– Ты сума сошел? Если ты будешь с ними разговаривать, они точно меня не отпустят! Отец начнёт снова говорить, что вместо учебы я в декретный отпуск уйду! – замахала руками Элина и принялась усиленно протирать очки.

– Считай, что сегодня – лучший день в твоей жизни! – уверенно заявил парень. – Идем к тебе, будем разговаривать с родителями!

– Нет! – твердо ответила Элина.

– Да! – улыбался Эдкевич.

– Нет! – уныло тянула свое Элина.

– Да! И не спорь, иначе за ужин и такси ты сама будешь платить! – хитро прищурился Эдкевич. Элина напряглась.

– Вчера стипендия пришла, я и сама за себя заплатить могу! – фыркнула девушка.

– Хорошо! Ты победила. У меня деньги на телефоне закончились, дай, пожалуйста, свой, я парням в общагу позвоню, попрошу воду на пельмешки поставить, – Сергей искренне вздохнул и протянул руку.

Элина, не подозревая ничего плохого, тут же дала ему телефон, а коварный Эдкевич… набрал номер ее мамы. Девушка вскочила, попыталась выхватить аппарат из его рук, но он лихо уклонился. В общем, минут пять они бегали один от другого по залу, как кошка с мышкой, пока парень не укрылся от девушки в мужском туалете. Элина решила, что для нее настал личный и окончательный конец света, с этой самой минуты родители совсем не спустят с нее глаз и никаких свободных часов вне дома у нее больше не будет.

А Эдкевич, тем временем, представился председателем профкома университета и рассказал о том, что группа активных студентов, в число которых входит и Элина, собирается в многодневную вылазку на природу. Это будет такой экологический маршрут, в программу которого входят конкурсы, уборка мусора, курс выживания в лесу. Акция поддерживается ректоратом и преподавательским составом. Учеба у старшекурсников начинается с середины сентября, поэтому занятия студенты не пропустят. Ну и так далее и тому подобное. Эдкевич соловьем разливался. Наконец, закончив разговор, он вышел из туалета. Элина, со слезами на глазах, выхватила у него аппарат и заявила, что больше не хочет с ним общаться.

– Тебя мама отпустила, – с улыбкой на лице остановил девушку Сергей.

Немая сцена. А потом… Потом она завизжала от радости на весь «Имбирный пряник». Эдкевич рассказал о подробностях разговора и добавил, что любит горячий глинтвейн и пломбир с шоколадной крошкой. Впрочем, за добрую весть и помощь в таком тонком деле, как разговор с ее родителями, Элина была готова заказать ему любые «вкусняшки». Себе она взяла кружечку имбирного чая и еще около часа они обсуждали предстоящий поход. Для девушки эта перспективная поездка была неожиданным и новым событием в жизни…

Могильников…

Господин Могильников после инцидента со стрельбой в центре города был предварен в отдел полиции и помещен в камеру временного содержания. Ничего серьезного ему не грозило – просто капитан Дубанько решил на сей раз немного приструнить своего старого знакомого, ведь подобные выходки тот позволял себе не впервые. В тот день по нелепой случайности в камеру снова угодил пьяный Эскимос – доктор наук Милош Аскольдович, за дебош, устроенный в контактном зоопарке – он подрался с бараном и украл мадагаскарского таракана.

У Могильникова желания разговаривать с подозрительной личностью не было никакого, как, впрочем, и с другими людьми. Ему комфортно жилось на работе с молчаливыми клиентами. Эскимос предпринял попытку познакомиться с сокамерником, но Олегу Уюковичу стоило издать свой фирменный «замогильный» рык, как доктор наук испуганно замолк. Но спустя минут пятнадцать, заговорил сам с собой. Ворчал, что устал от преподавательской деятельности. Еще больше устал от таких студентов, как Дарьян Покровский.

Могильников, который многие годы думал, что сын его, по воле отчима, живет где-то на краю Земли, услышал имя… своего сына. Он тут же подсел к Эскимосу на лавку.

– Не ешь меня! – заныл дед. Могильников опешил, но все же попытался наладить контакт с испуганным мужичком. В конце – концов, ему это удалось. Но когда начал расспрашивать Эскимоса о Дарьяне, тот снова напрягся и назвал Олега Уюковича педофилом. От бессилия Могильников снова зарычал, чем еще больше напугал бедного доктора наук, тот забился в самый угол.

