, – умоляли некоторые из них, – упроси государя, пусть заместо меня кого другого возьмут.

Но прошло время, и многие из них стали отважными, славными капитанами.

Среди задач посольства была и такая – нанять для русского флота матросов, офицеров, купить пушки, ружья, инструменты. Ехали с посольством и дипломаты: имел Пётр тайную мысль – переговорить с монархами и правителями западных стран о союзе против Турции. Были при посольстве переводчики, повара, лекари, священники, охрана. Словом, выезжало за границу одновременно более 250 человек. В тысячу саней протянулся караван.

А ещё числился в Великом посольстве урядник (младший чин у казаков) по фамилии Михайлов. Все знали, что это не кто иной, как государь Пётр Алексеевич, пожелавший держаться за границей вольно и неприметно, хотя не всегда это ему удавалось. В ранге первого посла был определён Франц Лефорт – швейцарец, давно живший в Москве, с которым Пётр дружил и которому во всём доверял.

Оказавшись за рубежом, «урядник Михайлов» не упускал случая, чтобы не узнать что-либо новое, интересное. Он бывал в разных мастерских, кузницах, на заводах. Ему нравилось в Голландии смешаться с мастеровыми, надев, как и они, красную байковую куртку, холстинные штаны и войлочную шляпу. К знакомому амстердамскому бургомистру, который не раз ездил в Москву, он обращается с просьбой:

– Устрой меня плотником на самую крупную верфь.

– Она принадлежит Ост-Индской компании. Сейчас там закладывают стопятидесятипушечный фрегат. Начнётся трудная работа. На сколько тебя устроить: на неделю, на две?

– Гляди! – Пётр протянул ему руки с мозолями на ладонях. – Хочу поработать от закладки до спуска.

Вместе с Петром на эту верфь устроились ещё десять учеников, и среди них ближайшие сподвижники царя – Александр Меншиков и Гавриил Головкин. Когда корабль был спущен на воду, корабельный наставник Петра Клаас Поль выдал ему такой аттестат: «Означенный мастер Михайлов, он же урядник, был прилежным и разумным плотником, а также хорошо показал себя в связывании, заколачивании, плетении, конопачении, стругании, буравлении, распиливании, мощении, смолении. Добрый и искусный плотник помог в строительстве судна «Пётр и Павел» от закладки до его окончания». А ещё там было сказано, что Михайлов изучил «корабельную архитектуру и черчение планов» столь основательно, «сколько сами разумеем». Всю жизнь царь гордился этой бумагой.

В Европе Пётр I познакомился с учёными, изобретателями, известными мастерами своего дела. В Лондоне он уговорил математика Фергарсона переехать в Россию.

– Что я там буду делать? – спросил англичанин.

– Преподавать в Навигационной школе, а затем мы откроем Морскую академию.

В Дрездене он подолгу останавливался в залах математических и ремесленных инструментов. Он научился делать компасы, вытачивать сложные детали на токарном станке, гравировать на медных пластинах…

А вот что касалось планов найти союзников в борьбе с Турцией, то тут Пётр потерпел неудачу. Бранденбургский курфюрст Фридрих III дал согласие на военный союз с Россией, но не против Турции, а против Швеции. В Голландии русские послы четыре раза встречались с правительством по турецкому вопросу. Но голландцы каждый раз вежливо отказывали в помощи.

В Вене у австрийского императора Леопольда Петру дали понять, что мир с турками для Австрии важнее, чем война. При встрече с саксонским курфюрстом Августом II (он же и король Польши) выяснилось, что общий неприятель у Петра и Августа только один – Швеция.

Всё это привело к тому, что русский царь решил добиваться выхода к морю не на юге, а на северо-западе. Тем более что земли в той части Балтийского моря ещё в давние времена были русскими – принадлежали древнему Новгороду (Карелия, Ижора, устье Нарвы). Однако, прежде чем начать войну со Швецией, России нужно было обезопасить свой юг – заключить мир с Турцией. Наконец 3 июля 1700 года необходимое мирное соглашение состоялось, и уже в сентябре того же года пушки Петра начали обстреливать шведскую крепость Нарву (древнерусское название – Ругодев).

Осада и поражение под Нарвой стали хорошим уроком для Петра. У русского царя было примерно в пять раз больше войск, чем у шведов. Но какие это были войска! Плохо обученные рекруты даже не всегда понимали, чего от них хотят командиры. Да и самих офицеров в русской армии не хватало. Во главе армии Пётр поставил австрийского генерала Фон де Круи.

Низкая боеспособность армии начала проявляться сразу. Обстрел крепости быстро прекратился: оказалось, не подвезли пороха, ядер и бомб. Выстрелы раздались лишь из крепости, и русские терпели потери: бомбардиры у шведов были меткие. Осада приняла вялый характер. Пётр уехал на переговоры в Новгород к своему союзнику Августу II. Зато к Нарве в спешном порядке успел подойти с подкреплением шведский король Карл XII. Он сумел быстро окружить расположение русской армии и начать атаку.

Де Круи не владел русским языком. В напряжённый момент боя генерал попадал в нелепое положение.

– Стрелять картечью, – распорядился де Круи, увидев шведов.

Но как понять этот приказ, когда у пушек не было зарядов?

– Держать левый фланг! – кричал генерал по-немецки, но там была река. В русской армии началась сумятица.

– Немцы нам изменили! – шумели солдаты.

Конники Шереметева кинулись вплавь через Нарву. Во время переправы погибло более тысячи человек. Пехота из дивизии Головина бросилась густой толпой к мосту. Он рухнул. Погибель нашли себе сотни солдат. Генерал и иностранные офицеры без лишних проволочек сдались.