– Мы что, патологоанатомы, все такие страшные? Это мой сын! – буркнул он и достал фотографию, которую всегда носил с собой в бумажнике. Если быть точнее, то это были два фото, склеенные между собой обратными сторонами. На первой – Дарьяну четыре годика. На второй – двадцать лет. Могильников показал фотографию Эскимосу, спросил, не об этом ли студенте он только что говорил? Тот нервно сглотнул слюну, посмотрел и боязливо кивнул головой. На минуту в камере стало светлее – это в душе улыбался патологоанатом, а с виду даже бровью не повел. Около часа он расспрашивал преподавателя о Дарьяне. Узнавал, как тот учится – любые подробности, которые были известны Эскимосу. После вежливо попросил не сообщать сыну об их разговоре, так как считал, что тот не должен знать, что его настоящий отец рядом и что он жив… А чтобы доктор наук все-таки не проговорился, он наклонился к уху собеседника и шепотом сообщил, что людей, которые умеют потрошить других людей, обманывать не рекомендуется. И зарычал… Эскимоса ждала кошмарная и бессонная ночь. Впрочем, не спал и Могильников, он снова и снова мысленно возвращался к сыну.

Утром Олега Уюковича, выпустили из каталажки. На работе он был крайне невнимателен. Проведя двадцать три года вдали от сына, полностью лишенный возможности хотя бы видеть его, он вдруг узнал, что тот совсем рядом. Из-за переживаний у него то скальпель из рук выпадет, то бутерброд маслом вниз упадет, то яблоко под стол укатится. Могильников, как и многие патологоанатомы, мог обедать в присутствии своих непосредственных клиентов, но, если еда упала на стол, тем более, на пол – все, есть ее нельзя! Можно подхватить инфекцию, а заболеть и умереть, чтобы стать клиентом другого патологоанатома – этого он себе позволить не мог!

Хорошо еще, что в этот день работы было немного. К обеду Могильников сидел в углу раздевалки для сотрудников, пил разбавленный спирт и разбирал «бардак» в своей голове. После полудня привезли еще одного клиента. Причем привезла, почему-то, полиция. Его внесли в морг, положили на стол, перекрестились и направились к выходу. На вопросы врача господа полицейские не реагировали, один только выдавил из себя: «Так положено!». Могильников разозлился. И это страшное зрелище, полицейским не позавидуешь…

– Стоять! – взревел патологоанатом. Сопровождающие замерли, как оловянные солдатики и повернулись.

– Мы, в общем-то, при исполнении, гражданин! – как-то робко сказал один.

– А я патологоанатом и у меня скальпель в руках. Кто это? – уже спокойно, но все так же сурово, спросил Олег Уюкович.

– Нашли труп в фонтане. Дубанько сказал, к вам сразу везти, – ответил полицейский.

– Дубанько? А что скорая? – удивился Могильников

– Ничего не знаем. Можно мы пойдём? А то страшно тут у вас, – произнес полицейский, и они с коллегой вылетели из помещения.

Патологоанатом присмотрелся к телу – вроде похож на деда-преподавателя, с которым он вчера в камере разговорился… Но этот весь то ли в грязи, то ли в саже. На шее татуировка – «супердед». Алкоголем тянет – за версту. Дыхание отсутствует. Пульса нет. Могильников вздохнул. Тяжело вздохнул. Так тяжело, что даже зеркало у раковины не выдержало нагрузки и треснуло. Повернулся к столу с инструментами, надел перчатку. Повернулся обратно – тела на столе нет. Простой смертный страшно бы перепугался, побежал бы за экзорцистом, ну, или за священником. Но не Могильников. Он зевнул, сделал пару глотков из фляги, вытянул из кармана пакет с бутербродом, достал его, съел, снова зевнул и потянулся, а затем отправился заниматься своими делами, словно трупы у него не первый раз сами по себе пропадают. По пути зашел в ординаторскую, чайку выпить и увидел, что «мёртвый» гражданин сидит возле фляги с водой и поглощает жидкость огромными глотками.